Дата 26 апреля 1986 года стала трагической для Украины. Авария на Чернобыльской АЭС – крупнейшая из всех аварий, происходивших на атомных станциях – принесла горе и страдания во многие семьи, причем не только те, что проживали в непосредственной близости от нее или в близлежащих районах.
В не меньшей степени пострадали и семьи людей, которые были направлены в зону ЧАЭС для работы по ликвидации последствий аварии. Мы попросили поделиться своими воспоминаниями о работе в Чернобыльской зоне врача Олега Александровича Костюченко – человека, который в 1991 стал одним из организаторов бердянской городской организации «Союз Чернобыль», ее председателем с 1991 по 1999 годы.
– Олег Александрович, как Вы стали ликвидатором аварии на ЧАЭС? Когда и как попали в зону Чернобыля?
– В то время я возглавлял отделение «Скорой помощи». Буквально через несколько дней после аварии на ЧАЭС в соответствии с распоряжением облздравотдела из бердянских медиков: врачей, фельдшеров, медсестер – были сформированы медицинские бригады и направлены для оказания помощи пострадавшим. Но работали они в 1986 году, 5 бердянских бригад, не в самой зоне Чернобыля, а в соседнем Полесском районе и поселке городского типа Полесье. Совершенно иначе все сложилось год спустя. Когда в августе 1987 г. поступило новое распоряжение облздравотдела на формирование медицинских бригад для работы в Чернобыльской зоне, добровольцев среди врачей «Скорой помощи» уже не нашлось. Узнав об этом, главный врач горбольницы Николай Кожанов был достаточно резок: «У тебя нет врачей для отправки в зону ЧАЭС? Значит, поезжай сам!» Уже 8 августа группа из 12 бердянских медиков, во главе которой поставили меня, отправилась в Запорожье, оттуда, соединившись с коллегами со всей области, на «Икарусе» мы отправились в Киев, затем в Припять. Около 11 часов вечера 9 августа мы подъехали к пропускному пункту, а уже на следующий день началась работа. Мы с фельдшерами Аллой Утиной и Ларисой Чугуевой, а также местным водителем составили бригаду «Скорой помощи». Жили в 4-комнатной квартире. Питались по 2 категории в «кормушке» – так называли столовую на 10 тысяч человек. Работы было много. За месяц 4 бригады «Скорой помощи» совершили более 900 выездов по вызовам. Сталкиваться приходилось, конечно, и с простудными заболеваниями, но большая часть вызовов была связана с инфарктами, гипертоническими кризами, прободными язвами и т. д. Таких больных мы вывозили из зоны ЧАЭС в Иванково – за 60 километров. А побывать пришлось практически везде. Даже на 4-й энергоблок выезжать приходилось. Кстати, как раз по пути на этот вызов у нас произошло ЧП. Во время взрыва дорогу на 4-й энергоблок засыпало графитом. Убрать все это было невозможно, потому ее фактически похоронили под слоем песка, сделав объездную дорогу. Но наш местный водитель решил, что проедем. В результате застряли в песке и не могли выбраться минут 20. А рядом с тем местом, где застряли, специальный знак стоял, на котором ежедневно указывался уровень радиации в этом месте. В общем, схватили мы тогда радиации столько, сколько, вероятно, за весь месяц работы в зоне ЧАЭС не получили.
– Ну, вы, наверное, после такого дежурства водкой вынуждены были лечиться. Говорят, лучшее средство от радиации.
– Ничего подобного. На самом деле в то время в Чернобыльской зоне был чуть ли не сухой закон. Если кого-то ловили пьяным, то тут же отправляли домой, как говорится, с «волчьим билетом». На КПП всех тщательно проверяли. Если находили спиртное, то заставляли или выпивать его тут же, или выливать. Не стану скрывать, что во время выездов за территорию 30-километровой зоны, как правило, в Иванково, мы приобретали по заказу коллег и провозили спиртное. Но при всех наших хитростях провезти больше 1-2 бутылок не удавалось. К тому же расхожее мнение о том, что алкоголь – лучшее лекарство от радиации, является не совсем верным. Уже значительно позже, попав на одну из научных конференций по радиации, услышал утверждение ученых, что вывод полученных радионуклидов из организма возможен при употреблении 3 литров чистого спирта. Представляете, сколько это надо водки выпивать после каждого облучения. Сами понимаете, что такое количество алкоголя никому не осилить.
– Олег Александрович, а что лично Вам больше всего запомнилось, что больше всего удивило?
– Больше всего удивляла величина растений и их плодов. Представьте себе: стоит обычный частный дом, а вокруг него – настоящий лес из бурьяна, достигающий крыши. А яблони с яблоками величиной с голову младенца? А грибы? Я сам с Сумщины – разные грибы повидал, но таких великанов не видел нигде и никогда. Кстати, среди коллег из Запорожья был один заядлый рыбак и грибник. Так он собирал эти грибы, ловил там неестественно огромную рыбу и ел все это. Надо сказать, что такая беспечность, такое несерьезное отношение к радиации и собственной безопасности обошлось ему дорого. Буквально через 3 месяца после возвращения из зоны ЧАЭС он умер. Ну, и страх запомнился, который просто влез в сознание. В зоне ЧАЭС все дороги и тротуары для того, чтобы смыть с них радиоактивную пыль, постоянно поливались. Потому по обочинам, по газонам там никто не ходил. И вот, вернувшись домой, во время прогулок с внучкой я еще долгое время бросался к ней, когда видел, что она сошла с дорожки на траву. Ну и болячки, большинство из которых – следствие работы в Чернобыльской зоне, не дают мне забывать о том этапе моей жизни.
– Олег Александрович, вы были первым председателем городского отделения организации «Союз Чернобыль». С какими сложностями Вам пришлось столкнуться, занимая этот пост, и как вы можете оценить действия государства в отношении ликвидаторов аварии на ЧАЭС?
– Начну с конца. Знаете, я считаю, что государство относится и к нам, и к ветеранам войны, и к афганцам одинаково: власти вспоминают о нашем существовании один раз в году – в преддверии определенной даты. А это совершенно неправильно. Это же было основной проблемой в моей работе на посту председателя городской организации «Союз Чернобыль». В 90-е годы как раз проходил процесс переоформления документов и присвоения статуса ликвидатора аварии на ЧАЭС – так такую бюрократию и бумажную волокиту развели, что в бумажках можно было утонуть. Например, для присвоения статуса ликвидатора люди должны были предоставить командировочное удостоверение со всеми печатями. Как вы думаете, многие ли годами хранили эти удостоверения? Конечно, нет. В учреждениях, которые отправляли в командировку ликвидаторов, к тому времени уже вся документация была сдана в архив, и хорошо, если эти папки не были сданы по тогдашней моде в макулатуру. Мне лично пришлось убить целый день, чтобы найти в архиве документы нашей группы. И примеров такого бездушного отношения государства к людям, которые ценой своего здоровья, а многие и ценой жизни, ликвидировали последствия аварии на ЧАЭС, более чем достаточно. Автор: Владимир ДЕМИН По материалам сайта http://vesvladivostok.ru