Из поколения двадцатых

Меню сайта

Категории раздела

Фантастика [66]

Курьезы из истории [588]

Наша история [1403]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Мифы и реальность » Наша история

Из поколения двадцатых

Мария Ильинична Мартынова родилась в далеком 1920 году в деревне Подсосонье Барловского сельсовета. Затем семья переехала на хутор Колчеваха, о котором и сейчас, многие годы спустя, она говорит с теплом и любовью: ''Как же там было красиво: река, озеро, лес, кругом сенокосы, а по берегу озера черемуха, как венок, в воде отражается. И аромат, соловьи, песни, гармошки…" Память сберегла то далекое юное счастье, хотя судьба Марии Ильиничне выпала не из легких: довелось познать и голод, и нужду, и боль от потери близких. Война началась для нее еще до Великой Отечественной, в 1939 году, когда в боях на озере Хасан погиб старший брат. А в 41-ом она проводила на фронт мужа, оставшись одна с маленькой дочкой на руках. Пережив ужасы оккупации, после освобождения устроилась поваром в военный госпиталь, который находился в Ново-Бридине. Работать приходилось по 48 часов, ведь раненых было очень много, и они все прибывали. Тогда же Мария Ильинична стала донором, не задумываясь, сдав свою кровь для спасения жизни раненого бойца.

…А писем от мужа все не было. Первая весточка пришла уже после войны, из госпиталя. Из нее Мария Ильинична узнала, что после ранения муж попал в плен, был отправлен в Германию, четыре раза пытался бежать, но каждый раз его ловили и избивали до полусмерти; удалась лишь пятая попытка. Домой муж вернулся больной и слабый, долго лечился, а она, чтобы прокормить семью, работала грузчицей на станции. Вообще, сколько себя помнит, она много трудилась, часто по совместительству - знала, что нужно выжить, и это давало силы.

Долгие годы Мария Ильинична жила вдали от Торопца: в послевоенное время судьба забросила на Западную Украину, затем, вслед за сестрой, она устроилась в Зеленогорске Ленинградской области. Сейчас в Ленинградской области живет дочка и внуки, а Мария Ильинична в 1989 году вернулась в Торопец. Ее не забывают: дочка, два внука и трое правнуков каждый год приезжают летом, к ее дню рождения, который в этом году станет 92-м в ее жизни.

Как участнице войны Марии Ильиничне Мартыновой за счет средств федерального бюджета в феврале этого года была выделена субсидия, по которой уже в начале марта для нее была приобретена в Торопце благоустроенная квартира. И это радует, государство о ветеранах заботится.

Замечательная память, которая хранит все пережитое, и у самой Марии Ильиничны. В 2009 году воспоминания М. И. Мартыновой вошли в сборник "Мы из поколения двадцатых", изданный Торопецкой центральной библиотекой. Сегодня мы публикуем отрывок из них:

"Живем, работаем, но уже ходят слухи, что будет война. И вот она началась. Слезы, горе… Весь день я собирала мужа в дорогу, ночь проплакали, утром он ушел. Я осталась одна с маленькой дочкой.

Наступил август, так было тепло, тихо. Помню, я занималась с дочуркой, и вот смотрю в окно: фашисты на мотоциклах, много-много. Они поселились в нашей деревне, но у нас в доме не останавливались, боялись партизан, ведь дом стоял на самом краю, рядом с лесом. Первым делом немцы поставили охрану у колхозных амбаров с посевным зерном. Потом стали уничтожать колхозных пчел, заливать их водой. Было 40 ульев, все растащили. В амбарах, что стояли на берегу реки, сделали колбасный цех. И вот наступил день, когда фашисты угнали наш скот прямо с луга, где он пасся. Держали мы двух коров, не стало ни одной. Это было большое горе, ведь в семье маленький ребенок, а молока нет. И вот я решила идти к фашистам просить, чтобы они вернули хотя бы одну из двух коров. О своем решении рассказала маме, она со мной согласилась. Я все обдумала, что фашистам сказать: мол, взамен коровы отдам теленка, поросенка, овцу с ягнятами и птицу - птицы у меня было много.

Наступил день, когда мы с мамой пошли в Ново-Бридино - там располагался немецкий штаб. Мы очень боялись, но выхода для нас не было. Заходим в штаб, в приемной наш русский переводчик спрашивает: "Что вы хотите?" Я ему объяснила, что, мол, так и так, надо, чтобы вернули хотя бы одну корову. Он пошел в другую комнату, потом вернулся и сказал нам прийти завтра. Приходим назавтра, вышел немецкий офицер, что-то сказал переводчику, и тот стал печатать какую-то бумагу. Потом подозвал меня, отдал эту бумажку. Переводчик объяснил, что взамен мелкого скота корову нам вернут и больше отбирать не будут. Потом он сказал что-то немецкому солдату с автоматом, который стоял у дверей. Солдат позвал нас, и мы вышли из штаба. Меня охватил ужас, я подумала, что ему приказали нас расстрелять. Но солдат вел нас с мамой к колхозным дворам, где были согнаны коровы.

Когда он открыл двери, перед нами открылась страшная картина: двор был весь забит отобранными у людей животными. Как только мы зашли, скот заревел страшным ревом, ведь уже трое суток они стояли голодные. Почти сразу у дверей лежала мамина корова, она нас узнала, хотела встать, но не смогла и упала. Я увидела, что там, где она привязана, выгрызено дерево: от голода коровы грызли доски. Я думала, что это моя смерть, так стало жаль животных. Но солдат спросил, наша ли это корова? Я показала: да… Он подошел, обрезал ножом веревку и отдал корову мне. Я стала ее выводить, она падала, поднималась, вся колотилась и дрожала, как лист. Потом, видно, животное поняло, что надо идти с нами, собралось с последними силами, и мы еле-еле отправились домой. Шесть километров мы прошли за шесть часов. Корова наша так хотела есть, что хватала землю…

Я помнила, что пообещала фашистам отдать мелкий скот. Но подумала, что этому не бывать, и решила весь скот ликвидировать. Так и сделала. Несколько раз потом к моему дому подъезжала большая крытая машина, но днем на дверях у меня всегда висел замок, и машина уезжала. Домой я с малышкой приходила только ночевать, и так со страхом жила, наверное, месяца два. Однажды ночью ко мне постучали в дверь. Я испугалась, подумала, что фашисты - а не открывать нельзя, все равно убьют. Спросила, кто там, в ответ тихо-тихо попросили открыть. Их было двое, остановились у порога, спросили, есть ли немцы. Я сказала, что у меня в доме нет, а в деревне много. Гости мои были одеты в гражданское, грязные, голодные, жаль до боли души… Спросили хлеба, я им подала два больших каравая и кусок сала, сказала, чтобы приходили еще. Это были партизаны, я потом часто пекла хлеб и отдавала им.

…Однажды я находилась дома, когда в комнату зашли два немца и с ними наш деревенский старик. Фашисты водили его с собой, заставляли рыться в сундуках. Зашел он и говорит: "Маня, прости, я не сам, меня бьют и заставляют…". Стали они рыться, нашли два кусочка туалетного мыла, положили в карман. Нашли кашне моего мужа, тоже забрали, один фашист набросил его себе на шею. Я подумала, какие они крохоборы. А потом немцы спросили, есть ли в доме спички. Я сказала, что нет, но спичек у меня в тумбочке было много. Немцы их, конечно, нашли; кладут в сумку и говорят по-своему, а сами смотрят на меня. Потом один из них подошел, взял меня за рукав, вывел в коридор и поставил лицом к стенке. Стою я с дочуркой на руках и понимаю, что это конец. Схватила дочку мертвой хваткой, прижала к себе, жду выстрела, а его все нет. Вдруг слышу возню, оглянулась: один наставляет автомат, а другой хватается за него, не дает нас убить. Оказалось, защищал тот, у которого на шее было кашне мужа моего. Другого, с автоматом, он вытолкнул из коридора, а меня толкнул в дом.

Приближался фронт, начались страшные бои, самолеты дрались в воздухе, все горело, в полнеба стояло зарево. Фашисты бежали большаком, это от нас в трех километрах. Мы боялись, что сожгут нашу деревню, но пронесло, затихло. На другой день пришли наши освободители. Как же мы были рады: обступили их, обнимали, целовали, плакали от радости". По материалам сайта http://vesvladivostok.ru

Другие статьи по теме:

Очень дальние предки