Большие постройки 1930—1940-х гг. — например, Библиотека им. Ленина, Концертный зал им. Чайковского, дома № 4, 6 и 8 на улице Горького, Театр им. Вахтангова на Арбате, многочисленные станции метро и высотные дома, о которых только что шла речь, — вряд ли были бы созданы, не будь за ними конструктивной и весьма убедительной идеи. Правда, всегда возникает вопрос: убедительной для кого и благодаря чему?
Разумеется, будучи нервами огромной страны, железнодорожные линии были и особенно чувствительны. По ним не только осуществлялась перевозка товаров — социальное брожение также пользовалось транспортными средствами. Железнодорожные рабочие составляли, вероятно, самую обученную и дисциплинированную фракцию пролетариата. Не случайно поэтому недалеко от Казанского вокзала находится Центральный дом культуры железнодорожников — рабочий клуб 1920-х гг.
В 1930— 1940-е гг. застройщики не отказывали себе ни в чем, чтобы отплатить старой столице — за счет Тверской, которая превратилась в роскошный проспект, носящий имя писателя, чувствительного к горьким сторонам жизни. Наверное, это было неизбежно: ведь Тверская ведет к средоточию власти.
Может быть, еще придет время, когда буржуазные «квартиры в старых домах» обретут прежний вид, освободившись от коммунальных коридоров, кухонь и коммунальной тесноты, и будут переданы тем, кто уже сегодня скупает старинную мебель, надеясь в конце концов получить возможность расставить ее в приличествующих ей помещениях.
Взглянем на великолепный макет монастыря в Новгороде: деревянные дома на обширной монастырской территории связаны друг с другом сетью бревенчатых настилов. Укрепление земли, фундамента здесь больше, чем где-либо еще, представляет собой искусственную предпосылку более высокой культуры. Осушение болота — первый акт культуры, когда другие народы уже обрели твердую почву!
Какой смысл может иметь роспись потолка в роскошно оштукатуренном помещении, изображающая небосвод, на которой современные летательные аппараты, молодой человек с велосипедом и музыканты, играющие на флейтах и гармониках, окружают греческий храм? Как связаны между собой комсомолец на велосипеде и греческий храм, аэроплан и флейтист?
Существуют, конечно, и другие источники, которые со временем можно будет, вероятно, назвать «хорошо информированными кругами». Однако в целом это вряд ли как-то меняет тот факт, что корреспондент в основном привязан к кадровому составу агентств и узнает общественность, которая в такой форме не существует, только со стороны. Творец общественного мнения — в стороне от мнения, не подлежащего публикации. В этом заключена какая-то аномалия.
Отклик на объявление первого открытого конкурса потрясает: было подано около 160 проектов, из них 24 от иностранных архитекторов. Но конкурс не был делом одних профессионалов: еще 122 проекта предложили заинтересованные любители, рабочие, служащие, свободные художники и безымянные бригады. Проекты были выставлены в августе 1931 г. и оценивались общественностью.
Эти люди живут не в Санкт-Петербурге, а в St.-Petersbourg. Разумеется, здесь есть русские имена, к примеру Дмитрий Модестович Резвой, но всегда транскрибированные и офранцуженные.
А вот пример того, что и взгляды на эпоху Сталина вполне могут быть неоднозначными. В поезде на Вену я оказываюсь в купе, где есть водка, сибирское сало и хлеб. Один из пассажиров, инженер из Омска, направляющийся в Киев, во время задушевного разговора достает из чемодана большой цветной портрет Сталина. Он сопровождает это действие хвалебной речью: вот в те годы небось города появлялись как из-под земли, а сегодня нет ничего подобного.
Высотные здания стоят на видных местах, они господствуют над окрестностями, как ранее крепости, воздвигнутые с учетом стратегических точек зрения: на возвышенностях (университет), на полуостровах, образованных поворотом реки («Украина»), в месте слияния двух рек (Котельническая набережная), на въездных воротах в город. То, что здесь Ломов и Бухарин, Ленин, он сам и Кржижановский. Сегодня в комнате под номером 305 разместилась финская фирма.
Какой вывод можно сделать из всего этого? Рабочие действительно превратили Трехгорную мануфактуру в революционную твердыню, на которую могли опереться большевики; именно они с присущими им организационным талантом и дисциплиной осуществляли первые меры по переустройству общества; берегли и предоставляли новой власти столь ограниченные в России резервы организационного и технического знания.
Никто не передал облик двух столиц с большим блеском, чем Гоголь в своих «Петербургских записках 1836 года» — к тому времени характер обоих городов в значительной степени сформировался. «В самом деле, куда забросило русскую столицу — на край света! Выкинет штуку русская столица, если подсоседится к ледяному полюсу!» — восклицает он удивленно.
Даты — как большая сеть, в которой переплелись жизни различных поколений и разные эпохи. Вот, например, гробница народника Ашенбренне- ра с датами жизни с 1842 по 1926 г. (Поблизости от монастырской стены, по-видимому, находится участок захоронения народников и старейшего поколения революционеров. Здесь похоронена и Вера Фигнер, гораздо более известная участница революционного движения, проведшая двадцать лет в Шлиссельбургской крепости.
Поздняя романтика, все еще мелодичная, намеки на солидную обстановку, среди которой протекала жизнь прежних классов, — вот к чему постоянно тянулся новый класс, вопреки представителям пролетарской культуры. Само название «дом культуры» намекает на осторожное отмежевание от пролетарского наследия. С третьим мельниковским клубом я познакомился благодаря генеральной репетиции пьесы Шукшина. Клуб завода «Каучук» — тоже в старом рабочем районе.
Эпоха застоя — время рождения безнадежных активистов и мировосприятия «лишнего человека». На кладбище можно найти немало примерно таких же дат жизни, как у Ашенбреннера, они символизируют поколение, которое могло рассматривать революцию как естественный конечный итог расходования своей жизненной энергии — либо как бесцеремонное извращение и крах своих надежд.
При взгляде с улицы нельзя понять, почему этот дом, первое общественное здание, спроектированное Ле Корбюзье, вызвал такой фурор. Непонятно также, почему круто и высоко вздымающаяся продольная боковая сторона так близко придвинута к улице, еще сильнее подчеркивая ее сходство с ущельем. Но замысел Ле Корбюзье не так легко постичь.
Экспонаты являли собой не выставку оригинальных ценностей, а предложение и возможность усвоить художественный вкус, это место в равной мере предназначалось как для учащихся академий, так и для публики — и образованной, и еще не обремененной знаниями.
Аргумент, будто понижение уровня грунтовых вод и характер почвы на набережной Москвы- реки не могли бы «выдержать» строительства такого масштаба, также представляется притянутым задним числом — как правило, статистика производит такие вычисления до начала строительства. Сомнительно, правда, чтобы эмпирические выкладки строителей произвели впечатление на покойного отца народов.
Вместе с Дягилевым и Бенуа Фомин еще может здесь без всяких «но» и «если» преклоняться перед московским классицизмом, и как ясно становится при этом, что от «Мира искусства» к двадцатым годам вел не один путь. Версаль, Пьеро делла Франческа, петербургская греза, Петергоф — это тоже часть наследства, которое переняли двадцатые годы, а не один только Малевич. Одно потрясение сменяется другим, заставляя забыть об усталости.