Трехгорка с ее 6 тыс. рабочих вполне характерна для московской промышленности и московского пролетариата. В Москве не было, в отличие от Петербурга, Путиловского завода, одного из крупнейших и современнейших машиностроительных заводов в мире. В Петербурге, позже Петрограде, две трети пролетариата составляли металлисты, и в городе были сконцентрированы 30 % металлистов. В среднем же в Петербурге на одно предприятие приходилось почти 1 ООО рабочих.
Скажу вкратце: приезжий не только знакомится с московскими музеями как с заповедниками, где сохраняется неукротимый пыл собирания и обучения, свойственный прошлым поколениям, — он пользуется возможностью и дает себя поучить самым приятным и предметным образом. Районы города тоже могут быть музеями под открытым небом. Старый Арбат разрезан пополам, как апельсин.
Менее чем через два года ее прервало нападение гитлеровских армий на Советский Союз — сталь, бетон и рабочая сила были нужны для более важных целей и направлялись в помощь фронту. От плана, однако, не отказались, только перенесли сроки его выполнения. До 1957 г. станция метро, расположенная поблизости от стройплощадки, называлась «Дворец Советов». В эти годы появились сомнения: главный застройщик умер в 1953 г.
Глядя на Сандуновские бани, пожалуй, не сразу и поймешь, что это такое: роскошный интерьер в богатом доме постройки 1894 г.; вестибюль весь в потускневшей позолоте, бирюзе и густой лепнине, по обеим сторонам поднимаются лесенки к круглой площадке; наверху у входа строгая кассирша за столом, где, вероятно, хранятся билеты и деньги.
Москва взяла реванш — но не факт, что самым удачным образом. Геометрию Петербурга не повторить с помощью Генерального плана реконструкции Москвы; классицизм может снискать успех разве что в виде неоклассицизма; Превратив Тверскую в улицу Горького, можно в лучшем случае перегнать, но не догнать Невский проспект. Это, возможно, звучит спекулятивно, если не парадоксально, но ведь и историческая ситуация была во многом парадоксальной.
Для меня вопрос стоит по-другому: как могут выносить свою жизнь люди, не признающие советскую действительность разумной? Как могут они выстоять перед лицом чудовищной громады действительности, хоть и не лишенной противоречий, но, тем не менее, довольно прочно утвердившейся? Как выдержать резкое расхождение между их жизненными стремлениями и тем, что допускает общество? Разве это не безнадежно и не ввергает в отчаяние?
Москва — это отсутствие целой эпохи столичной истории, несмотря на то что она оставалась негласной столицей и здесь короновался царь. Конечно, Москва богата достижениями абсолютизма, существуют в буквальном смысле «московское барокко» и тем более «московский классицизм», но лицо столицы определяют не они. Этот отрезок городской истории, его «тело» находится в другом месте — на Неве, где Петр Великий в 1703 г.
Убедительнее всего притязания столицы дают себя знать там, где в одном месте собраны три вокзала, — на Комсомольской площади, обрамленной с северной стороны Ярославским, с северо-западной — Ленинградским, а с южной — Казанским вокзалами. Замыкая площадь, возвышается гостиница «Ленинградская», возведенная в 1940-е годы.
Такова, например, Славяно-греко-латинская академия на нынешней улице 25 Октября, которую посещал сын архангельского рыбака Михаил Ломоносов. На нынешней улице Чернышевского существует богатая традициями Четвертая московская гимназия, в которой получили классическое образование пионер русской и советской авиации Жуковский и реформатор театра Станиславский.
К внутреннему двору дома Строгановского училища (посреди банковского квартала и Сити прежних времен) примыкает небольшая площадь с деревьями и площадкой для детских игр. Здесь постоянно царит тишина. Уличный шум лишь приглушенно доносится издалека. Таким образом, можно и внутри города быть защищенным от него. Подобные площади не планируются, они выросли сами.
Со стороны Красной площади кажется, что площадь из-за этого как будто «взорвана», нарушена ее замкнутость. Так как застройщикам того времени новшества обходились слишком дорого и более крупные шаги казались рискованными, в остальном они ограничились консервацией.
Аромат той эпохи — до большого пожара 1812 г. — овевает место, которое не случайно и по сей день является ареной великих и смущающих событий, — Колонный зал Дома Союзов, бывшего Благородного собрания (реконструировано после пожара). Зал этот излучает торжественность благодаря своим пропорциям и ослепительно-белым колоннам, он достаточно большой для общественных мероприятий и все же в должной мере камерный, чтобы не быть обычным официальным залом.
Еще одним открытием стали многочисленные церкви, многие из которых не используются более как дома Божьи. Зайдя в одну, я увидел, что она служит складом какой-то экспортной фирме. Над дверями еще сохранились надписи на церковнославянском языке. За конторкой у входа сидела привратница, будто собираясь взять с посетителей деньги за свечи, которые ставят верующие. Дальше в глубине, в собственно церковном помещении, виднелись штабеля.
Как-то вечером возле Павелецкого вокзала я наткнулся на особняк в русском стиле рубежа веков — красный кирпич за железной решетчатой изгородью, деревья. Вошедшего поражает уже вестибюль. Посетитель оказывается внутри неоготического интерьера, оформленного, правда, с русской красочностью. Это театральный музей имени Бахрушина. Алексей Бахрушин, отпрыск знаменитой семьи московских кожевенных фабрикантов, еще в 1894 г.
Существуют здания, которые отбрасывают свою тень, хотя так и не были построены. Открытый летом и зимой бассейн «Москва» на Кропоткинской набережной, почти в центре города, считается обычно (да на первый взгляд так и есть) пионерским новшеством в городской планировке, призванным, не вытесняя человека из каменного ландшафта, напротив, дать ему больше движения, природы, солнца, воздуха.
Для них, похоже, существуют только две структуры — центр и окраины. Но красная Москва — это и есть былые окраины. Уже наступила весна, город снова приобретает грязно-коричневый цвет, но теперь не то, что во время зимней оттепели, — скоро конец. Воды больше не видно повсюду, она стекает неведомо куда и испаряется на жарком солнце. Да и по людям в это воскресенье заметно, что им стало легче.
Он сидит на гранитной глыбе, наклонившись вперед, так что его нос кажется еще длиннее и придает лицу выражение полной подавленности и отчаяния. Этот Гоголь клонится отнюдь не от сознания своей силы. Памятник заслуживает внимания, ибо он и был «настоящим» памятником Гоголю до сотой годовщины смерти писателя в 1952 г.
Помимо очевидных различий: я пытаюсь сориентироваться в городе как отдельный индивид, я посещаю места, которые не считаются достопримечательностями, достойными экскурсий, и вообще начал со взгляда со стороны — мне представляется важным следующее. Официальная экскурсия — тоже форма ознакомления с историческим местом. Поиск genius loci1 рассматривается как нечто особенно содействующее формированию исторического сознания.
Возникает карта специализированных магазинов, перечисленных по алфавиту, — от торгующих дамским бельем, экипировкой для верховой езды, грибами и книгами до зоомагазинов и даже школы иностранных языков под названием «Берлиц». Приобрести можно всё.
Классический пример для каждого, кто не хочет заниматься напрасными поисками утраченного времени, — гостиница «Метрополь» на бывшей Театральной площади, ныне площади Свердлова — если угодно, «Белой площади» гражданского, светского, не священного назначения. Тому, кто входит в нее, нет нужды знать, что это здание, строившееся с 1899 по 1903 г., во время Октябрьских боев было опорным пунктом белых, что здесь несколько лет после 1918 г.