Важная информация

Существуют, конечно, и другие источники, которые со временем можно будет, вероятно, назвать «хорошо информированными кругами». Однако в целом это вряд ли как-то меняет тот факт, что корреспондент в основном привязан к кадровому составу агентств и узнает общественность, которая в такой форме не существует, только со стороны. Творец общественного мнения — в стороне от мнения, не подлежащего публикации. В этом заключена какая-то аномалия. А когда к такому корреспонденту попадает правдивая и важная информация, что он делает, если она влечет за собой опасность порицания? Как негласные ограничения действуют на выбор сюжетов, на установление приоритетов? Какая форма мышления вырастает из соприкосновения жажды новостей или даже вполне серьезной гласности с гласностью, чрезвычайно суженной? Какой устанавливается угол зрения на вещи: взгляд переместившегося в пространстве чужака или освоившегося на месте человека, который хочет сделать понятным для других то, чего нельзя понять извне? Как взаимно сглаживаются, притираются друг к другу противоположные воззрения, а может быть и мировоззрения, и что получается в результате? Возможно, такой образ мыслей, при котором настоящего антагонизма уже не может быть, который подсказывает, что всё нужно как-то сделать понятным, однако полное «проникновение» неосуществимо или осуществимо только ценой отказа от собственных взглядов.

Тот, кто хоть немного знает условия труда зарубежных журналистов, постарается избегать иронической или издевательской интонации.

Важные подъезды

Иностранец, уже довольно долго живущий здесь, как-то раз сказал мне: я приобрел здесь много друзей, а в моем возрасте их уже не так легко заводят. Поэтому я здесь и живу. Возможно, это более просвещенный, личностный способ мышления. Но если тот, кто лично чувствует себя неплохо, сталкивается с фактами (непосредственно его не касающимися, поскольку он благоразумно находится в стороне), которые противны самой его природе, сразу возникают проблемы. Как далеко вообще можно зайти в понимании другого, не уничтожая сущность собственной идентичности? Как далеко можно идти навстречу другой системе понятий и другому образу жизни, не уходя от себя самого?

В качестве ответа мне приходят на ум только слова Лютера: «На сем стою и не могу иначе». По мере того как незнакомый город становится для приезжего родным или чужестранец, по меньшей мере, начинает двигаться в потоке повседневности, всё подчиняется взгляду, который становится беглым. Вещи утрачивают свое сопротивление глазу, ускользают от него. Мерило снижения интенсивности вглядывания, которое, конечно, достигается ценой работы зрения и других порядком перенапряженных чувств, может заключаться в том, с каким интересом иностранец поначалу рассматривает черные таблички с золотыми буквами, надписями и сокращениями, встречающиеся едва ли не на каждой улице и размещенные перед более или менее важными подъездами, — до тех пор, пока не научится просто не обращать на них внимания.