Янис СТРАДЫНЬ: «Человек, умеющий читать, еще не ученый»

Меню сайта

Категории раздела

Бизнес-новости [504]

Бизнес и финансы [952]

Экономика [5601]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Бизнес » Экономика

Янис СТРАДЫНЬ: «Человек, умеющий читать, еще не ученый»

Наша справка

умеющий читать, еще не ученый» Мы продолжаем знакомить вас с мнением известных латвийских и зарубежных специалистов и политиков, которые опубликованы в изданной Балтийским форумом книге «Алиса в стране ЕС. Европейские диалоги». Предлагаем вашему вниманию фрагменты беседы автора издания Залмана Каца с Янисом Страдынем.

– Г-н Страдынь, я с огромным интересом и пользой для себя прочитал вашу академическую лекцию «Наука и ученый в истории Латвии». Как мне представляется, в ней содержится ключ не только к нашей беседе, но и к пониманию многого из того, что происходит в стране. Начну с цитаты из вашей лекции: «Мы говорим, что для создания Латвийской Республики, государства ХХ века, существовали две предпосылки: крах российской и германской империй и желание большинства латышской нации образовать свое независимое демократическое государство. Но ведь необходим был и третий фактор – достаточно значительный, квалифицированный, патриотически настроенный, интеллектуальный национальный потенциал. Его наличие в политической элите, народном хозяйстве, интеллектуальной сфере, в том числе и в науке. Если бы у нас не было хорошо образованных инженеров, врачей, хозяйственников, профессуры высшей школы, ученых в европейском понимании этого слова, вряд ли Латвия могла бы сформироваться как современное, отвечающее европейским критериям государство». Параллель с нынешним временем – возвращения в Европу очевидна.

– Без интеллектуального потенциала государство не может функционировать. Ученые Латвии активно участвовали в Атмоде – сломе прежней системы, но от сложившейся затем политической элиты они отчуждены. В реальных условиях перехода к рынку оказались востребованными совсем другие знания, далекие от научных, и другие навыки, присущие времени первоначального накопления капитала. Серьезный научный потенциал в Латвии был и есть, но он оказался невостребованным. Разве что нам не хватало ученых-менеджеров – есть то ли остатки, то ли зачатки. Но при запросе о молодом поколении научные менеджеры могут еще вырасти. Трансформация страны и общества сделала тему науки, да и всей нашей жизни очень сложной и даже неудобной для политической элиты, настолько она многослойна, противоречива, запутанна.

Я полстолетия изучаю историю науки и культуры в Латвии, идя от ХVI к ХХI веку. Мультикультурность и мультиэтничность нашего края проявились также в научной среде. Лучшие из здешних исследователей входили в «невидимые колледжи» ученых – мировое научное сообщество. Можно сказать, Европа издавна была здесь, а Рига, Елгава – в Европе. Планку удалось удержать и во времена Первой республики. В 20-е годы Латвия занимала первое место среди европейских стран по числу студентов на тысячу жителей и второе – по числу студентов. Образование было в почете, хотя этими показателями не надо чрезмерно обольщаться. Было немало «вечных студентов, к тому же многие специалисты с высшим образованием в малом государстве оказались невостребованными.

Но важнее то, что начиная с 1919 г. действовал полноценный европейский университет, частично на базе существовавшего с 1862 г. Рижского политехникума. В Латвии впервые появились филология, медицина, правоведение, как академические дисциплины. В послевоенные годы, особенно начиная с 60-х, Латвии удалось создать достаточно серьезный научно-исследовательский потенциал, соответствующий международным стандартам. Полагаю, многие люди старших поколений хорошо помнят престиж и значение нашего академического Института органического синтеза, созданного моим учителем, выдающимся организатором науки Соломоном Ароновичем Гиллером. В институте было создано 25% всех оригинальных лекарственных препаратов, производимых в СССР. Среди них и синтетический противоопухолевый препарат фторафур (тегафур) для лечения рака желудка, завоевавший рынок Японии. Кстати, он до сих пор экспортируется в эту страну латвийской компанией Grindex.

Я всегда считал большой честью работать в этом институте высокого класса, удовлетворен тем, что в свое время и мои исследования по молекулярной электрохимии органических соединений, по генерированию свободных радикалов, по обоснованию действия нитрофурановых препаратов удостоились некоторого внимания «невидимого колледжа». Широко известны работы моих коллег, академиков-химиков Лукевица, Дубура, Калвиньша, Лиепиньша, Чипенса, Грена. Институт, к счастью, сейчас обретает новое дыхание.

За распад советской империи Латвия поплатилась тем, что перешла в весовую категорию науки маленького государства, только что восстановившего независимость. Резкое уменьшение ее возможностей было неизбежным.

Однако это не означало, что мы изначально были обречены на последнее место по финансированию науки среди стран – новых членов ЕС. Я устал говорить о том, что вынужден повторять с 91-го года. Наука получает лишь 0,17% от ВВП, вместе с деньгами евроструктур и финансированием инвестиционных проектов частным капиталом получается менее 0,5% от ВВП. Предложение Сената Академии наук о том, чтобы бюджетное финансирование науки ежегодно увеличивалось бы на 0,1% от ВВП, только сейчас вроде бы находит поддержку в парламенте. Надеемся, такая норма будет внесена в Закон о науке.

Более оптимистический сценарий становится возможным благодаря Лиссабонской стратегии ЕС. Она предписывает соблюдение неких стандартов финансирования науки, подобно тому как, например, страны-члены ЕС обязуются не превышать допустимой планки бюджетного дефицита в 3%. Или как Латвия берется платить 2% от ВВП в бюджет НАТО. Лиссабонская стратегия определяет, что с 2007 года в странах ЕС финансирование науки из государственного бюджета должно быть не меньше 1% от ВВП, т. е. в Латвии в пять с лишним раз превышать сегодняшний уровень. Невозможно поверить, что так оно и получится через два-три года, но на 2012 год рассчитывать, я полагаю, реально. Еще 2% от ВВП должен дать бизнес, связанный с наукоемкими инвестициями в инновационные проекты. Итого в перспективе наука должна получать 3% от ВВП. Это уже был бы иной уровень, это действительно способствовало бы созданию экономики, основанной на науке.

Такой уровень позволил бы государству содержать то, от чего достойное государство не может отказаться. Это фундаментальные науки, хотя бы те направления, которые получили у нас традиционное развитие, региональные науки, например, изучение климата, экологии, геологии Латвии. Включаясь в контекст мировой науки, подобные проблемы должны решаться здесь. Речь идет также обо всем блоке гуманитарных наук – философии, этнологии, социологии, истории. На этот блок сейчас выделяется около полумиллиона латов в год.

Однако не только скудное финансирование влияет на сегодняшнюю ситуацию. Запрос нового времени на юристов, экономистов, психологов, социологов, политологов, с одной стороны, и постсоветский развал научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро, лабораторий – с другой, сделал непрестижными среди старшеклассников профессии физиков, инженеров, конструкторов, химиков. Всего лишь 1% школьников выбирает централизованный выпускной экзамен по химии, 3% – по физике. Между тем спрос на эти специальности, особенно в Европе, стремящейся стать конкурентоспособной с США и Японией, возвращается.

Во всех этих областях у нас пока еще есть специалисты, но их не так много, и они стареют. Мы готовим 80–90 докторов наук в год, при том что надо 250–300. Уже есть угроза того, что отсутствие специалистов вообще не позволит освоить европейские фонды, выделяемые Латвии на прикладные исследования. Надо иметь в виду и такую опасность: если специалистов станет достаточно, а регулярной, прилично оплачиваемой работы для них не хватит, если активный доктор наук по-прежнему будет получать 270–300 латов, мы начнем поставлять научные кадры для Запада. Тем более что и там науки сейчас не слишком престижны. В США в области точных наук значительная часть ученых – выходцы из Азии, Восточной Европы и бывшего СССР.

Но все же в Латвии сохранилась и приличная научная база и традиции. И это подтолкнуло к проектам создания региональных отделений Латвийской академии наук. Мы видим их как центры притяжения региональной научной элиты. На базе Вентспилсской высшей школы и местного краеведческого музея уже формируются зачатки Курземской академии, куда мог бы войти и Радиоастрономический центр в Ирбене, реанимируемая «Звездочка». Нечто подобное замышляется в Даугавпилсе и в Валмиере.

– В академической лекции вы говорите о том, что кризис науки связан не только с развалом советской империи, не только с переориентацией науки от функционирования в сверхдержаве к скромному бытию в малой стране. Вы говорите о мировом кризисе, о преобладании ценностей эпохи постмодернизма. О том, что наука теряет статус квазирелигии.

– Классическая наука и классическое почтительное отношение к ней – плоды и отзвуки эпохи Просвещения. В центре внимания тогда были разум, природа, прогресс. На взгляд же людей второй половины ХХ века, наука создала атомную бомбу, не сумела разрешить кардинальные проблемы мира и человека, способствовала загрязнению среды. Наука вроде бы «выпала» из шкалы высших ценностей. Ее потеснили, с одной стороны, всяческие паранауки – магия, ясновидение, знахарство, спекуляции на астрологии, словом, манипулирование, жертвой которого становится прежде всего человек переходного смутного времени. А с другой стороны, наука сама уходит от самых существенных вопросов миропонимания и мироустройства к утилитарным, сугубо прикладным исследованиям, по преимуществу в области высоких технологий, в сугубо практические дела. Она становится ремесленничеством высшего ранга.

Сможет ли общество, основанное на знаниях, оставаться обществом, основанным на науке? Человек, умеющий читать, еще не ученый. Разумеется, не все должны и могут быть учеными, но опираться на основополагающие ценности науки общество, по-моему, должно по-прежнему. Не сочтите это за стариковское брюзжание или прославление былых времен и тоску по ним. Но все же мне кажется, что наше общество впало в какой-то провинциализм, в какую-то летаргию, стало мелким, лишенным широкого видения, значительных целей. Мне надоело определять нашу науку только в цифрах, в каких-то мизерных процентах, скорбеть по неродившимся докторам наук. Их и не будет, если наше общество не вернется к мысли о том, что наука – сама по себе ценность, что она престижна, необходима обществу для его будущего. Согласитесь, если банковский клерк зарабатывает значительно больше, чем продуктивный исследователь – доктор наук, что-то не в порядке с обществом. Это мало кого волнует.

Наша справка

Я. Страдынь, председатель Сената Латвийской академии наук, в 1998–2004 гг. – президент ЛАН. Сын известного хирурга, академика Паула Страдыня. Специалист в области физической химии, много лет руководит лабораторией в Латвийском институте органического синтеза. Доктор химических и исторических наук, профессор, историк естествознания, исследователь истории науки и культуры Латвии. Член Немецкой академии естествоиспытателей «Леопольдина» и пяти других зарубежных академий наук.

Отчаяние рекламодателя

Европа учит нас демократии