12 ноября в Хакасском национальном театре "Сказка" давали премьеру. Подали своеобразно, экзотично и даже претенциозно, замахнувшись на самого Пушкина и его бессмертную "Пиковую даму". Но ожидания театралов "сказочники" не оправдали. На поверхности остались технические ляпы, "засвеченные" руки кукловодов, не дотягивающие до нужного уровня дворянские манеры живых актеров и несвязная содержательная линия спектакля. Но вместе с тем называть премьеру провальной очень не хочется. У нового детища режиссера и талантливого художника Сергея Иванникова есть немало достоинств и по-настоящему сильных, ярких моментов.
Татьяна Зырянова, имеющая в прошлом авторитетную должность завлита Русского драматического театра, в своем блоге выразила "дикую жалость" по поводу увиденного. По ее словам, актеры в премьерном показе "не умеют носить" дворянские костюмы и являются не лучшим воплощением живого плана: "Графиня (Анна Рычкова) абсолютно фарсовая, ненастоящая, нестрашная, немистическая, Баба-Яга какая-то, а не графиня. Лизонька (Василиса Лузина). Кто это? Что с ней происходит? Зачем она вообще теребит эту несчастную пуговицу у Томского на мундире? Кто она есть в доме? Если служанка, то это одно. Если бедная родственница – другое... В платье выглядит нелепо. С такими буклями, в таких нарядах осанка должна быть абсолютно строгая, а Лизонька голову вытягивает, постоянно, как гусыня, наклоняет, в связи с чем кажется, что затылок у нее вогнут. Руки не знает куда деть... В общем, Лизонька получилась деревянная. Герман (Андрей Тимофеев)... Также никто и звать никак. Ни характера, ни отношения, моментами взблескивает что-то, но до того невнятное, что так это и осталось. То же самое – кто это? Что он тут делает? Офицер? Разночинец? Мещанин? Томский (Данил Чернов)... Он офицер? Он из деревенских? Кто это? Ни выправки, ни остроты, ни резкости... Мямляватость и хамоватость. Присутствующие безымянные: вроде и во фраках, и в военных мундирах... Спины колесом, поведение типичных игроков в казино в конце 20 века, как это демонстрируется в фильмах... Слуга (Евгений Ильин) – единственный живой человек среди мертвых тел".
"Мертвые тела"... А, собственно, не эта ли маленькая ремарка определяет концепцию всего спектакля? Актеры здесь действительно статичные, холодные и неживые. И от "деревянной" Лизоньки, и от несуразной графини веет мертвечиной и ужасом. И если сделать акцент на элементы абсурда (а они в спектакле есть, и очень явные), то многие, так сказать, "ляпы" вполне объяснимы. С самых первых минут спектакля уже ясно, что "Пиковая дама" в "Сказке" выходит за рамки классических канонов. Это авангард чистой воды. Отсюда нелогичность повествования и отсутствие четкой прорисовки сюжета, который, по словам Татьяны Зыряновой, непонятен зрителю, не читавшему "Пиковой дамы". Отсюда и несоответствие неких деталей тогдашней эпохе – дворянские костюмы и реверансы, наверное, становятся уже не столь существенными, они отодвигаются на второй план. А на первом месте у режиссера Иванникова, вероятно, нечто глубокое, философское. То, что находится за гранью внешнего мира. Его любовь к аллюзиям, мистицизму и гоголевскому абсурдизму как раз демонстрирует последний спектакль "Панночка". Нечто подобное мы видим и в "Пиковой даме". Иванников нагоняет мистической жути там, где ее по сути нет. Нет у самого автора. "Пушкин – магический поэт, прозаик, мыслитель, но только не мистик", – заметил в свое время режиссер Петр Фоменко. А в "Сказке" мистики было с лихвой, благодаря чему премьера выглядела свежо и нескучно.
Вспоминая экранизацию "Пиковой дамы" Масленникова, названную критиками "виртуозно-артистичной", я не могу отделаться от ощущения некоей монотонности. Да, графиня там была графиней, а Лизонька – Лизонькой. И с дворянскими манерами там все было в порядке. Но особенно ярких эмоций картина не вызывает. В "Сказке" же постановка пролетает на одном дыхании, не оставляя ни единой минуты для "отдыха".
Спектакль едва начался, а мы уже чувствуем в теле холодок, когда в воздух взмывают крохотные ложки, бокалы, прочие столовые предметы и начинают жить самостоятельной жизнью под звуки голосов невидимых собеседников. Затем столик взлетает, и на его месте мы видим сцену с участием живых персонажей, которые даже в будничной атмосфере выглядят мистически-жутковатыми, во многом благодаря странному, нелогичному поведению. Графиня приказывает подать карету, но вместо этого ей приносят крохотную игрушечную "каретку". И что она делает? Садится на нее сверху – словно на табурет! Ну разве не театр абсурда? Или вспомним сцену кукольного бала, разыгравшегося на кухонном столике. Лизонька словно волшебница управляет хороводом танцующих пар, а затем сама кружит с маленьким кукольным кавалером в руках. Опять же – абсурд, преувеличение! Апогеем этой феерии алогизма становится сцена прощания со старухой, которая испускает дух и в буквальном смысле утопает в бездне кресла. И уже один этот факт вызывает мурашки. И какая бы графиня ни была, смешная, простонародная, фарсовая, она все же "ведьма", и, глядя на нее, невольно впадаешь в молчаливое оцепенение. А сколько в спектакле жутких и вместе с тем потрясающих, эффектных сцен. Танцующие карты, заложенный кирпичами дверной проем (символизирующий безысходность главного героя) и эпизод атакующего молчания – в завершении спектакля актеры выстраиваются в шеренгу и через полупрозрачную завесу вглядываются в зал, свернув ладони в трубочки и имитируя бинокли. Вероятно, тем самым герои пытаются понять: "А что находится по эту сторону сцены? И насколько здесь люди порочны и корыстолюбивы?"