– Поделом будет, Мукунда, если отец лишит тебя наследства! Как глупо ты расточаешь свою жизнь! – Упреки старшего брата обрушились на мою голову.
Мы с Джитендрой, свеженькие с дороги (это образно говоря; на самом деле мы были в пыли с головы до пят), только что прибыли с поезда в дом Ананты, недавно переведенного из Калькутты в древний город Агру. Брат был главным бухгалтером правительственного департамента коммунальных работ.
– Ты же хорошо знаешь, Ананта, я ищу наследства от Небесного Отца.
– Сначала деньги, потом Бог! Кто знает – жизнь может быть слишком длинна.
– Сначала Бог, деньги – Его рабы! Кто знает – жизнь может быть слишком коротка.
Мое возражение было вызвано остротой момента, в нем не было никакого предчувствия. Жизнь для Ананты действительно закончилась рано[ 1 ].
– Мудрость из обители, я полагаю! Но я вижу, ты оставил Бенарес. – Глаза Ананты светились удовлетворением, он еще надеялся приколоть мои крылья к семейному гнезду.
– Пребывание в Бенаресе было не напрасным! Я нашел там все, чего желало сердце. Можешь быть уверен, это не твой пандит и не его сын!
Ананта вместе со мной рассмеялся, вынужденно признавая, что выбранный им бенаресский «ясновидящий» на самом деле оказался несколько недальновидным.
– И каковы твои планы, мой бродящий братец?
– Джитендра уговорил меня заехать в Агру. Здесь мы осмотрим красоты Тадж Махала[ 2 ], – объяснил я. – Затем отправимся в Серампур к моему вновь обретенному гуру.
Гостеприимный Ананта сделал все, чтобы нам было удобно. Несколько раз за вечер я замечал, что глаза его задумчиво на мне задерживались.
«Знаю я этот взгляд, – подумал я. – Замышляется заговор! »
Развязка наступила во время раннего завтрака. – Итак, ты чувствуешь себя независимым от отцовского состояния, – Ананта с невинным взглядом подвел итог колкостям вчерашней беседы.
– Я сознаю свою зависимость от Бога.
– Слова ничего не стоят! До сих пор жизнь берегла тебя. Как бы обернулось дело, окажись ты вынужденным надеяться на Незримую Руку в пропитании и приюте? Ты, верно, вскоре оказался бы уличным нищим.
– Никогда! Я скорее не поверил бы в прохожих, чем в Бога! Для Своих приверженцев Он может открыть тысячи источников помимо чаши нищего!
– Опять слова! Предположим, я решусь испытать твою хвастливую философию в этом осязаемом мире.
– Я бы согласился! Ты что, ограничиваешь Бога одной только умозрительной сферой?
– Посмотрим; сегодня у тебя будет возможность либо изменить, либо подтвердить мои собственные взгляды. – Ананта выдержал драматическую паузу, потом заговорил медленно и серьезно:
– Предположим, я пошлю тебя с твоим единомышленником Джитендрой сегодня утром в соседний город Бриндабан. У вас не должно быть ни единой рупии, вы не должны просить ни еды, ни денег, никому не открывать затруднительного положения, и все это не должно привести к остановке в Бриндабане. Если вы до двенадцати ночи вернетесь сюда, в мой дом, не нарушив ни одного правила этого испытания, я буду самым удивленным человеком в Агре!
– Я принимаю вызов, – ни в словах, ни в сердце у меня не было колебания. Передо мной промелькнули приятные воспоминания о незамедлительных благодеяниях: исцеление от смертельной холеры через обращение к портрету Лахири Махасая; шаловливый дар двух воздушных змеев на лахорской крыше с Умой; своевременной появление амулета в период упадка духа в Барейли; имеющая решающее значение весть от незнакомого бенаресского садху из-за ограды дома пандита; видение Божественной Матери и Ее величественные слова любви; Ее нежное внимание через учителя Махасая к моим пустячным затруднениям; руководство в последнюю минуту, материализовавшееся дипломом средней школы; и высший дар – живой учитель из тумана мечтаний всей жизни. Я никогда не допускал того, что моя «философия» не подходит к какой-то борьбе на почве грубых мирских доказательств.
– Такая готовность делает тебе честь. Сейчас я провожу вас на поезд, – сказал Ананта, и повернувшись к Джитендре, стоявшему с открытым ртом, продолжил: – А ты поедешь с ним как свидетель и, весьма вероятно, как вторая жертва.
Через полчаса я и Джитендра были обладателями двух билетов в одну сторону этой импровизированной поездки. Мы позволили обыскать себя в укромном уголке станции. Скоро Ананта убедился, что у нас не было скрыто никаких припасов. В наших простых дхоти [ 3 ] было лишь минимум самого необходимого.
Когда дело веры коснулось серьезной сферы финансов, мой друг запротестовал:
– Ананта, дай нам для гарантии одну-две рупии. Тогда в случае неудачи я смогу телеграфировать.
– Джитендра! – воскликнул я укоризненно. – Я не пойду на это испытание, если ты в качестве какой-либо гарантии возьмешь хоть сколько-нибудь денег.
– В звоне монет, быть может, есть что-то успокаивающее. – Встретившись с моим строгим взглядом, Джитендра больше ничего не прибавил.
– Мукунда, я не бессердечен. – Тень смирения закралась в голос Ананты. Возможно, он почувствовал угрызение совести, посылая двух мальчиков без гроша в чужой город, а возможно, по причине собственного религиозного скептицизма. – Если вам каким-то образом удастся пройти через бриндабанское испытание, то я буду просить тебя принять меня в твои ученики.
В этом обещании было некоторое нарушение общепринятых норм, видимо, в связи с из ряда вон выходящим случаем. Старший брат в индийской семье редко склоняется перед младшим; он принимает уважение и повиновение, уступая лишь отцу. Но для моего замечания не оставалось времени. Поезд вот-вот должен был отправиться.
Пока поезд покрывал мили, Джитендра сохранял мрачное молчание. Наконец, пошевелившись, он наклонился вперед и больно ущипнул меня за чувствительное место.
– Я не вижу никаких признаков, по которым можно было бы судить, будто Бог собирается нас покормить!
– Будь спокоен, Фома неверующий, Господь с нами.
– Не можешь ли ты заодно договориться, чтобы Он поспешил? Я ощущаю голод только лишь от вида ожидающей нас перспективы. Я оставил Бенарес для того, чтобы увидеть мавзолей Тадж, а не для того, чтобы оказаться в собственном!
– Не унывай, Джитендра! Ведь нам предстоит впервые взглянуть на священные чудеса Бриндабана?[ 4 ] Меня всего пронизывает радость при мысли, что я ступаю по земле, освященной стопами Господа Кришны.
Дверь нашего купе открылась, и в нее зашли двое. Следующая остановка поезда – последняя.
– Ребята, у вас есть в Бриндабане друзья? – проявил неожиданный интерес незнакомец, севший напротив меня.
– Никого, а что? – я бесцеремонно отвернулся. – Вы, наверное, убежали из дома очарованные Похитителем сердец[ 5 ]. Я сам испытываю перед Ним благоговейный трепет и сочту долгом позаботиться о том, чтобы вас покормили и дали укрытие от этой изнуряющей жары.
– Нет, сэр, не беспокойтесь о нас. Вы очень добры, но вы ошибаетесь, принимая нас за беглецов из дому.
Беседа дальше не клеилась, поезд приближался к остановке. Когда мы с Джитендрой сошли на платформу, случайные попутчики присоединились к нам и подозвали кеб.
Мы подъехали к величественному жилью, окруженному вечнозелеными деревьями и садом, содержащимся в отличном состоянии. Наши благодетели, очевидно, были здесь хорошо известны. Улыбающийся мальчик, не говоря ни слова, повел нас в гостиную. Скоро вышла полная достоинства пожилая женщина.
– Гаури Ма, принцы явиться не смогли, – обратился один из наших попутчиков к хозяйке ашрама. – В самый последний момент их планы изменились, и они глубоко извиняются. Но я привел двух других гостей. Едва мы повстречались в поезде, как я сразу почувствовал в них поклонников Господа Кришны.
– До свиданья, юные друзья! – оба попутчика направились к двери. – Если Богу будет угодно, мы еще встретимся.
– Будьте как дома, – Гаури Ма по-матерински улыбнулась двоим неожиданным подопечным. – Лучшего дня выбрать было невозможно. Я ожидала двух царственных покровителей этой обители. Было бы очень досадно, если бы мою кухню никто не оценил!
Слева направо: Джитендра Мазумдар (мой компаньон по испытанию в Бриндабане), мой двоюродный брат Лалит-Да, мой учитель санскрита Свами Кебелананда и я сам
Эти приятные слова весьма неожиданно подействовали на Джитендру: он разревелся. «Перспектива», пугавшая его в Бриндабане, обернулась королевским приемом. Такой внезапный поворот оказался ему не по силам. Наша хозяйка взглянула на него с любопытством, но ничего не сказала. Видимо, ей была хорошо известна неуравновешенность молодежи.
Объявили завтрак. Гаури Ма провела нас во внутренний дворик, предназначенный для принятия пищи и наполненный вкусными запахами, а сама исчезла в примыкающей к нему кухне.
Предвосхищая этот момент, выбрав у Джитендры подходящее место, я столь же чувствительно ущипнул его, как и он меня в поезде.
– Фома неверующий, Господь действует – да еще и спешит!
Хозяйка вернулась с веером. Она обмахивала нас на восточный лад, пока мы сидели на богато украшенных покрывалах. Ученики ашрама ходили взад и вперед, разнося еду – всего около тридцати блюд. Все это скорее можно было назвать не едой, а роскошным пиршеством. Со дня появления на этой планете мы с Джитендрой никогда не пробовали подобных яств.
– Досточтимая мать, в самом деле, эти блюда – для принцев! Не могу представить, какое дело ваши царственные покровители сочли более неотложным, нежели этот пир. Он нам запомнится на всю жизнь!
Связанные требованием Ананты молчать, мы не могли объяснить доброй женщине, что эта благодарность имела двойной смысл. В конце концов, наша искренность была очевидна. Мы ушли, получив ее благословение и заманчивое предложение вновь посетить обитель.
Жара на улице была беспощадной. Мы с другом укрылись под пышным деревом к адамба у дверей ашрама. Я услышал резкие слова: Джитендру опять одолевали опасения.
– В хорошенькое дельце ты меня втянул! Наш завтрак был лишь счастливой случайностью! Как нам удастся осмотреть достопримечательности этого города без единой пайсы в кармане? И каким образом ты собираешься доставить меня обратно к Ананте?
– Ты быстро забываешь Бога – едва наполнился желудок! – мои прямые слова изобличали короткую человеческую память о дарах Божьих! На земле нет никого, чтобы хоть одна из молитв его не исполнилась.
– Мне также не следует забывать и свою глупость – отважиться на это рискованное предприятие с таким сумасбродным типом, как ты!
– Будь спокоен, Джитендра! Тот же Господь, что накормил нас, покажет нам Бриндабан и вернет нас в Агру.
Изящный молодой человек с приятным лицом быстрым шагом приблизился к нам. Дойдя до нашего дерева, он склонился передо мной:
– Дорогой друг, вы и ваш товарищ здесь, должно быть, чужие. Позвольте мне быть вашим хозяином и гидом.
Едва ли индиец может побледнеть, но лицо Джитендры вдруг стало бледным. Я вежливо отклонил предложение.
– Вы ведь не гоните меня? – Смятение незнакомца в иных обстоятельствах было бы забавным.
– Отчего же?
– Вы мой гуру. – Глаза его доверчиво смотрели на меня. – Во время моих полуденных молений блаженный Господь Кришна в видении явился мне. Он показал мне две покинутые всеми фигуры под этим самым деревом. Одно лицо было вашим, учитель. Мне часто виделось оно в медитациях. Как я буду рад, если вы примете мои скромные услуги!
– Я тоже счастлив, что ты нашел меня. Ни Бог, ни люди не остановили нас! – Хотя я не пошевелился, улыбаясь восторженному лицу, внутренняя почтительность повергла меня к стопам Божьим.
– Дорогие друзья, не окажете ли вы честь моему дому своим посещением? – Ты добр, но план этот неосуществим. Мы уже гости моего брата в Агре.
– По крайней мере, пусть памятью о вас мне будет наша с вами экскурсия по Бриндабану.
Я охотно согласился. Молодой человек, сказавший, что его имя Пратап Чаттерджи, вызвал экипаж. Мы посетили храм Маданамохана и другие святыни, связанные с Господом Кришной. Когда мы молились, на храм опустилась вечерняя темнота.
– Извините меня, я принесу сандеш [ 6 ]. – Пратап зашел в лавку близ железнодорожной станции. Мы с Джитендрой прогуливались по широкой улице, дышащей теперь относительной свежестью. Наш друг отсутствовал некоторое время и, наконец, вернулся с дарами – множеством леденцов.
– Пожалуйста, позвольте мне обрести религиозную заслугу, – Пратап просительно улыбнулся, протягивая пачку рупий и два только что купленных билета до Агры.
Благодарность моего принятия предназначалась Незримой Руке. Разве щедрость Ее, высмеиваемая Анантой, не простиралась много дальше крайней необходимости?
Мы отыскали укромное место близ станции. – Пратап, я научу тебя крия-йоге Лахири Махасая, величайшего йога современности. Его техника будет твоим гуру.
Обучение завершилось в полчаса.
– Крия – твое чинтамани [ 7 ], – сказал я новому ученику. – Техника эта, которая, как ты видишь, проста, воплощает в себе Искусство ускорения духовной эволюции человека. Индийские Священные Писания учат, что воплощенному я требуется миллион лет, чтобы достичь освобождения от майи. Этот естественный период значительно сокращается посредством крия-йоги. Точно так же, как рост растений может быть значительно ускорен против обычной нормы, что продемонстрировал Джагдиш Чандра Бос, можно ускорить и психологическое развитие человека с помощью научных средств. Будь предан в своей практике и ты достигнешь Гуру всех гуру.
– Я подвигнут найти этот йоговский ключ, который давно искал! – сказал Пратап задумчиво. – Его действие, снимающее чувственные оковы, несет освобождение для высших сфер. Сегодняшнее видение Господа Кришны может означать для меня лишь высшее благо.
Мы немного посидели, понимая друг друга без слов, затем медленно направились к станции. Садясь в поезд, я был исполнен внутренней радости, но для Джитендры это был день слез. Нежное прощание с Пратапом прерывалось сдавленными всхлипываниями обоих моих друзей. В поезде скорбь вновь овладела Джитендрой, но теперь он скорбел не из-за страха за себя, но о себе.
– Как поверхностна моя вера, сердце мое было каменным! Никогда больше я не усомнюсь в Божьем покровительстве.
Близилась полночь. Двое «Золушек», отосланных без гроша, входили в спальню Ананты. Как он и предсказывал, на его изумленное лицо стоило посмотреть. Молча я усыпал стол рупиями.
– Джитендра, правду! – тон Ананты был шутливым. – Не ограбил ли кого-нибудь этот юноша?
Но когда все было рассказано, брат стал серьезным, затем каким-то торжественным.
– Закон спроса и предложения достигает более тонких сфер, чем я предполагал, – Ананта говорил с духовным энтузиазмом, которого ранее у него не отмечалось. – Я впервые понимаю ваше безразличие к земным благам и пошлым накоплениям.
Хотя было поздно, брат мой настаивал на получении дикша [ 8 ] в крия-йогу. «Гуру» Мукунда в один день взвалил на себя ответственность за двух учеников.
Завтрак на следующее утро был съеден в полной гармонии, отсутствовавшей днем раньше.
Я улыбнулся Джитендре:
– Тебя не лишат Тадж Махала. Осмотрим его до поездки в Серампур.
Простившись с Анантой, мы с другом вскоре стояли перед славой Агры – Тадж Махалом. Белый мрамор ослепительно сверкал в лучах солнца, являя собой картину абсолютной симметрии. Идеальное окружение – темные кипарисы, блестящие газоны и мирные лагуны. Внутри мавзолея – изысканная кружевная резьба, инкрустированная самоцветами. Мрамор образует изящные сложные завитки коричневого и фиолетового цвета. Из-под купола свет падает на саркофаги императора Шах Джахана и царицы его владений и его сердца Мумтаз-и-Махаль.
Довольно зрелищ! Меня тянуло к моему гуру. Вскоре мы с Джитендрой ехали в поезде на юг, к Бенгалии.
– Мукунда, я передумал ехать. Несколько месяцев я не видел родных. Возможно, я навещу твоего учителя в Серампуре позже.
Друг, отличавшийся, мягко говоря, непостоянством темперамента, оставил меня в Калькутте. Местным поездом я скоро добрался до Серампура, расположенного в двадцати километрах к северу.
Я был поражен, когда до меня дошло, что со дня встречи с моим гуру в Бенаресе прошло ровно двадцать восемь дней. – «Ты приедешь ко мне через четыре недели! » – И вот с бьющимся сердцем я стою в его дворе на тихой Рей Гхат-лейн, впервые входя в жилище, где провел лучшую часть следующих десяти лет с Джнянаватарой [ 9 ] Индии.