Деревянный желоб

Рассказ «Повести временных лет» не случайно связан с Новгородом. В древнерусский период баня (мов- ница) как отдельная постройка была распространена в основном на севере и в лесной зоне, на юге же мылись в домашней печи. В древней Москве придерживались северной традиции. Выше уже говорилось, что во время раскопок в Зарядье были обнаружены остатки бани, сгоревшей при пожаре 1468 года438.

М. Г. Рабинович описывает московскую баню XV века следующим образом: «Ее венцы срублены из бревен неравной толщины, уже бывших ранее в какой-то другой постройке; пол устроен из тонких неотесанных жердей, неплотно прилегающих друг к другу для лучшего стока воды, как в современных деревенских банях. Такими жердями была выстлана земля перед срубом (возможно, над ним был навес); это можно объяснить известным обычаем выходить во время паренья из бани на свежий воздух. Баня была невелика (3,60x3,80 м). Большую часть ее занимала глинобитная печь. Найденный возле бани обгорелый деревянный желоб позволяет предположить наличие водоотводных приспособлений, соединяющихся с каким-либо из более крупных водотоков.

Дневник австрийского дипломата

В Земляном городе: за Яузскими воротами на церковь Троицы в Серебряниках кровля и в церкви выгорело, церковь Николы в Кошелях сгорела, на церкви Покрова Богородицы кровли обгорели, на реке Яузе половина моста, разных чинов людей 90 дворов, 50 лавок, разломано 5 дворов в Андрееве полку Нармоцкого у церкви Николы Чудотворца, съезжая изба и казенный амбар, 9 дворов церковных причетников, 509 дворов стрелецких, 57 дворов отставных стрельцов, 55 дворов вдовьих, 2 торговых бани. За Яузой в Ямской Рогожской слободе 45 дворов, 2 двора разломано». Всего сгорело более тысячи дворов, монастыри, церкви. Таков лишь краткий перечень больших пожаров, а менее крупные были пугающей повседневностью средневековой Москвы. Дневник австрийского дипломата И. Корба упоминает о пожарах с впечатляющей частотой. Первая подобная запись появляется 6 мая 1698 года, когда шло празднование Пасхи: «Новый пожар, случившийся вследствие постоянного пьянства черни, причинил нам новое и сильнейшее беспокойство. Здесь чем больше праздник, тем сильнее повод к широкому пьянству. Почти ежегодно празднование важнейших праздников сопровождается пожарами, которые тем больше причиняют народу бедствий, что случаются почти всегда ночью и иногда превращают в пепел несколько сот деревянных домов. На последний пожар, уничтоживший в этой стороне реки Неглинной 600 домов, прибежали было тушить огонь несколько немцев. Русские, совершенно напрасно обвинив немцев в воровстве, жестоко их сперва избили, а после бросили в пламя.

13 июня Корб записал: «Ночью вновь случился пожар, который истребил семнадцать домов». Запись за 26 августа: «В городе сильный пожар, истребивший более сотни домов». Еще больше упоминаний о пожарах содержится в дневнике за следующий год: «8 и 9 [апреля]. Около десяти часов утра был большой пожар недалеко от Посольского двора, за палатами воеводы Шейна. Боярин Салтыков и князь Алексей Михайлович Черкасский много пострадали через это несчастье; горело в продолжении четырех часов, отчего обращены в пепел их собственные палаты и многие окружавшие оные деревянные дома. 21 и 22 [мая]. Лев Кириллович Нарышкин с соизволения царя вернулся в Москву по той причине, что палаты сего боярина сгорели.  20 [июня]. Был ужасный пожар: сгорело два дома в Немецкой слободе и несколько сот домов в городе. 11 [июля]. Недалеко от дома Нарышкина вспыхнул вечером пожар и превратил в пепел сто тридцать домов, принадлежавших как благородным лицам, так простонародью. 6 [сентября]. В наше отсутствие пришло письмо из Москвы, в коем извещали, что в тот день, в который происходил церемониальный въезд в Москву Великого шведского посольства, был в городе большой пожар. Кроме многих других, сгорели палаты посольская, генералиссимуса Шейна, князя Голицына вместе с пятнадцатью тысячами домов. Пожары считались божественным наказанием, но при этом часто не исключалась чья-то злая воля.