Псков (Юрий Павлович Спегальский, 1946) часть 2

Псковичи создали собственную литературу. Мы можем назвать такие самостоятельные литературные произведения псковичей, как «Сказание о князе Довмонте», «Повесть о псковском взятии» или «Повесть о прихождении польского короля Абатура». Часть из них была включена в псковские летописи. Несомненно, что некоторые псковские легенды, сохранившиеся в устной передаче, представляют собой воспоминания прежних литературных произведений. В Пскове, без сомнения, были известны и бытовали былины.

Немного лучше сохранилось изобразительное искусство Пскова. Очень мало мы знаем о псковской скульптуре. Рельефная резьба как по дереву, так и по камню, а также керамические рельефы были приняты псковичами издавна. Прекрасно выполненной, безупречной по рисунку резьбой были покрыты случайно сохранившиеся куски тябл (досок) иконостаса XV века из церкви Козьмы и Дамиана с Примостья. Орнамент этих досок представлял собой сильно стилизованные растительные мотивы—стебли с пальметками, сплетающиеся в очень красивый узор. Орнаментация царских врат из Снетогорского монастыря, частично относящихся к XV веку, также как орнаментация более древнего металлического хороса (люстры) из псковского Музея, включает кроме такого же плетенья и пальметок стилизованные изображения фантастических животных и другие мотивы (розетки, изображение херувимов). Образцом резьбы XVI века в псковском Музее были царские врата из Логазовиц, покрытые сплошным растительным орнаментом несколько грубоватым по сравнению с орнаментом XV века. В XVII веке эта грубоватая кудреватость переходит в богатую сочность. Сухие пальметки заменяются сочными фантастическими цветами, стебли получают пышные завитки и листья. В таком характере выполнена верхняя часть (завершение) иконостаса в Пароменской церкви в Пскове, относящаяся к XVII веку.

Примерно с конца XV века в псковской керамике появляются удивительно реалистические мотивы, несомненно, выхваченные псковскими художниками прямо из природы. Для наиболее ранних псковских изразцов характерен геометрический орнамент—зигзаг, расположенный между двумя полосами и образующий ряд треугольных впадин, напоминающих любимый псковский каменный узор на барабанах церквей; ряды круглых колечек, заключенных между ободками, и витые жгуты, напоминающие веревки.

Встречаются изразцы со стилизованными изображениями животных (петух, конь) в круглых ободках из витого жгута. На изразцах же конца XV века, украшавших церковь Георгия со Взвоза, изображение животных и людей и орнамент совершенно иные, исполненные чертами большой жизненности, заимствованные непосредственно из природы. Детали растительного орнамента выполнены почти с натуры. Вместо жгутов или стилизованных мотивов появились мохнатые стебли, колючие репейники и шишки тех сорных растений, какие и теперь растут в Пскове.

Такие же реалистические мотивы—на псковских керимидах (керамических надгробных плитах) конца XVI века. В витках, образованных изгибами корявых дубовых ветвей с очень живо переданными листьями и желудями, изображения фантастических животных чередуются со схваченными с натуры изображениями щетинистого кабана, вороны, голубя, петуха. Многочисленные печные изразцы XVII века уже обычно повторяют общеизвестные, распространенные по всей тогдашней Руси, «ярославские» мотивы, хотя встречаются и местные своеобразные варианты как орнаментальных мотивов, так и росписи.

Трудно сказать, как развивалась скульптура в Пскове. Свидетельство летописи о том, что в Пскове было смятение по поводу того, можно ли молиться резным, скульптурным изображениям Николы и Пятницы, завезенным в Псков в 1540 году, не есть ли это «болванное поклонение»,—как будто бы следует понять так, что до этих пор псковичи не употребляли скульптурных икон. Однако слова летописца, что в Пскове прежде «такие иконы на рези не бывали», позволяют думать также, что если не такие, то другие иконы «на рези» бывали. Вундерер в 1590 году видел в Пскове два больших скульптурных изображения, одно из которых, повидимому, представляло святого Георгия на коне.

Живопись занимала виднейшее место в псковском искусстве. Псковичи в древности создали множество произведений как монументальной, так и станковой живописи. Многие храмы Пскова были расписаны. Однако от монументальной живописи Пскова осталось чрезвычайно мало. Роспись Мирожского монастыря, сохранившаяся почти целиком, относится к тому периоду, когда искусство Пскова только начинало зарождаться, и не может характеризовать его самостоятельного периода.

Роспись собора Снетогорского монастыря, исполненная в 1313 году, известна нам только частично, но и сохранившаяся ее часть сильно пострадала от времени. Очень интересны остатки росписи в храме села Мелетова, относящейся к XV веку, т. е. к эпохе самостоятельности псковского искусства. К сожалению, осталась очень незначительная часть ее, к тому же изуродованная насечкой. Фрески были обнаружены при раскопках так называемой «Лапиной горки» — церкви, засыпанной при фортификационных работах 1701 года.

Следует отметить применение фресковой росписи в наружной декорации, в виде отдельных красочных изображений, сделанных на белом фоне стены. Из документов’ XVII века известно, например, что над Петровскими воротами Окольного города был написан на штукатурке «образ живоначальные Троицы». Такой прием встречается с XV века и удерживается, кажется, до конца XVII века. Примерами могут служить хорошо сохранившаяся наружная фреска собора Снетогорского монастыря, следы наружной фрески церкви Василия на Горке, фреска «предстоящие», написанная по сторонам вделанного в нишу креста на западной стене развалин церкви Богоявления с Бродов, фресковое изображение креста в крыльце церкви Николы Каменоградского.

Крайне небольшое количество уцелевших памятников монументальной живописи древнего Пскова и плохая сохранность их очень затрудняют изучение их.

Трудно судить и о станковой живописи Пскова, пока многие сохранившиеся ее произведения не очищены от слоев позднейших записей, обычно покрывающих старые иконы. Народные вкусы псковских живописцев сказывались в их любви к цветистости, иногда яркости красок, в склонности оживлять гладкие поверхности каким-либо легким орнаментом, вроде рассыпанных по полю звездочек, вводить золото или такие эффекты, как тени на одеждах, написанные дополнительным к цвету одежд цветом. Любя цветистость, псковские живописцы обычно стремились к умеренности и мягкости в сочетаниях красок, мягкости контура. Отдавая дань мелкой орнаментации, введя штриховку золотом, они старались избежать сухости, графичности и излишней измельченности. Вполне понятно и естественно для псковичей их сравнительно свободное отношение к композиции и даже к выбору сюжетов изображения. Трудно, например, назвать иконой изображение Пскова, сделанное около начала XVII века, очень верно и подробно передающее крепостные и церковные строения, но не имевшее никаких обычных признаков иконы.

Ревнителя старины, московского дьяка Висковатого возмутили аллегорические фигуры «женок» и «девок», написанные псковичами.

Псковские иконописцы выработали совершенно небывалые композиции на чрезвычайно сложные аллегорические темы. Такие композиции они выполняли в 1547 году по заказу Москвы. В этих работах псковских иконописцев оказалось столько новшеств, что Висковатый обвинил псковичей в ереси. Вопрос был рассмотрен на церковном соборе, который после долгого и очень подробного разбора обвинений принял новшества псковичей под свою защиту. После этого псковские нововведения стали перениматься другими мастерами и распространяться по России.

Отраслями изобразительного искусства были на Руси— книжная миниатюра и искусство вышивки. Эти виды искусства получили свое развитие в древнем Пскове, где имели свои местные особенности. Многочисленные монастыри, существовавшие в Пскове, занимались этими видами искусства, мужские — перепиской и украшением книг, женские—вышивками. Один из древнейших псковских монастырей, Ивановский, отличался мастерством его вышивальщиц.

Наибольшие следы оставила древняя каменная архитектура Пскова, хотя и от ее памятников до XIX—XX веков дошла лишь небольшая часть, да и то в сильно перестроенном, разрушенном, искаженном виде. Псковичи были зодчими, достойными славы. Глубочайшее прирожденное чувство и понимание такого трудного искусства, как архитектура, стремление вперед, отвращение к застою, чисто русская сметливость, изобретательность, тонкое понимание красоты, мудрое уменье сочетать самую строгую практичность и конструктивность со смелым полетом декораторской фантазии, уменье, пользуясь немногими средствами, добиваться больших результатов—были присущи псковским каменщикам и выражены в построенных ими памятниках.

Для нас, современных людей, должно быть особенно интересно выраженное в этих памятниках понимание архитектуры, свойственное мастеру—каменщику, зодчему,—строящему своими руками. Также интересны, в значительной степени выраженные в тех же произведениях, эстетические вкусы и идеалы красоты современных им русских людей.

В Псковщине нет цветных мраморов или иных дорогих камней. Псковичи не могли затрачивать на свои постройки излишние средства. Псковские постройки не имеют дорогостоящих мозаик или иных роскошных украшений. Но псковичи нашли свои пути и сумели извлечь всё возможное из того, что было под рукой. Искусство псковских мастеров дало красоту такому простому и грубому материалу, как известковая плита и штукатурка. В руках псковичей этот материал часто переставал казаться грубым.

Простую стену из плиты, обмазанную и выбеленную известью, можно сделать так, что ее поверхность будет краше многих других стен, покрытых дорогими украшениями. Из мелких кусочков плиты, которые остаются в плитоломе как мусор, псковские мастера могли почти шутя, без особых усилий и затрат времени, складывать каменные узоры изумительной красоты.

Псковичи доказали, что тяжелая плитная кладка может казаться легкой, когда удачно найдены ее формы и пропорции, что небольшие по размерам постройки могут производить величественное впечатление, несмотря на их малую величину.

Они умели необычайно удачно находить места для своих небольших построек так, чтобы использовать природные условия местности и с их помощью добиваться впечатления,— умели одинаково хорошо как в сельской местности, так и в городе. Примеры такого рода в древнем Пскове можно было увидеть на каждом шагу: церкви, расположенные на горках, занимающие благодаря этому доминирующее место в пейзаже города—церковь Василия на Горке, Анастасии в Кузнецах, Богоявления с Бродов, Богоявления с Запсковья, Благовещения с Бродов, Пятницы из Песок; церкви, необыкновенно удачно поставленные у водного зеркала, как, например, Пароменская церковь или несуществующее теперь Снетогорское подворье.

Пользуясь блестящими каменными постройками Как драгоценным украшением, подчеркивая то, что давала природа, чередуя их с зеленью и деревянной застройкой в городе, псковские мастера достигали самыми простыми средствами результатов достойных удивления.

Сравнительно свободное профессиональное положение мастеров-строителей в древнем Пскове в эпоху его самостоятельности, развитие уже в XIV—XV веках наемного труда и сдельной денежной оплаты создали условия для появления из народной толщи талантливейших строителей и быстрого совершенствования строительного дела и архитектуры в Пскове. Это надолго отложило отпечаток на архитектуру Пскова.

Не меньшее значение имело влияние заказчика, которым в Пскове тех времен обычно являлась сама масса городских (а иногда даже деревенских) жителей с их народными, чисто русскими вкусами и понятиями.

Наконец, на развитие псковской архитектуры сильно повлияла большая расчетливость, скудость средств, которые были следствием тяжелой борьбы Пскова с врагами. Эти три фактора—главнейшие из факторов, определившие характер псковской архитектуры и путь ее развития.

Установившийся обычай нанимать мастеров за ранее установленную определенную плату стимулировало изобретательство и предприимчивость. Чтобы строить с наименьшими затратами сил и материалов, они совершенствовали строительную технику и конструктивные приемы. Они стремились облегчить возведение постройки и одновременно были заинтересованы угодить заказчикам высоким качеством архитектуры, красотою и удобством зданий.

Практичность псковской архитектуры сказывается во всем, начиная от выбора материалов и техники постройки и кончая архитектурной композицией, орнаментацией и отделкой. Очень интересно проследить происхождение характерных псковских приемов композиции в церковной архитектуре.

Композиционное решение псковского «кончанского» храма с его экономным планом, закругленными столбами, низкими, но обширными боковыми частями—папертями и галлереями, с его бесстолпными приделами, хорами и «палатками» под сводами главного храма, с его большими подцерковьями, с удобными входами в них, или композиционное решение миниатюрного монастырского храмика с его перекрещивающимися сводами, маленькой главкой и небольшим крылечком со звонничкой—определяются практическим назначением этих зданий.

Постройка притворов, галлерей и приделов вызывалась необходимостью увеличить вместимость храма—безразлично, пристраивались ли они позднее, или строились одновременно с храмом. В этом приеме сказалась вся расчетливость псковичей, так как несравненно выгоднее сделать низкую пристройку, чем увеличивать размеры самого храма, и вместе с тем это дало интересную архитектурную композицию.

Как архитектурный прием, псковские приделы, галлереи и притворы вокруг храмов оказались настолько удачными и настолько пришлись по сердцу русскому человеку, что в дальнейшем, после того как они были занесены псковичами в другие города, стали распространяться во всей русской архитектуре.

Подцерковье — утилитарная часть здания, — выражаясь снаружи в виде высокого цоколя, представляет собой архитектурный прием, подчеркивающий высоту и торжественность храма. Этот прием также был вынесен псковичами за пределы Пскова.

Такой излюбленный Русью в XVI—XVII веках архитектурный прием, как ряды закомар или кокошников, появился в первоначальной своей форме в Пскове, как естественный и неизбежный результат применения изобретенных псковичами ступенчатых сводов. В данном случае новая архитектурная форма явилась результатом усовершенствования конструкции. Эта форма настолько, опять-таки, полюбилась русским, что необычайно распространилась по Руси, применяясь часто уже как чисто декоративный и иногда даже не связанный с конструкцией прием.

Любимая псковская архитектурная форма — круглые столбы—появилась первоначально как результат округления углов пилонов, необходимого при тесноте псковских храмов.

Практическими потребностями было вызвано появление и развитие в Пскове бесстолпных храмов.

Наличие в Пскове мелких монастырьков, имевших по 3—5 монахов, и расчетливость в средствах создали необходимость постройки миниатюрных храмиков, вмещающих минимум молящихся. При небольших размерах этих храмиков установка столбов внутри их была бы крайне неудобна и невыгодна. Таким образом, жизнь с ее практическими требованиями натолкнула псковичей на изобретение бесстолпных перекрытий храмов.

Новаторство псковских каменщиков, их одаренность, знание конструкции, изобретательность и строительные навыки помогли им блестяще разрешить эту задачу, применив ступенчато-перекрещивающиеся своды. Бесстолпное перекрытие было изобретением большого значения, давшее начало громадным сдвигам в русской архитектуре. Любовь псковичей к ступенчатости сводов ни в какой степени не была просто любовью к такой форме, а вызывалась серьезными практическими соображениями. Псковичи отчетливо представляли себе сложную работу свода, а ступенчатость сводов, выполненных именно таким способом, каким выполняли эти своды псковичи, была необходима для того, чтобы передавать давление на стены в нужном направлении.

Стоит обратить внимание на то, как строились псковские звонницы. Толщина столбов звонниц определялась нагрузкой, т. е. соответствовала весу тех колоколов, которые они несли. Псковичи, нисколько не смущаясь, строили звонницы со столбами разной толщины в зависимости от веса тех колоколов, которые должны были висеть в каждом из пролетов, и это не только не портило их, но, наоборот, придавало им еще большую характерность и красоту. В псковских звонницах нет ничего такого, что не было бы крайне необходимо. Невозможно представить себе предназначенное для таких целей сооружение более простое и дешевое. Вместе с тем это были необычайно красивые сооружения, и недаром все иностранцы, видевшие древний Псков, упоминают о впечатлении, произведенном на них псковскими звонницами, украшавшими город.

Насколько древние псковские зодчие, оставаясь всегда практичными, были в то же время и истинными художниками и насколько тонким вкусом они отличались — лучше всего свидетельствует их неподражаемое уменье открывать художественные возможности везде и во всем. Они обладали самым высоким даром всегда говорить языком искусства. Практические соображения часто требовали асимметричного расположения частей постройки. Псковичи не старались маскировать асимметрию, они пользовались именно асимметрией как богатым композиционным приемом, — пользовались мастерски, с настоящим блеском.

Экономные размеры построек и их частей и деталей только помогали псковичам добиваться впечатления интимности, уютности, «человечности» архитектуры. С практичностью псковской архитектуры тесно связана ее глубокая правдивость. Внутреннее содержание здания, назначение отдельных его частей ясно выражалось в его внешнем облике.

Естественная неровность поверхности стен, обработанных штукатурной лопаткой, и кремовый, желтоватый или слегка розоватый естественный цвет штукатурки, покрытой известковой побелкой, — великолепно использовались в их натуральном виде. И, нужно отметить, что старая псковская штукатурка была не только наиболее легко исполнимой и дешевой, — одновременно она была и наиболее красивой штукатуркой.

Побелка была не просто окраской здания—это было прежде всего необходимое средство защиты здания от разрушения. В псковской архитектурной орнаментике практические и технические соображения всегда составляли одну из важнейших основ, влиявших на формы. Псковские каменщики выработали приемы орнаментации не только красивой, но и необычайно легко исполнимой из обычного псковского материала. Формы и способы орнаментации были тесно связаны с свойствами того материала, из которого она выполнялась, но это не стеснило творчества мастеров, не лишило псковскую орнаментику художественной полнокровности и не мешало ей развиваться.

Развивалась даже техника орнаментации. Начав с узоров, образуемых ровными постелистыми плитами, выступающими за лицо стены, и соответственно рисунку орнамента то лежащими, то стоящими на ребре или наклоненными, и с узоров, состоящих из впадинок, сделанных в плоскости стены и образованных такими же постелистыми плитками, по-разному уложенными, псковские каменщики в дальнейшем обогащают свои технические приемы орнаментации применением плит мягких пород с резанным на их постели орнаментом, поставленных «иконкой», т. е. обращенных постелью на лицевую сторону, а также применением таких резанных из мягкой плиты деталей, как балясин, пальметок и т. п.

Сохранившаяся орнаментация псковского гражданского здания XVII века—так называемого «дома Яковлева» (который было бы более правильно называть по имени его первого владельца—«домом Меншикова») — дает примеры мотивов, еще дальше развивающих старые псковские приемы орнаментации из плиты. Резные плиты, поставленные «иконкой», выступают из поверхности стены, а между ними вставлены части орнамента, сделанные из кусочков той же мягкой «беленькой» плиты, изображающие искривленные стебли. Поверхность стены видна в промежутках между выступающим ажурным орнаментом.

Совершенно неосновательно было бы видеть в такой тонкой орнаментике какое-то насилие над материалом. Наоборот, прекрасно режущаяся ножом, мягкая, с очень тонким строением «беленькая» плита сама просит очень тонкой обработки. Именно в такой орнаментике, развившейся в XVII веке на основе всего старого опыта псковичей, сказалось еще более поразительное знание плиты, чем в более простом по технике орнаменте XV века.

В XII—XIII веках Псков не имел еще того, что можно было бы с полным правом назвать «псковской школой архитектуры». Собор Мирожского монастыря (середина XII века), также как и собор Ивановского монастыря (XII— XIII века), носит лишь некоторые местные отличия, которые могли внести и приезжие мастера под влиянием местных условий.

Собор Снетогорского монастыря (начало XIV века) почти повторяет Мирожский собор, хотя их разделяет полтора столетия. Это свидетельствует о медленном развитии архитектуры в Пскове с XII по XIV век. Появление псковской школы архитектуры, видимо, связано с тем общим подъемом политической и хозяйственной жизни Пскова, который привел к отделению Пскова от Новгорода.

Так или иначе, это связано с знаменательным для Пскова 1348 годом, когда Псков получил самостоятельность. Из-за отсутствия памятников середины XIV века трудно точно сказать, когда этот перелом отразился на архитектуре. Во всяком случае храм Василия на Горке — памятник 1413 года — представляет собою уже вполне выработанный, блестящий образец нового, псковского типа храма.

Большое строительство храмов в последние тридцать лет XIV века говорит о большой деятельности псковских каменщиков в то время.

XV век был веком расцвета псковской архитектуры.

За XV век в Пскове было построено больше, чем за два предыдущие века вместе взятые. Псковская школа архитектуры в то время не только была самостоятельной, но и оказывала влияние на архитектуру «за рубежом» Псковщины.

К концу XIV века в Пскове был принят четырехстолпный одноглавый трехабсидный тип храма с тройным делением фасадов. Покрытия храмов делались по полукружиям закомар. Такие закомары имел еще памятник начала XV века — храм Василия на Горке (1413 год). Более ранний пример — храм Михаила Архангела 1339 года. Однако, видимо, существовал тип храма с покрытием среднего креста щипцами и несколько пониженными боковыми частями—скатами. Эти покрытия напоминают покрытия грузинских или армянских храмов. Этот вид решения кровель, вероятно, взял свое начало от Мирожского собора и получился после надстройки его очень низких угловых частей.

Применение псковичами в XIV веке ступенчато повышающихся к барабану сводов вызывает появление наружных ступенчатых закомар. Существование этой формы несомненно для второй половины XIV века. Ступенчатые своды церкви Михаила Архангела могут быть и более поздними, и отнести их без специального исследования к 1339 году было бы рискованно. Точно установить вид второго яруса закомар на церкви Василия на Горке можно только после очень тщательного исследования памятника в натуре, но на основании уже имеющегося материала можно утверждать, что выступающие подпружные арки имели отдельное покрытие, были ясно выражены снаружи и хорошо видны. Ступенчатость сводов выразилась и в покрытиях другого типа, примером чего может служить псковский Троицкий собор 1365—1367 годов, очень точный рисунок которого сохранился. Выступающий пояс подпружных арок здесь покрыт восемью щипцами, четверо из которых расположены над арками, а четверо — соединяют их, образуя восьмиугольник в плане. Ясно выраженные основания арок, вернее их забутка, — покрыты отдельно.

Эти виды покрытий не были достаточно практичными для северного климата, и псковичи около середины XV века заменяют эти сложные покрытия простым щипцовым (восьмискатным). Наиболее ранний из сохранившихся примеров такой крыши—покрытие церкви Михаила Архангела, построенной в 1462 году в Кобыльем Городище.

Нужно заметить, что переход от покрытия типа Мирожского собора или Троицкого собора 1365—1367 годов к обычному псковскому щипцовому покрытию получается естественно, сам собою, если застроить пониженные угловые части, которые псковичи, как практичные строители, использовали под дополнительные помещения («палатки») или даже под приделы (Храм Козьмы и Дамиана с Примостья, Петра и Павла на берегу).

Переходной формой является покрытие храма в селе Мелетове, где при новом уже восьмискатном покрытии еще удержан наружный пояс, или постамент, образованный подпружными арками. При пощипцовом покрытии изменилась обработка фасадов. Лопатки стали соединяться не полукружиями, а многолопастными очертаниями.

В XV веке, а может быть даже в конце XIV, появились бесстолпные храмы. Во всяком случае, таков придел Василия на Горке, построенный вместе с храмом в 1413 году. Развивается применение этих маленьких бесстолпных приделов и устанавливается совершенно новая идея композиции храма, окруженного приделами.

В XV веке появляются паперти в кончанских храмах, совершенно открытые и закрытые галлереи, а также появляются типичные крыльца и притворы, звонницы, подцерковья. Устанавливаются характерные для Пскова формы окон и дверей; орнаментация—кокошники и узорные пояски на барабанах; валиковые разводы и такие же, как на барабанах, узоры из впадин на алтарных абсидах; применяются изразцы, «бровки» на окнах, перспективные порталы.

С последней четверти XV века русские летописи стали упоминать о вызовах псковских каменщиков для выполнения строительных работ в Средней России. Вероятно и раньше бывали случаи выезда псковских мастеров. Конечно, псковичи принесли туда не только техническое уменье, но и архитектурные приемы и формы. В Средней России псковичи не только применили свой старый архитектурный арсенал, используя даже те формы, которые они в Пскове к тому времени оставили, вследствие их непрактичности (позакомарное покрытие), но и чрезвычайно обогатили его, развивая свои старые испытанные приемы, изобретая и заимствуя новые. Иные требования заказчиков и иные материальные возможности побудили к этому. Псковские мастера, работавшие в Средней России, сделали громадный вклад в общерусскую архитектуру. Не стоит оценивать его значение, не сопровождая каждое свое утверждение подробными доказательствами (так как этот вопрос еще не разработан), а сделать это со всеми доказательствами в кратком очерке, как настоящий,—невозможно. Во всяком случае влияние псковичей на выработку шатровой архитектуры и их участие в создании этого чуда русской архитектуры — несомненно.

Архитектурные формы и приемы, выработанные псковичами до XVI века, оказались настолько разумными, настолько приспособленными к местным природным условиям и вкусам, что они продолжали долго жить. Правда, они не развивались так, как в XIV—XV веках. Изменения происходили, главным образом, в пропорциях храмов, становившихся более приземистыми. Если псковским памятникам архитектуры XIV—XV веков были свойственны стройные пропорции, то в XVI веке, вследствие того, что иногда стали строиться храмы с большой площадью, а высота их не увеличивалась пропорционально площади,— появлялись иногда гораздо более грузные постройки. Может быть именно такие постройки XVI века и дали основание для некоторых исследователей говорить о приземистости всей псковской архитектуры вообще.

XVII век принес большое оживление строительной деятельности в Пскове. В псковской церковной архитектуре появляются совершенно новые мотивы, занесенные из Москвы — бесстолпные храмы с сомкнутыми сводами, пятиглавие, шатровые колокольни, церкви с удлиненным планом, новая орнаментация. Однако, как и в XVI веке, старые традиции эпохи псковской самостоятельности продолжают жить. И если в XVI веке эти традиции сохранялись, то в XVII веке они получают известное развитие.

Выше уже отмечалось, каким образом в XVII веке обогатились старые псковские приемы каменной архитектурной орнаментики. Получают развитие крыльца, галлереи все на тех же круглых столбах, но уже часто усложненных, получивших перехваты, или каннелюры. Звонницы иногда становятся двухъярусными, чего до XVII века не встречалось. В псковскую архитектуру XVII века проникают черты какого-то широкого размаха, не встречающегося раньше. Смелый столп Снетогорской церкви-колокольни (в Снетогорском монастыре), колоссальный псковский Троицкий собор 1699 года характеризуют силу этого размаха. Былой псковской интимности в них нет. Однако эта интимность все еще продолжала сохраняться во многих памятниках церковного и гражданского зодчества.

Памятников древнепсковской церковной архитектуры сохранилось довольно много, но все же это составляет только около четверти того, что существовало в древности. Без сомнения, некоторые типы церковных зданий не дошли до нас. Особенно много исчезло мелких монастырских храмиков, очень интересных, так как они были бес-столпными, имели совершенно оригинальные конструкции. Из десятков этих храмов до настоящего времени сохранилось лишь два — Николы от Каменной ограды и Петра и Павла в бывшем Середкином монастыре. Два храма такого типа — Никитский в Пскове и Успенский в Гдове — взорваны немецкими вандалами.

Кроме них существуют бесстолпные приделы при больших храмах. Судя по так называемой иконе из «Владычного креста»—изображению Пскова, сделанному в начале XVII века, существовали церкви в виде вытянутого с запада на восток параллелепипеда, покрытого двускатной крышей с одной главой. Ни одного из этих храмов не сохранилось. При церкви Николы со Усохи существует пристройка не известного до сих пор типа—открытая часовня, напоминающая крыльцо.

Сохранившиеся памятники церковного зодчества с течением времени очень изменились. Нет ни одной церкви, где сохранились бы все старые окна и не было бы пробито новых. В древности окна располагались в барабане главы и вверху стен — справа, слева и сзади молящихся (т. е. с запада, севера и юга). В алтаре, наоборот, окна располагались внизу, где они не были видны за иконостасом, причем в центре средней абсиды их не делали, а делали по сторонам, так чтобы прямой луч света не мог проникать в храм через открытые царские врата. В результате такого хорошо продуманного расположения окон, остроумного устройства их— с узким, иногда щелеобразным отверстием в свету, но с сильно расширяющимися откосами внутри, а также вследствие интереснейших (еще не изученных) оптических свойств древней волнистой очень светлой штукатурки — освещение древне-псковских храмов было чрезвычайно красивым. Переделки XVII—XX веков совершенно нарушили освещение в псковских церквах.

Древние иконостасы нигде не сохранились, а новые, также как новая раскраска стен и штукатурка, всегда очень портят интерьеры древних храмов. Во всей Псковщине только на одной церкви сохранилось покрытие старой формы (в Кобыльем Городище). От переделок кровель внешний вид храмов очень пострадал, так как они лишились прежней пропорциональности. Везде срезаны верхние части щипцов, и в то же время под кровлями скрыты большие части барабанов. Пристройки XVII—XX веков, расположенные вокруг, новые главы и иные переделки портят древние здания. Очень часто при ремонтах уничтожалась старая орнаментика. Многие барабаны церквей и абсиды, теперь гладкие, имели в прошлом богатую орнаментацию.

Наконец, в большинстве случаев, памятники древнепсковской архитектуры проигрывают вследствие изменения застройки и планировки вокруг них, происшедшей с XVII по XX век.

Обычно считают, что каменная гражданская архитектура в Пскове начала свое существование только в XVII веке, чуть ли не в конце его. Это неверно. Вундерер описал каменные палаты в Пскове, в которых он был и которые он видел в 1590 году. Из Псковской летописи известно, что в 1535 году на Торговой стороне (в Среднем городе) были построены каменные палаты для архиепископа Макария. Вероятно, каменная гражданская архитектура существовала в Пскове и еще раньше. В XVII веке она получила очень большое распространение. Каменных зданий в Пскове в XVII веке было множество, хотя до наших времен дошло мало, да и то в очень неполном виде. К тому же они недостаточно изучены, а о существовании некоторых из них даже не было известно. Между тем псковская гражданская архитектура заслуживает большого интереса.

В XVII веке она бурно развивалась. Появились разные виды крылец как выступающих, так и включенных в общий объем здания, сочетание в одной постройке каменных объемов с деревянными—полукаменные-полудеревянные дома; деревянные терема и светелки и балконы на каменных зданиях. Становятся употребительными поразительные для тех времен технические приемы, как, например, каменные плоские перекрытия проемов, сделанные из рядовой плитной кладки, армированной полосовым железом. Появление разных типов каменных гражданских зданий наглядно свидетельствует о существовании в то время в Пскове многих первоклассных строительных артелей. Различия как в архитектурных решениях и обработке, так и в технике постройки—факт, уже сам по себе говорящий о большом размахе творчества мастеров, вносивших свои приемы и особенности в архитектуру и строительную технику. И теперь еще в Пскове можно насчитать довольно много различных типов гражданских построек, каждый из которых является образцом работы определенной артели или мастера, хотя, бесспорно, до нас не дошли все типы зданий, существовавших в XVII веке.

Чрезвычайно интересны и оригинальны и, может быть, наиболее характерно рисуют нам передовые стремления псковских мастеров XVII века здания типа «дома Трубинских» (на Запсковье) и несуществующего теперь, но обмеренного в XIX веке Годовиковым, дома Ямского. Необычайно удачно продуманная планировка, предусматривающая одновременно и удивительно четкую и не менее удобную организацию всех процессов, происходящих в жилище, и экономнейшее и разумное использование объема здания, необычайный уют и удобства его, доходившие до таких тонкостей, как закругление углов там, где они могли задевать проходящих,— характерны для этих зданий. Они одинаково блестяще приспособлены ко всем мелочам как будничной семейной жизни, так и богатых праздничных приемов. Замечательно, что это относится не только к одному жилому зданию, но и ко всему двору. Жилое здание вместе со служебными постройками, расположенные в ограде, задумывали и выполняли как единую архитектурную композицию (впрочем, это относится не только к зданиям именно этого типа).

Архитектура нарядна и преисполнена домашней теплоты и уютности. Обмер дома Ямского, сделанный в середине XIX века, когда дом был почти не перестроен, дает понятие об его архитектуре. Если хорошо представить себе прелесть мягко вылепленных поверхностей старой штукатурки, красоту прозрачных теней, падающих на эту штукатурку, резьбу на столбах и перилах балкона и деревянном теремке, представить себе печи, лавки, окончины и все, что должно дополнять Годовиковский обмер,—можно получить довольно яркое представление об этом здании.

План в виде буквы Т или Г, крыльца (из коих одно или два— «красных»), включенные в общий объем здания, прежде всего характерны для них. Проемы крылец украшены столбами с каннелюрами или валиковыми перехватами. Над арками, повторяя их очертание, идут валики—архивольты. Эта орнаментация дополняется пятном наличника окна (в доме Ямского) или нишки для иконы (в доме Трубинских). Деревянная светлица, расположенная над крыльцом, деревянный балкон, выходящий в сад, немало способствуют общему впечатлению. Как каждое здание в отдельности, так и весь двор компоновались асимметрично и очень живописно.

Здания типа «дома Печенко» (на Гоголевской улице) более примитивны, но не лишены уюта. Дом Печенко имел выступающее крыльцо с гранеными столбами, наружные ниши для икон с довольно богатым обрамлением, цилиндрические своды в подвалах и сенях и брусчатые потолки над жилыми комнатами. Необходимая для удобства дополнительная связь между помещениями, расположенными в разных этажах (также как и в других псковских зданиях), осуществлялась посредством внутристенных лестниц.

Характерно большое количество ниш в подвалах и стенных закладных шкафов наверху, в жилом этаже.

Здания типа хорошо известной «Солодежни» имеют выступающее наружу крыльцо с круглыми столбами, расположенное, примерно, в середине здания, против сеней, троечастное деление плана с сенями посредине и очень скромную обработку, почти без всякой орнаментации. Кстати нужно оговориться, что здания, строенные одними и теми же мастерами, называемые здесь «зданиями одного типа», наряду с их общими чертами всегда имеют большие или меньшие различия.

Здания типа «Солодежни» кроме этажей, перекрытых сомкнутыми сводами, иногда имели третьи этажи — либо с деревянными потолками, либо целиком деревянные. Таковы Поганкины палаты (получившие свой план в виде буквы «П» постепенно, в результате ряда пристроек), имеющие третий этаж с деревянным потолком. Накат здесь поддерживался балками, покоящимися на круглом столбе с валиковыми перехватами. Таково же было и здание, примыкающее к «дому Яковлева», — «дом Сутоцкого»; оно имело третий этаж с деревянными потолками. Так называемый «Офицерский корпус» имел деревянный этаж, так же как и «Керосиновый склад» на Гоголевской улице.

Деревянные верхние этажи на каменных зданиях были не редкостью и для жилых домов иного типа. Например, деревянный верх имел «дом Ширера» (который было бы более правильным назвать «домом Русиновых»).

Обычай надстраивать деревянные помещения над каменными зданиями был вызван давнишней привычкой псковичей жить в деревянных домах, привычкой, вполне оправданной гигиеническими соображениями. Псковичи, как вообще русские, справедливо считали деревянные дома гораздо более здоровыми, чем каменные. Но деревянные здания обладали громаднейшим недостатком — они были крайне опасны в пожарном отношении. По этой причине уже в XVI веке, несомненно, существовал обычай строить погреба из камня. Часто такие погреба ставились под деревянной избой.

С накоплением богатств в руках отдельных частных лиц все более входит в обычай строить каменные дома, снабженные железными ставнями на всех окнах и железными наружными дверями, более безопасные от пожара, чем прежние деревянные дома. Тем не менее, деревянное жилье попрежнему считалось более здоровым. Поэтому в XVII веке ставили деревянные этажи по возможности выше над землей, чтобы они были не столь опасны в пожарном отношении. Чтобы сделать каменные дома менее сырыми, их, как правило, строили на высоких подвалах.

В Пскове существует только один образец жилого здания XVII века, не имеющего подвала — это более старая половина «дома Печенко». Другое здание XVII века, не имеющее подвала,-—«Хлебопекарня» в Волчьих Ямах—вряд ли представляет собой жилое здание; скорее это здание общественного назначения или монастырская трапезная. В некоторых случаях подвалы устраивали в два яруса, например, в доме Порозовых или уничтоженном доме на месте электростанции.

К числу наиболее интересных зданий относится «дом Яковлева»—единственное сохранившееся гражданское здание XVII века с богатой наружной орнаментацией. Вся орнаментация его чисто псковская, несмотря на отразившиеся на ней новые влияния. Самое тонкое знание местных, псковских сортов плиты и технические приемы постройки, развивающие старые псковские строительные традиции, идущие от XV века, свидетельствуют не только о псковском происхождении мастеров, но и о том, что их деятельность долгое время протекала именно в пределах Пскова.

Виртуозное исполнение и применение орнамента говорит о большом опыте мастеров. «Дом Марины Мнишек» (название это совершенно необоснованно) был украшен наличниками, технически сделанными подобно наличникам «дома Яковлева», но с некоторыми отличиями. «Дом Марины Мнишек», вообще оригинальный, имел каменный теремок. Чрезвычайно интересным было здание на Островке (на Пскове реке против Гремячей горы). Оно имело окна, по форме очень близкие к церковным окнам XV—XVI веков (хотя отличавшиеся наличием деревянных колод для окончин, которых в церквах не было). Одно из помещений было покрыто сомкнутым сводом, опирающимся на круглый столб.

Из других наиболее любопытных псковских зданий стоит упомянуть о «доме Жуковой» с его оригинальным «жвылем»—каменным угловым эркером и интереснейшим крыльцом со светелкой наверху, обнесенной балконом с фигурными столбами и перилами. Представление об этих деталях сохранилось лишь благодаря обмеру Годовикова, в настоящее же время от здания остались руины.

Прекрасный образец древнего здания общественного назначения—Приказная палата в Довмонтовом городе. Крыльцо ее разрушено, окна почти все переделаны, но все же это здание производит сильное впечатление. Планировка этого здания совершенно не такая, как жилого дома.

Небезынтересны такие здания, как второй «дом Сутоцкого» (отдельно стоящий) и дом (вернее остатки его) у церкви Георгия со Взвоза, которые сохранили следы больших проемов в наружных стенах, напоминающих проемы крылец, но без обычных столбов. Существование этих проемов никому не известно, так как они позднее были заделаны и заштукатурены. О том, насколько редкостны эти детали, наглядно говорит хотя бы тот факт, что в литературе о древнерусском зодчестве можно найти твердые указания на то, что широкие проемы всегда были принадлежностью крылец или галлерей и якобы никогда не делались в стенах самого здания, т. е. так именно, как они сделаны в псковских домах.

Несколько особняком стоит «Мешок»—здание уже петровского времени. Оно несколько не по-псковски громоздко и неуютно, несмотря на явное стремление строителя приукрасить его вычурными воротами и даже каменными карнизами, которые почти совершенно не употреблялись псковичами до XVIII века.

Любопытен хорошо сохранившийся полуторакомнатный каменный дом, стоящий около «Мешка». Подвал его перекрыт сводами, верхний этаж был покрыт деревянным накатом. Также очень хорошо сохранился «дом Ксендза», не сохранивший лишь своих печей и деревянных частей—потолков, полов, окон и дверей. Внутреннее оборудование и отделка не’ сохранились ни в одном из псковских гражданских зданий. Только случайно найденные остатки печных изразцов и другие находки могут дать некоторое представление о печах, лавках, полах, устройстве дверей, шкафов, окон. Реставрационные работы в «доме Яковлева» в 1939— 1940 годах дали материал об устройстве врубленных в пол лавок, которые тянулись вдоль стен. Подобные же лавки были устроены в помещениях за иконостасом Псковского Троицкого собора XVII века, где они сохранились до 1940 года. В «доме Яковлева» были раскрыты замурованные уборные XVII века с сохранившимся всем их оборудованием, было найдено много печных изразцов. Там же сохранились оконные и дверные колоды XVII века. По оконным колодам было ясно видно, что окончины открывались на петлях внутрь дома, были одностворными, но самой окончины не сохранилось ни кусочка.

За алтарем Троицкого собора и в «доме Яковлева» существовали деревянные полы XVII века. Часть их в «доме Яковлева» существует и теперь. Остатки полов из тяжелых плах — расколотых бревен, уложенных плоской стороной вверх на круглые лаги и притесанных «чашкой» к лагам так хорошо, что не требовалось никакой прибивки гвоздями, — сохранились в «доме Печенко».

Там же было основание печи XVII века, оставшееся под полом с рассыпанными вокруг обломками самой печи. В «доме Печенко» были три печи: одна—круглая, две—квадратные. Облицованы они были великолепными изразцами ярко расписанным сочным орнаментом. Круглая печь была украшена растительным орнаментом и изображениями животных и птиц, сидящих на ветвях и клюющих ягоды. Роспись ее—по белому фону темносиней и светлой травянисто-зеленой поливой. Другие печи были еще более цветистыми; они были расписаны бирюзовой, белой, синей, желтой и коричневой поливами. В «доме Печенко» до 1937 года сохранились остатки деревянных стенных шкафов XVII века. Остатки печей, печные изразцы XVII века можно было найти и в других древних жилых домах Пскова. Некоторые из них хранились в псковском Музее.

В наше время древние псковские дома далеко не производят того приятного впечатления, какое они производили в то время, когда сохранялся весь их уют, внутреннее и наружное убранство. Их крыльца теперь либо вовсе не существуют, а если некоторые из них и сохранились, то непременно перестроены. Орнаментация их почти не сохранилась. Только «дом Яковлева» сохранил остатки наличников окон. Наличники были восстановлены при реставрации дома в 1940 году. Нигде не сохранилось ни деревянных теремов, ни балконов, украшавших древние псковские дома.

Обмеры Годовикова, сделанные в середине XIX века, хотя и необычайно ценны и интересны и очень помогают составить более правильное представление о гражданской архитектуре древнего Пскова, всё же не могут вполне восполнить этих пробелов.

Очень жаль, что почти ничего не осталось от деревянной архитектуры Пскова, так как эта обширнейшая отрасль древнепсковской архитектуры не могла не получить за время своего развития оригинальных, здоровых, глубоко народных черт, так свойственных каменной архитектуре Пскова.

Памятники древней деревянной псковской архитектуры исчезли совершенно бесследно — не сохранилось даже самых приблизительных зарисовок.

В настоящее время в Пскове существует лишь один памятник деревянной архитектуры — церковь Варвары в Петровском посаде, построенная в 1618 году.

До 1944 года в Пскове существовал памятник древней гражданской деревянной архитектуры—жилой домик, построенный в XVII веке, но обшитый в начале XIX века досками и потому остававшийся совершенно незамеченным исследователями псковской архитектуры. Ныне от этого домика остался лишь каменный погреб, на котором он стоял. Этот домик, срубленный из толстых круглых бревен в чашку, отличался уютными пропорциями комнат с низкими потолками и маленькими квадратными окнами. Есть многие основания считать, что такой тип жилой постройки—деревянная изба, поставленная на довольно высоком каменном погребе,— был очень распространен в Пскове в XVII веке. О таких постройках упоминают старинные документы. Любопытно, что эта старая псковская традиция оказалась необычайно живучей для Пскова в XIX и даже XX веках; особенно для Запсковья и Завеличья были характерны деревянные постройки на каменных подвалах. Причина этой живучести—несомненные удобства и разумность такого приема. Нельзя не заметить, что погреб домика XVII века намного выше поднимается над землей, чем погреба XIX—XX веков.

Древние псковичи считали наиболее здоровым деревянное жилье, высоко поднятое над землей. Кроме того, чем выше было над уровнем земли поднято деревянное здание, тем менее опасным оно было в пожарном отношении, менее подвергалось гниению, да и от лихого человека дальше.

Общий характер деревянной архитектуры Пскова неплохо рисуют слова самих псковичей XVII века, с которыми беседовал в 1668 году голландец Стрюйс. Последний, очень не любивший и подвергавший осмеянию всё русское, завел с псковичами разговор о слишком, по его мнению, большом количестве деревянных построек в городе и их простоте—«безобразности» их, какой выражался. Псковичи указали ему на то, что они считают деревянное жилье гораздо более здоровым, чем каменное, вследствие чего предпочитают жить в деревянных домах, а что касается простоты декоративной обработки этих построек, то их занимает в первую очередь удобство и «подручность» и в этом отношении они вполне довольны своими постройками, «в которых они спят покойнее, нежели другие в прекраснейших дворцах». Это очень любопытное свидетельство лишний раз подтверждает, насколько сознательно псковские зодчие добивались того удобства и уюта, которые характерны для псковской гражданской архитектуры.

Впрочем, не следует думать, что деревянная архитектура древнего Пскова была лишена декоративной обработки. Деревянные постройки украшались резными подзорами, наличниками и другими деталями.

Нельзя обойти молчанием крепостное зодчество. Особенности общественного строя древнего Пскова отразились на большом развитии каменного крепостного зодчества в Псковщине. Жители сами ведали постройкой и ремонтом своих участков укреплений и сами выполняли их, и поэтому посады Пскова — Запсковье и Окольный город—и псковские пригороды имели укрепления, не уступающие укреплениям Кремля или Довмонтова города.

Само место первоначального поселения псковичей— Детинец — представляло собой природную крепость. С XII века деревянные стены Детинца заменяются каменными стенами. По мере роста населения города посады обносились стенами, охватывавшими все большую и большую площадь. В 1266 году князь Довмонт построил каменные укрепления Довмонтова города. В 1309 году была построена каменная стена Старого Застенья, в 1375 году деревянная стена Среднего города заменена каменной. Каменные стены Запсковья построены между 1482 и 1484 годами на месте деревянных, просуществовавших с 1465 года. Каменные укрепления Окольного города и Верхние и Нижние решетки относятся к XVI веку. Починка, замена ветхих частей новыми, усиление и перестройка укреплений не прекращались до конца XVII века.

Крепостная архитектура изменялась с развитием средств нападения, особенно огнестрельного оружия. С появлением артиллерии резко увеличилась толщина стен, изменилось устройство бойниц, ворот, зубцов, ходов по стенам. Минная борьба вызвала появление «слухов»—подземных контр-минных галлерей, проходивших перед стенами города. Развитие «огненного боя» вызвало появление в стенах «палаток» с я подошвенными боями» в них — бойницами, расположенными близко к поверхности земли; «захабов»—сильно выдвинутых за линию стен фланкирующих сооружений одной высоты со стенами, но имеющих помосты для установки артиллерии, подобно башням; «роскатов»—башен, с помостами для тяжелой артиллерии, стоявших, в отличие от обычных, под защитою стен.

В XVI—XVII веках на протяжении более 10 верст псковских крепостных стен стояло 40 башен и захабов и было большое количество ворот и среди них Верхние и Нижние решетки — ворота, через которые впускалась и выпускалась Пскова река. Стены имели, в среднем, в высоту 12 метров и в толщину 4 метра. По верху стен, под защитой зубцов двухметровой высоты, был устроен широкий обход, связанный с башнями, по которому можно было обойти весь город. На этот обход из города вели деревянные, иногда каменные лестницы. Крепостные стены с зубцами и проходом со столбами и перилами, также как лестницы, башни, захабы, роскаты, караульни и все сооружения, покрывались крышами с тесовыми и драничными кровлями. На верхушках шатровых крыш башен и роскатов помещались смотровые вышки, увенчанные шатриками с «прапорцами». Все каменные сооружения—стены, башни, захабы, роскаты, караульни, лестницы и прочее — штукатурили и покрывали побелкой. Выходы из города делались большей частью через башни, иногда прямо в стене. Они защищались захабами, каменными или деревянными, или «острогами» из частокола. С оборонительными сооружениями были связаны «слухи», а также тайники — подземные ходы, опускавшиеся к реке и имевшие колодцы для снабжения водой в «осадное время».

*     *     *

Псков рос и расширялся до тех пор, пока сохранял свое значение для России как важнейший центр торговли и как пограничная крепость. С расширением границ Российского государства и открытием более близкого пути в Европу в начале XVIII века значение торговли Пскова пало. Заграничная торговля пошла по иному пути. Значение Пскова как крепости также упало. С конца XVII века псковские стены уже не ремонтируются. В 1710 году в Пскове было «моровое поветрие» и «пожарное разорение», и после него город уже не восстанавливался, как бывало. Начался стремительный упадок Пскова, продолжавшийся до конца XIX века.

Из документов XVIII века видно, что после 1710 года множество дворов, мельниц, промышленных предприятий, бань, рыбных ловель, жилых домов, со всем их убранством, утварью и «пожитками» остались пустыми, безлюдными, без хозяев. Домашняя обстановка и носильные вещи отбирались в казну, за неимением наследников. Дворы и дома, сады и огороды были просто заброшены.

Число жителей, бывшее некогда около 70—100 тысяч человек, в XVIII веке дошло до 2500 человек, а одно время было и того меньше—доходило до нескольких сотен. Легко представить себе, что стало тогда с этим некогда большим и многолюдным городом. Множество построек, заполнявших город, стало совершенно мертвым. Псков напоминал тогда сказочный город, жители которого были заколдованы и превращены в камни. Храмы, подворья, обширные дворы, торговые и промышленные предприятия, монастыри, лавки, сады и жилые дома стояли безлюдными и заброшенными, со сгнившими и провалившимися кровлями, с осыпающимися стенами и сводами и еще сохраняли внутри богатые печи, лавки, переплеты окон, полы, засыпающиеся падающей штукатуркой. Повалившиеся ограды догнивали вокруг заглохших садов, на верхушках стен и башен и церковных сводах вырастали между остатками крыш молодые деревья и кусты. Разваливались сгнившие деревянные постройки, обрушивались и осыпались каменные.

Немало прекраснейших памятников архитектуры безвозвратно погибло в это время, а все оставшиеся носят на себе следы этого разорения. Конечно, не одно время разрушило древний Псков. Гораздо большую роль сыграло презрение и враждебность ко всему русскому, проявленные невежественной неметчиной, которая, потеряв надежду покорить Русь мечом, заполняла ее всякими Биронами, Минихами, Остерманами и другими менее известными немцами.

Не в одном только Пскове, как говорят факты, погибли в то время бесценные сокровища русского искусства. Считая русское искусство мужицким, обыностраненная аристократия была не только равнодушна к нему, но враждебна, стремилась его изгнать, уничтожить и заменить его «европейским».

Перепланировка 1778 года изменила Псков до неузнаваемости. Множество прекрасных построек, уютных и красивых уголков было уничтожено и заменено заборами и домиками с претензией на «европейскую архитектуру». Старая планировка была стерта почти бесследно,—новые улицы прокладывали прямо через кварталы и сады. Сохранившиеся же здания в продолжение XVIII и XIX веков перестраивали, стараясь придать им возможно более «европейский» вид: стесывали и замазывали украшения, разрушали крыльца, уничтожали старые окна и двери и пробивали новые. Поэтому все сохранившееся от допетровского Пскова представляет исключительную редкость, и чтобы оценить псковские памятники архитектуры нужно их представлять себе такими, какими они были в древности, нужно изучать и реставрировать их.

В конце XIX века Псков стал расширяться и оживать, начал обстраиваться новыми постройками. К XX веку в нем появилось много учебных заведений, промышленных предприятий, электрическое освещение, водопровод, канализация, трамвай. Сильно изменился Псков, но всё же он остался Псковом. Такова сила его прошлого, что и в новом Пскове оно давало себя чувствовать. В памятниках древней архитектуры, в развалинах псковских стен, в нравах псковичей и их говоре, в легендах и преданиях—на каждом шагу чувствовалось, что это древний славный русский город, существующий более тысячи лет и бывший некогда одним из самых крупных центров Руси.

Ю.П.Спегальский. Псков. М.-Л., 1946.