Функции здания описывались следующим образом: дворецдолжен был использоваться как резиденция правительства и культурный центр, для съездов и сессий Верховного Совета, а также для театральных и музыкальных представлений. Под крышей дворца должны были разместиться два зала для съездов на 6 ООО и 1 500 мест и еще четыре конференц-зала на 500 мест каждый.
Ему открывается настоящее буйство красок: ярко-красная зубчатая стена, кирпич на угловых башнях в русских шлемах, глазурованный зеленым и бирюзовым, белизна и охра кремлевских дворцов, мощь высоко вознесшейся колокольни, повсюду крашеные зеленым крыши, а сверху полощется на алый флаг на здании Сената.
Характерно, что образ «двух половин» появляется и у Ленина, когда он в начале 1918 г. замечает, что Россия нашла самую передовую политическую форму — «диктатуру пролетариата» — и что соответствующий ей передовой экономический базис, то есть вторая половина, уже существует вне России — в виде германского государственного капитализма Вильгельма II и Ратенау. Но что означает обособление двух культур?
На станции «Киевская» — картины, апеллирующие к «исторической» дружбе между Украиной и Россией. Следовательно, потолок уже не просто потолок, а магическое зеркало. Взгляд должен устремляться ввысь, прохожих следует обучать. Здесь понимаешь, почему где-нибудь в другом месте все эти тысячи художников, штукатуров, мозаичников и т. д.
Южнокорейский фильм «Ливанские эмоции», который участвует в главном конкурсе Московского кинофестиваля, представил в воскресенье Чон Енхен. Но, несмотря на название фильма, происходит действие в Корее. Герой фильма год назад лишился матери, однако не может пока справиться с горем. Он встретил девушку, которая угодила в капкан, когда убегала от жестокого мужчины.
Вокруг камина полукруглый диван, установленный по желанию бывшего владельца. В углу рояль. Вполне можно представить себе, что здесь «жил и работал» (как всегда говорится на мемориальных досках) близорукий, хорошо одетый нарком просвещения, говоривший одинаково хорошо по-французски, по-немецки и по-русски, любивший полемизировать и философствовать.
«Бой идет вовсе не для славы, а для жизни на планете» – данная фраза, по типу множества других из «Василия Теркина», стала крылатой, уйдя в народ. Автор – Александр Твардовский, поэт-фронтовик. Недавно в Москве открыт памятник Твардовскому поблизости с редакцией «Нового мира», главным редактором коего был Твардовский. Собственно он впервые напечатал Солженицына. С овациями собравшихся людей с бронзовой скульптуры сняли ткань.
Седьмой фестиваль являет собой максимально комплексное и обширное действие на завершающей стадии Года России. Участие Москвы в дружественном традиционном фестивале, который в июне открывается на известном ипподроме в Берлине, проводит Отдел международных и внешнеэкономических связей вместе с Отделом культуры, Отделом спорта и физической культуры и Департаментом по туризму российской столицы.
Однако распространенное, раз за разом повторяемое утверждение об абсолютном разрыве, произошедшем на рубеже 1920—1930-х гг., и о том, что путь к эклектизму в 1930—1940-е гг. представлял собой просто реакцию, а то и «уход», уж тем более недалеко ведет.
Это означало обобществление функций домашнего хозяйства в специальных комплексах, обобществление функций воспитания, обобществление досуга, а в самой жесткой фазе — также обобществление частной сферы и отношений полов. Структура нового образа жизни должна была воплотиться в этом доме-коммуне, спроектированном И. Николаевым.
Реклама — нечто предосудительное. Зато обязателен охотничий кален дарь с указанием запретного времени для охоты на кавказскую серую куро патку и оленей. В альманахе 1910г., со всей очевидностью, законсервирован уклад, уже поставленный под сомнение потоком социальной жизни. Здесь изображается, будто в мире крупного землевладения, короны и рантье еще всё в порядке.
Если нам так трудно обрести в этом городе почву под ногами, тому могут быть две причины — либо мы уже не понимаем или почти не понимаем Москву как часть нашего собственного культурного наследия, либо вообще неспособны к такому пониманию, потому что у нас исчезло (или осталось очень смутное) ощущение того, откуда мы пришли.
При таком способе освоения не страшна опасность односторонности, преувеличения, упущения, субъективности. И при езжего постоянно тянет к подобной объективности, воздающей должное всем и вся, хотя он прекрасно знает, что лишь его субъективный взгляд может добиться от давно известного чего-то другого, может быть нового.
Имеется ветвь партийная, идущая от Центрального Комитета КПСС — и до райкомов партии. Есть ветвь комсомола, структура которой соответствует партийной. Существует ветвь профсоюзов, начинающаяся со Всесоюзного центрального совета про фессиональных союзов и нисходящая до городских и фабрично-заводских профсоюзных комитетов.
То, что в самом элегантном фасаде можно рассмотреть нечто сильное и соразмерное, а иногда и традиционно провинциальное, располагает меня в пользу тезиса Грабаря. Если устанавливать линейную зависимость между классицизмом и революционной буржуазией, а позже между ампиром и бонапартизмом, мало чего удастся достичь. Те, кто строился здесь во второй половине XVIII и первой трети XIX вв.
Для выживших заключенных в тот момент, когда они обрели твердую уверенность, что сюда их привела не ошибка, обязанность записать увиденное и пережитое была выражением воли к преодолению. Отсюда и проистекает кропотливость описания, детективная реконструкция числа ступеней, высоты залов, содержания тюремных библиотек и т. д. Мы знаем об интерьере, атмосфере и меблировке этих тюрем больше, чем о каком-либо ином, более доступном месте.
Композиторов, признанных на Западе в качестве предшественников или даже пионеров двенадцатитоновой музыки, например Лурье или Рославца, в Москве не было слышно с 1960-х гг. Весь мир говорит о «Пасифик-231» Онеггера, но молчит о симфоническом эпизоде Мосолова «Завод. Музыка машин». И даже аплодисменты Ленина в адрес предшественника электронных музыкальных инструментов под названием «терменвокс» не спасли от забвения его создателя Л. С. Термена.
Москва, бывшая до революции только торговым центром, стала столицей Республики, сюда перешли из Петрограда государственные учреждения; Москва стала политическим и экономическим центром России». «Вся Москва» выходила на протяжении еще пятнадцати лет, пока 1937-й год самым решительным образом не покончил и с этим институтом, подтверждавшим преемственность русской и советской истории. По изданиям 1920-х гг.
Вернемся к вопросу о характере зрения энциклопедически обученного и феноменологически обучающегося. Может быть, мы сумеем систематизировать некоторые аспекты. Знающий ищет и видит в городе то, что он знает или думает, будто знает. Просто видящий воспринимает в городе то, что привлекает его с первого взгляда. Знающий завладевает объектами, всем городом в целом или в частностях, он захватывает их, захватывает власть над ними.
Она лежит на гранитном блоке, будто отрублена. На заднем плане виден фасад «Метрополя». Эту картину можно истолковать и так: любой представитель молодого правительства, поначалу обитавшего в «Метрополе», глядя в окно, понимал, что революции могут стоить головы не только другим, но и ему самому. Необходимо что-то предпринять, иначе этот город невольно поглощает человека. Ничто не раскрывается само собой.