Еще одним открытием стали многочисленные церкви, многие из которых не используются более как дома Божьи. Зайдя в одну, я увидел, что она служит складом какой-то экспортной фирме. Над дверями еще сохранились надписи на церковнославянском языке. За конторкой у входа сидела привратница, будто собираясь взять с посетителей деньги за свечи, которые ставят верующие. Дальше в глубине, в собственно церковном помещении, виднелись штабеля.
Как-то вечером возле Павелецкого вокзала я наткнулся на особняк в русском стиле рубежа веков — красный кирпич за железной решетчатой изгородью, деревья. Вошедшего поражает уже вестибюль. Посетитель оказывается внутри неоготического интерьера, оформленного, правда, с русской красочностью. Это театральный музей имени Бахрушина. Алексей Бахрушин, отпрыск знаменитой семьи московских кожевенных фабрикантов, еще в 1894 г.
Существуют здания, которые отбрасывают свою тень, хотя так и не были построены. Открытый летом и зимой бассейн «Москва» на Кропоткинской набережной, почти в центре города, считается обычно (да на первый взгляд так и есть) пионерским новшеством в городской планировке, призванным, не вытесняя человека из каменного ландшафта, напротив, дать ему больше движения, природы, солнца, воздуха.
Для них, похоже, существуют только две структуры — центр и окраины. Но красная Москва — это и есть былые окраины. Уже наступила весна, город снова приобретает грязно-коричневый цвет, но теперь не то, что во время зимней оттепели, — скоро конец. Воды больше не видно повсюду, она стекает неведомо куда и испаряется на жарком солнце. Да и по людям в это воскресенье заметно, что им стало легче.
Он сидит на гранитной глыбе, наклонившись вперед, так что его нос кажется еще длиннее и придает лицу выражение полной подавленности и отчаяния. Этот Гоголь клонится отнюдь не от сознания своей силы. Памятник заслуживает внимания, ибо он и был «настоящим» памятником Гоголю до сотой годовщины смерти писателя в 1952 г.
Помимо очевидных различий: я пытаюсь сориентироваться в городе как отдельный индивид, я посещаю места, которые не считаются достопримечательностями, достойными экскурсий, и вообще начал со взгляда со стороны — мне представляется важным следующее. Официальная экскурсия — тоже форма ознакомления с историческим местом. Поиск genius loci1 рассматривается как нечто особенно содействующее формированию исторического сознания.
Возникает карта специализированных магазинов, перечисленных по алфавиту, — от торгующих дамским бельем, экипировкой для верховой езды, грибами и книгами до зоомагазинов и даже школы иностранных языков под названием «Берлиц». Приобрести можно всё.
Классический пример для каждого, кто не хочет заниматься напрасными поисками утраченного времени, — гостиница «Метрополь» на бывшей Театральной площади, ныне площади Свердлова — если угодно, «Белой площади» гражданского, светского, не священного назначения. Тому, кто входит в нее, нет нужды знать, что это здание, строившееся с 1899 по 1903 г., во время Октябрьских боев было опорным пунктом белых, что здесь несколько лет после 1918 г.
Существует тайная, роковая связь между новым-старым центром власти в Кремле и Петербургом. Форсированная европеизация России имела свою цену. Фантастический проект Петербурга, рожденный в уме Петра Великого, осуществлялся за счет Москвы, которая, впрочем, была одновременно слишком живой и слишком священной, чтобы ее погубило такое оттеснение на задний план.
Царь Александр I повелел начать конкурс по созданию обетной церкви, и Александр Лаврентьевич Витберг был, вероятно, архитектором, ближе всех подошедшим к реализации этой идеи. В качестве места для храма Витберг предусмотрел высшую точку Москвы — Воробьевы, ныне Ленинские, горы. Храмовый комплекс в виде трех построенных друг над другом церквей должен был символизировать объединение трех тем — тела, духа и души.
В чрезвычайно сжатой формуле или оценке, данной политическим наблюдателем, повторяется, пусть и с некоторой иронией, то же, чем откровенно грешат рекламные проспекты бюро путешествий, — бесконечно красочная и ершистая действительность изгоняется из информации, из мира идей.
Возможно, это характерно не только для туристического восприятия Москвы. Оно бывает таким же на Тенерифе, в Риме, Париже, Фесе или на Корфу. Но Москва-то — не Тенерифе и не Париж. Потребность избавиться от чар красивых картинок дает себя знать медленно, но верно. Можно было бы ожидать, что ее станет усиливать и поддерживать общение с иностранцами, уже долгое время живущими в Москве.
К прилавку подходит какой- то мужчина, целенаправленно расспрашивает об имеющихся номерах, делает пометки в записной книжке и снова исчезает. Вероятно, чтобы обсудить по телефону с женой, покупать их или нет, выдержит ли семейный бюджет такое приобретение.
Здесь удобное немыслимо. Кремль был когда-то крепостью, остался ею и сегодня, опускаю, что это точка зрения иностранца, к тому же насмотревшегося телевизионных картинок. В его сознании Кремль и Красная площадь ассоциируются с прохождением грохочущих танков, с пролетающими над брусчаткой изящными и грозными самолетами, с неизменно серьезными лицами вождей в меховых шапках или шляпах, стоящих на трибуне Мавзолея.
Он не обходил стороной и кафе в «Праге» и «Люксе». Третьей точкой опоры, а то и притяжения, в городе был для Беньямина санаторий, в котором лечилась Лацис и происходили страстно ожидаемые, но чаще всего неудачные свидания с ней. Речь идет о санатории Ротта в одном из переулков Тверской — нынешней улицы Горького. Из этого «треугольника» он открывал для себя город — пешком, на извозчике, на санях, иногда и в автомобиле.
С одной стороны, здесь все еще есть крупные предприятия, с другой, — кажется, это был более приличный жилой район для тех, кому не нашлось места внутри Бульварного кольца и пришлось удовольствоваться местностью между Бульварным и Садовым кольцом.
На карте, которая должна показать посетителю, как развивалась нелегальная социал-демократическая работа в Москве, красными флажками отмечены опорные пункты революционной активности. Они покрывают карту, как будто некие стратеги, тренируясь на ящике с песком, ставили свой целью окружение центра. Это окружение началось в середине XIX столетия, а его отправными точками были новые предприятия — Прохоровская мануфактура, завод Грачева, завод Г.
С тех пор, как перестал существовать знаменитый маршрут А — линия трамвая, в котором молодой Константин Паустовский знакомился с Москвой с места кондуктора, — следует вспомнить, что такое фланирующий прогулочный шаг. Неодновременность времени. Выравнивание временных различий. Расспросы обитателей огромного государства, простершегося во все стороны света. Место, где ежедневно пересекаются дороги миллионов людей.
Этот квартал был огромен и не поддавался никакому контролю, невозможно было разобраться в ходивших там слухах, в заключавшихся там сделках, в его шуме и хитросплетении честных дел и темных делишек. Крестьянская Россия кормила город, и для детей из богатых семей прийти на рынок с гувернанткой или матерью и поглядеть во все глаза, распахнутые недоверием, на эту Россию — представляло ни с чем не сравнимое приключение.
Абсолютная сосредоточенность царит под конусами света, льющегося от настольных ламп с зелеными абажурами. Читальный зал чем-то напоминает скриптории средневековых монастырей, когда их Щуко и Гельфрейхи не были приверженцами Art deco. Даже в отсутствии кондиционеров (из-за чего окна приходится открывать каждые полчаса) есть некоторое очарование эпохи, предшествовавшей модерну.