Изменение политической ситуации

В чрезвычайно сжатой формуле или оценке, данной политическим наблюдателем, повторяется, пусть и с некоторой иронией, то же, чем откровенно грешат рекламные проспекты бюро путешествий, — бесконечно красочная и ершистая действительность изгоняется из информации, из мира идей. Прежде всего внушается, что Москва — такой же город, как и любой другой, правда, с некоторыми особенностями; зачастую складывается впечатление, что Москва — территория, некоторым образом свободная от истории.

Ссылаясь на своеобразные качества средств массовой информации и журналистов, для которых настоящее — всё, история же и будущее — ничто, нельзя объяснить странную неисторичность, свойственную корреспонденциям. Вряд ли дело в том, что научно-аналитическая основа, на которую обычно опирается любая корреспонденция, слишком слаба. Представляется, скорее, что наблюдатель в этой стране сознательно не проявляет интереса к истории, чтобы избежать бремени прошлого. Ведь есть прошлое в лице зарубежных западных наблюдателей от времен Антанты до «холодной войны», в числе которых были и люди такого калибра, как Пауль Шеффер из либеральной «Берлинер тагеблатт» или Артур Файлер из «Франкфуртер цайтунг». Сам взгляд на эту страну уже имеет собственную историю, и сегодня эта история скорее вытесняется, отставляется в сторону, нежели действительно осмысливается. Каждое изменение политической ситуации приносило с собой и изменение перспективы взгляда.

Каждая деталь

И наконец, еще одно: чтение книги должно приносить радость, это должно быть прекрасно, что в известном смысле зависит от правдивости изложенного. Единство, которое картинки могут придать тексту, должно быть открытым, а не герметичным, не навязанным силой. В своей взаимосвязи иллюстрации должны быть тем же, что и текст: намеченной пунктиром картиной, которая является фрагментом (и я со своей стороны утверждаю, что Москва представляется взгляду не как нечто целое, единое, а только в виде фрагмента). Не следует пытаться выложить или нарисовать одну из этих многочисленных импрессионистских мозаик. Мозаичность достаточно часто скрывает отсутствие единой и связной мысли. Но, как уже говорилось, целое нельзя «сделать», как идеальный поперечный срез, лубочный лист, показывающий от всего понемногу. Оно само либо складывается — либо нет. Вот примеры. «Каждая деталь — время в миниатюре». Я не совсем произвольно выбираю одну из них, а именно подъезды. Подъезды говорят о многом: как здесь примут гостя, какого вообще гостя или покупателя ожидают; пригласят ли пришедшего, выпроводят или напугают, обслужат или подготовят к будущему? Частный ли это домик, особняк, здание фирмы, учреждение, министерство, магазин, гостиница, жилой дом, фабрика. Все это в какой-то степени можно прочитать в «тексте» подъездов. Можно прочитать кое-что и о действии времени: например, о том, что благодаря ему нивелировалось дифференцированное обхождение буржуа-торговца со своими клиентами, а учреждения стали гораздо больше важничать.