Когда началась война, в первые дни мы, дети, не воспринимали ее как бедствие, так как еще не ощущали ее на себе, и говорили, что скоро все кончится, фрицев разобьют, мы победим. О войне мы немного знали, помнили финскую кампанию, когда стояли морозы до сорока градусов, а в магазинах появились огромные очереди. В нашем доме был продуктовый магазин, там нам на ладошках писали номера. Стояли за хлебом, сахаром, конфеты вообще исчезли с прилавков.
Поэтому война ассоциировалась с лютыми морозами и отсутствием конфет.
Впервые мы ощутили признаки войны, когда в августе 1941 года маму взяли на рытье окопов в Селижаровский район. Отца на фронт не мобилизовали, так как он имел бронь.
На окопах мама пробыла около двух месяцев, ее привезли на носилках (открылось кровотечение на ногах). Все говорили о приближении немцев к Москве, готовились к эвакуации. Начинались бомбежки. Все клеили бумажные полоски на окна, нас это удивляло: как могут держать эти полоски большие стекла, которые сыпались в домах при бомбежках? Мальчишки лазили на крышу нашего дома, смотрели зенитную стрельбу. Наступали холода, котельные были разрушены, в домах холод. Жили все в кухне, где была плита. Спать по ночам не приходилось, постоянно объявляли по радио: «Граждане, воздушная тревога». Мы брали свои узелки и портфели и спускались в бомбоубежище в соседнем с нами четырехэтажном здании, которое было набито битком жителями многих окружающих домов.
У нас уже были куплены билеты до Уфы, собран багаж. Где-то достали большую тачку и повезли вещи на вокзал сдавать в багаж. У самого вокзала началась сильная бомбежка, ничего не было видно, нас оглушили зенитки. От страха ничего не соображая, мы бросились к ближайшему дому и спрятали головы под крыльцом. Сколько мы так стояли, я не помню. Когда все стихло, мы увидели брата с тачкой, он почему-то долго смеялся. Мы сдали багаж и вернулись домой. В доме паника. Больше всех паниковала наша бабушка: «Надо тикать, надо тикать» (то есть бежать). Вспомнила гражданскую войну на Украине, у нее тогда погиб муж - красный партизан - и многие из родных.
Утром 13 октября был звонок из Кашина, куда переехало Управление внутренних дел. Звонил отец, чтобы мы уезжали, но мама не узнала его голос и твердила, что отца нет в живых.
В этот же день комендант нашего дома объявил жителям, чтобы собирались во дворе, будет подан автобус. В автобус набилось человек двадцать, не считая детей. С чемоданами и большими тюками не пускали, все бросали их прямо во дворе, брали только легкую кладь и детские портфели. В свой портфель я запихала тетради и кукол.
В тот же день мы приехали в Кашин, где нас встречал отец, который проводил наш автобус до Калязина - усадил всех на какой-то небольшой катер. Мы отправились в Углич. Там нас пересадили на баржу с солью. Тащили ее очень долго, нам казалось, что мы никогда никуда не приедем и погибнем здесь все. Баржа была переполнена беженцами. Мы мерзли, голодали.
Спасла нас взаимовыручка, особая общность и доброта людей из коммунальных квартир довоенных лет. Из нашего дома на барже ехали человек 10 - 15, и мы держались одной семьей. Женщины организовали своеобразную коммуну. Продукты распределяли по справедливости и кормили прежде всего детей, которых было большинство, причем двое грудных. Мокрые пеленки сушили на теле, обматывая их вокруг себя.
От холода нас спасла соседка по дому - учительница Доминика Максимовна Иванова, ехавшая с грудным мальчиком Данником. Она сумела захватить с собой большое стеганое одеяло, ставшее общим. Выручали и мамины пуховые вещи - кутались в них сами и ребенка уберегли. Кстати, он выжил, мать одна его воспитала, выучила, он стал прекрасным специалистом технических наук, а Доминика Максимовна учила меня математике в шестом и седьмом классах. Это была известная преподавательница, долгое время работавшая в школах нашего города.
7 ноября 1941 года мы приплыли в Ульяновск. Из Ульяновска до Уфы наша семья и несколько других из нашего дома добирались в товарном вагоне (как тогда говорили, в телячьем). Это был долгий путь, стояла уже настоящая зима с сильными морозами, а в нашем вагоне не было даже печки-буржуйки (в некоторых вагонах печки были). На остановках в открытом поле мы ходили греть чайники к соседям или ждали на станциях, где стояли часами и даже сутками, пропуская вагоны с ранеными и вооружением. Дети все обо всем знали, сообщали, где какие бои, какие города оставили наши войска. Этим жил весь наш вагон.
В Уфу приехали перед самым Новым годом. Нас повели в эвакопункт - огромное здание с колоннами (Дворец культуры или клуб). И самое ужасное, что мы увидели, по полу ползали вши. Мама нас тут же выволокла на улицу. Мы чистили валенки о снег. Это невозможно забыть.
Из Уфы эвакуированных распределяли по разным сельским районам. Нас на поезде довезли до станции Туймаза, а оттуда - до деревни Ново-Алькино Шаранского района. Поселились мы в доме на краю деревни в семье многодетной колхозницы-птичницы Антоновой Анны. Зима была суровая, каждый день Анна приносила из курятника полузамерзших кур, которые размещались тут же в однокомнатной избе с кухней-чуланом. Посредине комнаты стояла железная печурка типа «буржуйки», на которой пекли картошку, облепляя ею всю печь. Испеченные дольки сами отваливались, вкус у них был необыкновенный.
После Нового года я пошла в школу, в третий класс. Учителей в деревне очень уважали, они были моральной опорой деревенских женщин: у многих мужья и сыновья были на фронте. Во время урока женщины часто приходили в класс, читали письма с фронта, а иногда плакали, показывали похоронки, и учительница их утешала.
К нам в деревню приехали ленинградцы-блокадники, класс пополнился городскими ребятами, очень длинными и страшно худыми. Вначале на них было жалко смотреть: бледные, истощенные, одетые не по-зимнему легко, ни у кого не было валенок, ходили в ботинках. Каждое утро их общими усилиями отогревали у печки.
Беженцев-ленинградцев расселяли по всему Шаранскому району, много было их и в самом районном центре, куда мама ездила каждый месяц за переводом, он назывался «аттестат». Мама, по натуре добрая, энергичная, была хорошей хозяйкой, кулинаркой, и по существу, являлась командиром нашей большой семейки. Отправляя детей в школу, следила за малышками, так как хозяйка постоянно была на работе.
Всю осень 1942 года мы собирались домой, трудности были с вызовом, которого мы ждали до конца года. Возвращались из Уфы в нормальных условиях - в пассажирском вагоне, ехали 14 дней, так же стояли на полустанках, пропускали вагоны с ранеными.
Приехали в Калинин в конце декабря 1942 года. Вернулись в разграбленную квартиру. Поселились в одной комнате, которую привел в порядок отец, соорудив в ней печку-плиту. В другой комнате размещался кабинет служащих. Вещи из нашей квартиры собирали в соседних домах, их растащили остававшиеся при немцах жители, многое отдали, так как знали нас.
Школа тоже не отапливалась, сидели за партами в шапках и пальто, замерзали чернила. У многих школьников руки были обморожены. Нам выдавали завтраки: булочку - черный колобок, величиной с крупное яйцо - и чайную ложку песка, который высыпали на бумажку или прямо на парту, все уроки облизывали пальцы, собирая сахар по крупинкам, чтобы растянуть удовольствие. Классы были переполнены (по 45 - 47 учеников). В нашу школу ходили дети, жившие далеко, так как многие школы не работали.
С пятого класса школа стала женской. Нашим классным руководителем была Мария Васильевна Карабанова - заслуженная учительница, которая довела наш класс до выпуска. Нельзя не вспомнить и преподавателей - Николая Алексеевича Забелина, который вел у нас с шестого класса физику, а в десятом - астрономию и был завучем вместе с Мельниковой Зинаидой Семеновной - учителем истории.
В День Победы, когда вся школа ликовала, мы узнали от учителей, что Зинаида Семеновна получила похоронку на мужа. Каким надо быть стойким и мужественным человеком, чтобы при таком горе продолжать вести уроки! Только легкое подергивание головы, оставшееся на всю жизнь, выдавало ее. Судьба у нее была нелегкой, она одна растила дочь и сына, но оба они смогли получить высшее образование…
Несмотря на то что несколько лет моей школьной жизни выпали на тяжелые годы войны, этот период оставил в памяти светлые, самые глубокие воспоминания из-за особой атмосферы доброты и взаимопомощи.
Из воспоминаний заслуженного работника культуры РФ А.Н. Александровой