В истории каждого народа наряду с отдельными замечательными личностями встречаются целые семьи, из поколения в поколение рождающие людей, ярких и незаурядных. Древний русский род Боткиных, несомненно, из их числа. Эта семья происходит из торопецких посадских людей, в переписной книге Торопца за 1646 г. встречаются имена Георгия, Лариона, Федора и Лаврентия Боткиных. К концу ХVIII в., когда торговое значение города упало, Боткины переселились в Москву. Первым перебрался в первопрестольную Дмитрий Кононович Боткин, за ним последовал и брат, Петр Кононович. Записавшись в московское купечество, Боткины имели собственное текстильное производство, а в 1801 году Петр Кононович основал фирму, которая занялась оптовой чайной торговлей и вскоре стала крупнейшим поставщиком чая в Москве. Писатель Иван Шмелев приводит прибаутку, с которой подавали элитный боткинский чай: "Кому - вот те на, а для вас - господина Боткина! Кому - пареного, а для вас - баринова!"
Чай лег в основу семейного благополучия, принеся Боткиным внушительное состояние, которое дало возможность встать на ноги всем членам этой огромной семьи. От двух жен у Петра Кононовича было 25 детей, из них выжило только 14. В этой глубоко религиозной семье были заложены нравственные принципы человеколюбия, сострадания, помощи ближнему, трудолюбия и уважения к чужому труду. Боткины были крупными благотворителями и устроителями храмов. Сам Петр Кононович много жертвовал на церкви и сиротские приюты, получив за это орден св. Владимира и звание почетного гражданина. Примеру отца последовали и дети. Так, Петр Петрович Боткин, прирожденный купец и очень набожный человек, был усердным старостой своей приходской Успенской церкви на Покровке, а после освящения храма Христа Спасителя стал и его старостой: эту должность традиционно занимали состоятельные купцы, имевшие возможность на свои средства обеспечивать храм всем необходимым и поддерживать его в исправности. Петр Боткин помогал строить православные храмы даже в… Аргентине. В 1887 году православные жители Буэнос-Айреса, среди которых были и выходцы из России, обратились к Александру III с просьбой устроить им православную церковь. Просьба со временем была исполнена: сам Николай II с вдовствующей императрицей Марией Федоровной внесли пожертвование на этот храм, а в числе других благотворителей был и П. П. Боткин.
Твердость в вере сочеталась в этой семье с истинным уважением к ученому слову. Интересный факт: когда в доме Боткина поселился историк Т. Н. Грановский, старый купец отправился на Пасху поздравлять своего квартиранта со шляпой в руке, хотя никогда прежде перед учеными "шапки не ломал", а квартирант к тому же был намного его моложе.
Боткинский дом не только был причислен к "самым образованным купеческим домам", но и стал одним из очагов московской культуры. Здесь гостили люди диаметрально противоположных взглядов и убеждений: Н. В. Гоголь (которому один из братьев Боткиных, Николай Петрович, впоследствии спас жизнь), А. И. Герцен, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, актеры М. С. Щепкин, П. С. Мочалов. Тут имел свою последнюю московскую квартиру В. Г. Белинский, друг Василия Боткина, являвшего собой пример подлинных русских самородков. Старший сын купца Боткина славился не только как знаток классической литературы, но и как замечательный публицист. Особенным успехом пользовались его "Письма об Испании". Объездив всю Европу, В. П. Боткин общался со многими известными людьми, был собеседником Карла Маркса. "Даже самый ненаблюдательный человек не мог не заметить того влияния, которое Василий Петрович незримо производил на всех окружающих. Заметно было, насколько все покорялись его нравственному авторитету…" - пишет в своих воспоминаниях А. А. Фет, который был женат на сестре В. П. Боткина, Марии Петровне. Кстати, другая сестра - Екатерина Петровна - стала женой фабриканта Ивана Щукина, так что знаменитый коллекционер французского импрессионизма Сергей Иванович Щукин и великий собиратель предметов русской старины Петр Иванович Щукин приходились внуками Петру Кононовичу Боткину.
Про Боткиных можно сказать, что коллекционерство было у них в крови. Наиболее известен в этой области Михаил Петрович Боткин - художник, академик и тайный советник. Он подолгу живал за границей, в частности, в Италии, где и приобрел немало сокровищ: вазы, терракотовые статуэтки, маски, светильники. Была у него коллекция итальянских майолик XV, XVI и XVII веков, художественная резьба по дереву эпохи итальянского Возрождения, работы из слоновой кости, большое собрание русской финифти и многое, многое другое. Из картин было много этюдов художника А. А. Иванова, жизнеописание которого он и издал. Сам М. П. Боткин писал картины преимущественно религиозного содержания.
Набожностью отличался и другой коллекционер из рода Боткиных - Дмитрий Петрович, который не раз жертвовал средства на благоукрашение Корсунско-Богородицкого собора - главного храма города Торопца, родного для Боткиных. Одним из первых в России увлекшись живописью Коро, Курбе и Милле, Д. П. Боткин собирал преимущественно картины иностранных мастеров, но хорошо знал и русскую живопись. Будучи дружен с Павлом Третьяковым, он нередко помогал ему в подборе полотен. А его брат Михаил Боткин сам обнаружил способности к рисованию и поступил в петербургскую Академию художеств, где учился у Ф. Бруни (расписывавшего храм Христа Спасителя), получил звание академика исторической живописи и в 1882 году был назначен членом Комиссии по реставрации придворного кремлевского Благовещенского собора.
Гордостью русской науки стал известный клиницист С. П. Боткин. И как врач, и как человек он пользовался огромным уважением, в его доме бывало много замечательных людей того времени. Сергей Петрович окончил медицинский факультет Московского университета, был на Крымской войне и за границей, потом поселился в Петербурге, где получил кафедру в Военно-медицинской академии и где прошла вся его научная и врачебная деятельность. Наставником его стал великий русский хирург Николай Пирогов, вместе с которым С. П. Боткин побывал на полях Крымской войны.
А. П. Чехов уподобил врачебный талант Боткина литературному дару И. С. Тургенева, а способности Боткина как диагноста сравнивали с "общественной диагностикой" М. Е. Салтыкова-Щедрина. Доктор Боткин проповедовал ранее не известную в России врачебную философию: лечить следует не болезнь, а больного, которого нужно любить. Он создает больницу для бедных, которая с тех пор носит его имя, открывает бесплатную амбулаторию, борется с высокой смертностью среди простого народа, внедряя принцип профилактики болезней. Доктор Боткин становится и первым русским императорским врачом (раньше это были только иностранцы, обычно немцы), едет вместе с государем Александром II на поля сражений русско-турецкой войны.
Единственный неверный диагноз доктор Боткин поставил только самому себе. Он умер в декабре 1889 года, всего на полгода пережив своего близкого друга писателя Михаила Салтыкова-Щедрина, опекуном детей которого был. Императрица Мария Федоровна учредила в память С. П. Боткина именную кровать в госпитале: годовой взнос на содержание такой кровати составлял сумму лечения одного больного.
Врачебное служение доктора Боткина продолжили его дети. У старшего сына, Сергея Сергеевича Боткина, лечилась вся аристократия Санкт-Петербурга. Совсем другим, несветским человеком был Евгений Сергеевич Боткин. В отличие от брата он не стал открывать дорогостоящую частную практику, а пошел работать в Мариинскую больницу для бедных - ее учредила императрица Мария Федоровна. Много занимался российским Красным Крестом и Свято-Георгиевской общиной сестер милосердия. Когда же началась Русско-японская война, Евгений Сергеевич отправился на фронт, где руководил полевым лазаретом, помогал раненым под огнем. Доктор не раз сам выходил на передовую, заменяя раненого фельдшера. Вернувшиcь с Дальнего Востока, Е. C. Боткин издал книгу "Свет и тени Русско-японской войны", в которой он, с одной стороны, воспевает героизм русских солдат и офицеров, а с другой - возмущается бездарностью командования и воровскими махинациями интендантств: "Удручаюсь все более и более ходом нашей войны, и потому больно… что целая масса наших бед есть только результат отсутствия у людей духовности, чувства долга, что мелкие расчеты становятся выше понятий об Отчизне, выше Бога". Эта книга не только не подверглась цензуре - она попала в руки императрице Александре Федоровне. Прочтя ее, царица заявила, что желает видеть автора в качестве личного врача своей семьи. Так Евгений Сергеевич Боткин стал лейб-медиком Николая II, к тому же он обучал наследника Алексея русской литературе.
Е. С. Боткину суждено было стать последним русским лейб-медиком. После февральской революции и ареста царской семьи Временное правительство предложило Боткину выбирать - остаться со своими еще совсем недавно царственными пациентами или покинуть их. Перед таким же выбором позже поставили его и большевики. Врач им ответил: "Я дал царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив". Это Евгения Сергеевича попросили разбудить царскую семью в роковую ночь расстрела в Ипатьевском доме. Он тогда, видимо, не ложился спать, сидел за письмом брату. Письмо оказалось незаконченным, прерванным на полуслове… Доктор Боткин в нем пишет, что скоро умрет, но предпочитает оставить сиротами своих детей, нежели бросить без помощи пациентов и предать клятву Гиппократа…
Очень точно о представителях этого замечательного рода сказал биограф С. П. Боткина: каждый из них "происходит из чистокровной великорусской семьи, без малейшей примеси иноземной крови и тем самым служит блестящим доказательством, что если к даровитости славянского племени присоединяют обширные и солидные познания, вместе с любовью к настойчивому труду, то племя это способно выставлять самых передовых деятелей в области общеевропейской науки и мысли".