Есть люди, которые не хотят и не могут подчиняться системе. Какой бы демократичной она на первый взгляд не казалась. Просто потому, что жить в рамках и границах — не их выбор. Просто потому, что у них есть крылья, которые не успели (а скорее всего, не смогли) подрезать.
Этот взрослый человек до сих пор играет в куклы. С азартом, блеском в глазах и детской верой в реальность происходящего.
Более того, герой моей статьи умеет заражать этой верой, окружающих. Буквально через минуту после начала представления подтверждаются слова известной песни «куклы так ему послушны и мы верим простодушно в то, что куклы могут говорить».
Николай Павлович Носов…Режиссер. Да, наверное, так. В первую очередь режиссер театра кукол, затем удивительно щедрый, легкий, приятный человек, прекрасный актер, педагог, после директор частного семейного театре «Пьеро», механик по куклам, художник… Ну это в моей системе координат, во всяком случае.
Просто человек-пароход получается. Давайте по порядку. Понимаю, что мне не хватит таланта передать весь объем и глубину Николая Павловича, но буду очень стараться…
Когда мастер начинает говорить, сидишь затаив дыхание и вслушиваешься в каждый звук, боясь пропустить хоть слово. Он честный, легко говорит о сложных вещах и не боится быть непонятым.
Часто, когда складывается интересный разговор, собеседник, рассказывая те или иные факты, уточняет:
— Только это не для прессы.
Пытаться переубедить бесполезно. Таким образом, самые смешные и откровенные истории остаются за кадром. А если быть точнее, за страницей рубрики «Гость». На этот раз я сама неоднократно переспрашивала:
— Это можно будет напечатать?
— Конечно, — соглашался собеседник. — Зачем делать из себя тайну? Надо быть легче.
Интервью не получилось. Получилась история Папы Карло XXI века. Он рисует свою жизнь яркими красками и щедрыми мазками. Он не скупится на добрые дела, он живет для искусства, во имя искусства и в искусстве…Сплошной пафос получается. На деле все не так. Обаятельнее, проще, вкуснее. Заслушаешься.
— Почему вы выбрали столь редкую профессию?
— Неизвестно еще, кто кого выбрал…
Я еще в школе занимался чеканкой, резьбой, рисовал. Для себя. Мне это нравится.
А в Советском Союзе, была такая тема, что если после школы ты не поступил в институт — клеймо. Автоматически становишься дебилом. Мне всегда не нравились ярлыки. Поэтому я принципиально не пошел.
Моя мама, глядя на это дело, дождалась сентября, взяла мои работы и смело направилась в управление культуры, где первым делом наткнулась на Львова. Это заслуженный артист РСФСР, тогда главный режиссер театра кукол. Он посмотрел мои творения и пригласил к себе работать. Должность называлась ученик бутафора. В цехе «8го марта» мы делали кукол.
— 8го марта?
— Да. Там у нас работали одни женщины.
Сейчас понимаю, что тот театр был для меня счастьем. Там была высокая концентрации тепла.
Здание маленькое. Театр выездной, нестационарный. Труппа обслуживала всю область. Бывало, на телегах ездили в совершенно глухие места. Артисты приходили, знакомились с куклами еще во время их подготовки. Мы знали, для кого какую куклу делаем. Все жили театром, хотели работать.
— Из ученика бутафора в режиссеры театра кукол, неплохой рывок.
— Все случилось не так быстро. И не так легко. Проработав год, я ушел в армию. Морфлот погранвойск. На три года.
Пока жил в учебке, делал кукол, чтобы не потерять мастерство (да и нравилось мне это безумно), и сам относил их на помойку.
— Зачем?!!
— Не положено. Зато потом, когда уехал служить в Прибалтику, началось раздолье. Мы с другом числились флагманскими художниками бригады. Расписывали столовую, рисовали плакаты.
В один прекрасный день я получил от друга письмо. Он написал там, что поступил в ЛГИТМИК. На факультет режиссуры куклы. И я загорелся. Посчитал свои навыки. Вроде память хорошая, на домре играю, голос громкий. Должен поступить. Начал готовиться еще в армии. Читал Пушкина, сам разбирал Бориса Годунова. Хотя знать не знал, как это делается.
Когда вернулся, еще год работал в родном театре механиком по куклам и завпостом. Это был 1976-й. Для кукольного мира Твери этот год стал событийным. Хаит именно в Твери тогда впервые поставил свой знаменитый спектакль «Молодцы», к Олимпиаде 1980 года. Это была очень ответственная работа. Каждый, кто хоть как-то участвовал в спектакле, выложился на полную. Я говорю об этом спектакле не просто так, в последствии он коренным образом изменил мою жизнь…
…Ставить я начал тогда же, во Дворце пионеров, для смотра самодеятельности. Я тогда украл номер у Леши Афанасьева.
— Украли?
— Да, украл идею. Номер был придуман, но не воплощен в жизнь. Назывался «ромашка и кактус». О нежной, трогательной любви угрюмого кактуса к красавице ромашке, чьи лепестки оборвали бессердечные человеческие руки.
…Пришла пора поступать. А я же не знаю, как это делается. Механик кукол, ничего не смыслящий в механике, приехал поступать на режиссера.
— А в механике куко, почему ничего не смыслили? У вас же уже была неплохая практика.
— А я до сих пор ничего в ней не смыслю. Работаю интуитивно. Буду сидеть над куклой до тех пор, пока она не начнет органично передвигаться, пока не заживет.
— Большой был конкурс?
— Кукольников всегда мало. В эту профессию идут те, кто в этом уже понимает. Поступали на курс к Королеву. Потрясающий был педагог. Драматический режиссер, кстати, куклами он начал заниматься позже.
Больше всего волновался перед собеседованием. Я за всю свою жизнь полторы книжки прочитал. Чистый, как белый лист, зашел в кабинет.
Король начал с легкого, спрашивает:
— Каких художников знаете?
Это была моя тема. Перечисляю. И тут…
— Назовите пьесы Чехова, которые вы читали.
— Ммм… мычу я, ну… «Вишневый сад»…
— А еще?
Я краснею, бледнею, но слова сказать не могу. Тогда меня спас случай. Кто-то из комиссии задал вопрос:
— Скажите, а механику кукол к спектаклю «Молодцы» вы делали?
— Ну я! — отвечаю. А сам сижу злющий. Причем тут, думаю, «Молодцы», я экзамен завалил.
Комиссия переглянулась, и Королев вынес вердикт:
— Ладно, знать Чехова тебя научат здесь.
Так я поступил. И действительно научили. Не только знать, но и любить.
—- Как пришла идея сделать семейный театр кукол?
— В 2001 году сын смастерил голову Пьеро. Я сделал к этой кукле механику штоковой марионетки. Жена сшила для него костюм. И в этот момент стало понятно, что мы можем работать обособленно и самостоятельно. Ни от кого не зависеть. А ведь счастье для творческой личности именно в свободе.
— Театр называется «Пьеро». Не слишком ли грустное название для детского театра?
— Грустный не значит плохой. А потом, отчего Пьеро грустный? Потому что влюблен. Что может быть прекраснее любви? Это лучшее чувство на земле. Все пропитано любовью.
— Вы работаете на выездах, наверняка мечтаете о стационарном театре?
— Отнюдь. Раньше все кукольники работали на выездах. Образцов даже придумал круговую ширму, для того чтобы выступать на улицах. А сейчас ниша выездного театра практически не занята. И очень зря, так как такой театр обязывает к мобильной, но очень точной атмосфере.
Здесь свои нюансы. Во-первых, зритель очень близко к ширме. Но это плюс. Кукла пришла с Востока, а там она была создана не для того чтобы смотреть, а для того, чтобы рассматривать, всматриваться. Весь японский театр на этом построен. Да, отсутствие технических «прибамбасов» сокращает наш диапазон возможностей, но это с лихвой окупается доверием и теплым контактом, который устанавливается с маленьким зрителем.
—- Для детей ставить сложнее?
— Детям нельзя лгать. Они чувствуют фальш и сразу теряют интерес к происходящему на сцене. Они чувствуют все интуитивно. Именно поэтому дети лучшие актеры.
Знаешь, в чем разница между взрослым и ребенком?
— Во многом…
— Разница проста. Ребенку скажи: «Возьми и иди туда», — он возьмет и пойдет.
А взрослый обязательно спросит: «Зачем?»
Ребенок действует интуитивно, а взрослому человеку нужны оправдания, логика поступков. Увы, но там, где начинается разум, заканчивается интуиция — спутница актерского таланта.
— Что такое, по-вашему, современный театр?
— К сожалению, способ самовыражения. Режиссерам хватает наглости переделывать классику под себя. Серебрянников говорит: «Мне плевать на автора, я самовыражаюсь».
Меня учили иначе. Авторский текст должен быть точно сохранен. Ты можешь подкладывать свой подтекст, искать для этого пути, режиссерские решения. Но кромсать пьесу, как тебе удобно, — нонсес!
Это дешевая гордыня. А в итоге нет состыковки, взаимности с залом. Нагота ради наготы – это не искусство.
— Никогда не хотели быть драматическим режиссером?
— Меня тянет в драму. Кукла — это не я. Это образ. В драме мне нужно играть собственным телом и душой. Самому ложиться в гроб или влюбляться и целовать незнакомого практически человека.
На Востоке долгое время запрещали драму. Можно было делать только кукольные постановки. Там говорят: «Чем актер отличается от проститутки? Одна торгует телом, другой душой». Опасно.
— Удалось ли вам создать куклу, которая повлияла на вашу судьбу?
— Когда-то давно, еще совсем молодые, мы с другом болтались по Москве. Решили зайти в зоопарк. Мне хотелось увидеть павлина.
Вольеры у птиц были ужасные, грязные, обнесены колючей проволокой. В одном из них гулял павлин. И когда он раскрыл свой хвост, то вместо перьев мы увидели оглобли. Он просто стер, свою гордость о прутья клетки. Ужасное зрелище.
Неподалеку от него находилась клетка с двумя прекрасными птицами, которые стояли будто обнявшись. Они положили свои головы на длинных шеях, на плече друг к другу. Это были венценосные журавли.
Меня мучил вопрос, почему они не улетают? На что мой друг ответил:
— Ты что, дурак? Им же крылья подрезают!
Для меня это было потрясение, которое я запомнил на всю жизнь…
В 78-м году умирает мой отец. Ощущение катастрофы. Именно тогда родилась идея номера.
Огромная клетка. В ней птица с обрезанными крыльями, она одна. Некоторое время спустя туда попадает еще одна птица. От тоски и несвободы двух вольных журавлей спасает только любовь, которая вскоре воплощается в маленького птенца с огромными крыльями. Еще необрезанными, еще способными летать. Родители птенца пытаются как можно быстрее научить его летать, чтобы дать ему волю, которую они видят лишь во сне, до того момента, пока его заберет человек и на всю жизнь запрет в четыре стены, клетку из железных прутьев.
В итоге птенец улетает…Это номер обо мне и моих родителях, которые сделали все для того, чтобы я смог уйти от несвободы, рамок и системы, в которую пытаются заковать общество…
В 79-м году номер был полностью готов в моей голове. Осуществил задуманное я лишь десять лет спустя, когда преподовал в Горьковском актерском институте. Поставил со студентами кукольный балет «Птицы» под музыку Вивальди…
…Зоопарк — страшная вещь…
Если для человека самое ужасное лишиться разума, то для птицы — лишиться крыльев…