Имя Михаила Шолохова впервые прозвучало в 1923 году с появлением его первых рассказов в печати. Когда он приступил к роману «Тихий Дон» - самому грандиозному произведению в его творчестве, ему шел всего 21-й год.
До сих пор кое-кого смущает: как, мол, творчески малоопытный юноша мог справиться с такою эпопеей; да, он был, бесспорно, очень одарен, но, проживая далеко от столицы с ее кипучей литературной жизнью, все же не имел высшего образования, у него не было литературной выучки…
Вряд ли надо долго объяснять: отсутствие диплома о «верхнем» образовании и столичной выучки - еще не свидетельство необразованности и отсутствия высокой художественной культуры. Вспомним, сколько в русской литературе «необразованных» классиков - Л. Толстой, М. Лермонтов, М. Горький, С. Есенин…
Между тем, как свидетельствуют биографические сведения, учиться Миша Шолохов начал довольно рано: ему не было и шести лет, когда обеспеченные родители наняли ему лучшего в станице домашнего учителя Тимофея Тимофеевича Мрыхина. Потом он учился в начальном училище хутора Каргинского, а три года спустя в частной московской гимназии, где круг изучаемых предметов был очень широк и многообразен. «Обязательным был Закон Божий. «Тихий Дон» не мог написать человек, не ведающий о вечных библейских заповедях», - отмечает И. Жуков (Иван Жуков. Он всаживал свой характер в Григория и Аксинью…/ Комсомольская правда, 2000, 5 янв., С. 9).
В декабре 1924 года в газете «Молодой ленинец» появляется рассказ Шолохова «Родинка», отмеченный ярким драматизмом и острейшим накалом страстей. Затем рассказы посыпались, как из рога изобилия, иногда по два-три в месяц. Несомненно, они были написаны раньше. В начале мая 1926 года в свет выходят шолоховские «Донские рассказы», о которых первый ценитель юного дарования А. Серафимович писал: «…В литературу пришел писатель огромной творческой мощи, своими корнями уходящий в прекрасную фольклорную стихию…»
Изначально сказался основной творческий принцип Шолохова: отображать людские судьбы в историческом процессе, во взаимной обусловленности личного и общего, индивидуально-психологического и крупномасштабного, эпического, причем конкретно-исторические проблемы писатель сумел поднять до всемирно-исторического уровня.
«Тихий Дон» замышлялся автором скромно - как историко-хроникальное повествование о революции и Гражданской войне на Дону. Но «свободная даль романа» повела гениального писателя значительно дальше: получилась подлинно историческая эпопея.
Автору этих строк довелось переписываться и общаться со старейшим журналистом Петром Гавриленко, который одним из первых слушал из уст Михаила Шолохова отрывки второй книги «Поднятой целины» и романа «Они сражались за Родину», немало дней и ночей провел вместе с писателем у казахстанских озерных берегов, глубоких омутов Урала, беседуя после охоты и рыбалки о литературе, искусстве, жизни. О всех этих встречах поведал П. Гавриленко в книге «Михаил Шолохов - наш современник», которая стала раритетом. По жанру это психологический дневник-размышление, раздумье о гражданской миссии выдающегося художника. Ситуации, в которых показан Шолохов, заурядны, будничны. Но именно в них исчерпывающе раскрывается его неповторимая индивидуальность. Гостеприимство, радушие, готовность к шутке, незлой, веселой ухмылке - неизменные качества души Шолохова.
Приведу лишь один эпизод из этой книги. Отец журналиста Шевченко, простой русский крестьянин, читает «Тихий Дон».
«…Он вдруг захлопнул книгу, швырнул на стол очки и громко сказал:
- Ну чого? Чого йому не повирылы? Вин уже ж умотався… Гришка-то весь истлив душою, вин тильки й думав, що за плуг, землю, за дитэй своих…»
Автор книги кончил читать.
- Ну что, как ты смотришь на заметки Шевченко? - спросил Михаил Александрович.
- По-моему, старик прав…
Большие светло-серые глаза писателя затуманились. Бросив в пепельницу еще дымящуюся недокуренную сигарету, он достал из пачки новую, вышел из комнаты».
Заключая рассказ об этом эпизоде, П. Гавриленко делает вывод: «Никто не отнимает у критиков права по-своему подходить к разбору литературного произведения, высказывать свое мнение и оценку. Но эти заключения должны быть достаточно убедительно обоснованы… А чтобы глубже разобраться во всем этом и сделать правильные выводы, необходимо понять и учесть мнение читателей, особенно читателей из социальной среды, о которой написано произведение, в данном случае - сельского читателя…»
Как только стали печататься главы третьей книги «Тихого Дона», где прямо названы и обвинены в пресловутом «расказачивании» Троцкий и его пособники, враждебно настроенная по отношению к Шолохову рапповская («пролетарская») критика сразу попыталась дискредитировать писателя. Исходя из тенденциозной, вульгарно истолкованной теории «классовой борьбы», а в сущности - из яростной русофобии, «неистовые ревнители» (выражение выдающего историка советской литературы С.И. Шешукова) припомнили Шолохову, что родом-то он «не пролетарий», из купечества, и стало быть, в отличие от них - «пламенных революционеров», никакой не вершитель, а «попутчик» революции…
Незадолго до смерти М.А. Шолохов вспоминал, что его отец Александр Михайлович, коммерсант, женился на красавице-сироте, горничной, будущей матери Миши Анастасии Даниловне, вопреки воле своего родителя Михаила Михайловича. Перед революцией Александр Михайлович был управляющим в крупном торговом доме, но после великих потрясений в октябре 1917 года остался, что называется, на бобах и пополнил ряды сельских пролетариев. Так что Михаил Александрович и впрямь был не «чистым» пролетарием по роду-племени, да и казаком, как говорится, «наполовину»… Что ж с того? Писатель, как никто другой, глубоко проник в души и характеры донских казаков, подобно Льву Толстому (повесть «Казаки»), мастерски отобразил их быт, культуру, нравы, трагические судьбы на крутом изломе исторических потрясений. Увы, критикам-космополитам - Зонину, Лелевичу, Авербаху, Родину, устроившим разносные наскоки на роман «кулацкого защитника» Шолохова, были чужды и малопонятны правдивые образы таких героев, как Григорий Мелехов, Кошевой и другие казаки.
В начале 1930 годов в Ростове-на-Дону появилась серия статей, приписывавших Шолохову присвоение рукописи убитого офицера, которую писатель якобы ловко использовал в своих книгах, затем клеветники стали «уточнять аргументы»: автором «Тихого Дона» мог быть донской писатель Федор Крюков. Началась многолетняя, беспрецедентная по своему цинизму, облыжная травля, серьезно подорвавшая Здоровье Шолохова.
Подобные измышления мешали продвижению романа в печать. Но здесь молодому писателю протянули руку помощи Серафимович и Горький. Однако решающую роль сыграл И.В. Сталин, который в 1929 году писал Ф. Кону о том, что Шолохов в своем романе допустил ряд грубейших ошибок и неверных сведений, но из этого не следует, что «Тихий Дон» - никуда не годная вещь.
Чтобы снять общественную напряженность, по совету Сталина Шолохов на время приостанавливает работу над «Тихим Доном» и пишет роман «Поднятая целина», в котором защищает не столько идею построения «сицилизма» (выражение самого писателя) на селе, сколько трудовое казачество, подвергнувшееся насильственному загону в неведомые колхозы. Это означает, что «Поднятая целина» - не заказная, конъюнктурная книга, не исполнение «гимна во славу сталинщины», как пишут антишолоховеды. Высокий творческий уровень «Поднятой целины» вовсе не случайно отметили некоторые книги, причем антисоветские, иные даже ставили это произведение выше «Тихого Дона» (литературовед Святополк-Мирский, В.Е. Максимов - в эмигрантском журнале «Континент» и др.).
Писатель не признавал «сициализацию» советской деревни, а точнее, экстремистскую, насильственную форму ее проведения «неистовыми ревнителями», о чем не раз информировал Сталина. «Колхоз, который, по меткому слову Щукаря, «сочинил» Давыдов, очень далек от желаемого, как «сициализм» от надежд и обещаний, - замечает И. Жуков. - Вряд ли случайна в романе как бы невзначай оброненная фраза (по тем временам далеко не безопасная): «Зараз появилось у советской власти два крыла: правое и левое. Когда же она смыкается и улетит от нас к едрене фене?».
Читатели всего мира признали «Тихий Дон» шедевром, а Шолохова - выдающимся художником слова ХХ столетия. Однако завистливые недоброжелатели не угомонились и после Великой Отечественной войны, особенно после присуждения Шолохову Нобелевской премии. К сожалению, первым на этот раз выступил А. Солженицын в 1965 году. Его сильно раздражало то, что «осенью с у н у л и Нобелевскую премию в палаческие (!) руки Шолохова (разрядка автора. - В. Ю.)», затем этот писатель активно поддерживал клевету целого ряда диссидентов и чужестранцев, которые вспомнили и Крюкова, и других «соавторов» Шолохова…
Между тем автор «Тихого Дона» признавал, что в описании Гражданской войны он творчески использовал мемуары как белых генералов, так и большевистских комиссаров (в начале 20-х годов прошлого века доступ к ним был в Советской России свободным). Так же поступал Л.Н. Толстой при создании романа «Война и мир», да и сам А. Солженицын в своем многостраничном «Красном колесе», но последний неустанно повторял враждебных критиков в книге мемуаров «Бодался теленок с дубом». Он поддерживал пасквили И. Томашевской («Стремя «Тихого Дона») и Роя Медведева («Куда течет «Тихий Дон»), вышедшие в Париже и Лондоне. У этих супругов нашлись последователи в России и за рубежом.
Известный шолоховед Ф.Г. Бирюков писал автору этих строк: «На ваш вопрос об источниках, которыми пользовался М.А. Шолохов при написании романа «Тихий Дон», я могу сказать: достоверно известно, что он знал «Очерки русской смуты» А.И. Деникина (сам писатель говорил об этом). Пользовался материалами белогвардейской периодики. Указание на это вы найдете в книге В. Гуры «Как создавался «Тихий Дон». Видимо, какие-то фактические материалы писатель мог брать из журнала «Донская волна» и газеты «Донские ведомости», издававшихся в Новочеркасске. Самое же главное - личные наблюдения людей, которые его окружали, и свои собственные. Судьба М.А. Шолохова сложилась так, что он очень много мог наблюдать, ему не надо было что-то перенимать. Донская область не столь велика. Связи со станицами и Новочеркасском были постоянными. Все новости быстро подхватывались, распространялись».
…У защитников Шолохова долгое время трудность состояла в том, что в его архиве не сохранились рукописи романа, они были утеряны в 1942 году при эвакуации семьи писателя из станицы Вешенской. Однако одна рукопись сохранилась в Институте русской литературы, ее обнаружил критик Л. Колодный. Таким образом в руки друзей попал веский аргумент. Но недоброжелатели и после этого не успокоились, продолжали гнусную клевету о «плагиате». Дело дошло до того, что в Швеции стали изучать текст романа при помощи средств электроники. Современная беспристрастная техника безапелляционно подтвердила: и «Тихий Дон», и «Поднятую целину», и «Судьбу человека» писало одно и то же лицо - М.А. Шолохов. Однако яростно продолжали шельмовать писателя (уже покойного) и Солженицын, и журнал «Новый мир» во главе с редактором Сергеем Залыгиным (в этом издании с его благословения печаталось обширнейшее исследование супругов Макаровых, которые пошли дальше своих предшественников-клеветников: они утверждали, будто «Тихий Дон» сочинили десятки авторов, а Шолохов, мол, сделал монтаж из разрозненных частей мемуаров). Все это было бы смешно, если бы не было так грустно…
…Недавно обнародована долгожданная весть: многолетний поиск рукописи «Тихого Дона» увенчался закономерным успехом (некоторые журналисты почему-то назвали это сенсацией). В Союзе писателей России состоялось общественное представление рукописи великого романа (855 страниц), большая часть которой выполнена М. Шолоховым, а другая - рукой Марии Петровны, жены писателя (тогда у Шолохова еще не было пищущей машинки).
Лет пятнадцать назад стало известно, в том числе и на Старой площади, в аппарате президента СССР, что рукописи первых двух книг вовсе не исчезли, находятся в Москве. Хранители архива через посредника сообщали наверх, что готовы продать рукописи за валюту. Но сумма выкупа смутила М.С. Горбачева. На многие годы вопрос повис в воздухе. Лишь одна инстанция - научная - не унималась, с великим упорством шла к цели. Это Институт мировой литературы имени А.М. Горького, его директор, член-корреспондент Академии наук России Феликс Феодосьевич Кузнецов. Именно он после долгих поисков с научной дотошностью и многотерпением вычислил адрес держателя архивов Шолохова.
Найденные черновики «Тихого Дона» - живые свидетельства авторской мысли - еще раз подтвердили неоспоримое авторство Шолохова. Спекулятивные разговоры о плагиате потерпели сокрушительное поражение.
Шолоховские творения, как космос, неисчерпаемы. О них написано море научной и популярной литературы, но будет создано еще больше. Существует проблема, которая, на мой взгляд, имеет право на жизнь и даже остро необходима. Шолохов в контексте литературы, посвященной русскому казачеству, которое воплотило в себе характерологические, сущностные черты и свойства русской национальной души. Было бы ошибочно полагать, будто этот аспект исследования носит чисто этнографический характер. Лев Толстой на протяжении десятилетий испытывал, как известно, огромный интерес к казачеству. Он видел в казаке средоточие высших, лучших качеств русского народа. Казачество как определенная общность людей со своей историей и глубоко самобытными традициями не случайно стало сюжетным материалом «Тихого Дона». Не экзотика вольнолюбивой казачьей жизни потянула к себе писателя, но особая концентрация души, человеческого чувства прекрасного, закодированная в казачестве. Казак олицетворял для Шолохова очарование человека, его безудержную духовную свободу, независимость личности (и это при всем, что сам Шолохов, как мы знаем, не был по происхождению стопроцентным казаком!). Вот почему писатель избрал именно казачью тему, вписав ее в контекст драматических людских судеб в революционной, вздыбленной России.
Вместе с тем «Тихий Дон» отнюдь не замыкается этнографическими реалиями, много глубже и шире их, олицетворяет драматическую судьбу всей России на революционных путях и перепутьях.
Известный ростовский критик Владлен Котовсков пишет: «Характеризуя идейно-художественное своеобразие «Тихого Дона», отдельные авторы считают современным восприятие романа только такое: это произведение о «трагической истории донского казачества» в «трагической истории русской революции». Не ограничиваем ли мы этим рамки эпического романа? Не скатываемся ли к областничеству «Тихого Дона», в чем долго упорствовали А. Фадеев и даже М. Горький? Мне кажется, ближе к истине те, кто утверждает, что на страницах шолоховского «Тихого Дона» предстал ХХ век с его мировыми потрясениями, манящей перспективой социальных преобразований и трагической реальной жизни… Вот это и есть современное восприятие народной эпопеи».
Наступило время осмысления Шолохова в широком литературном и социально-нравственном контексте. Нужен контекстовый подход: Шолохов и мировая литература ХХ века; Шолохов и историческая судьба России; Шолохов и русская национальная эстетика, культура, духовность; Шолохов и православие…
Нынче Шолохов как лакмусовая бумажка: по тому, как ты относишься к нему, судят по праву, кто ты есть, что ты за человек, каких убеждений, какую исповедуешь нравственность, мораль, есть ли в тебе непоколебимый русский корень, или ты как трава перекати-поле.