Жизнь в коммунальной квартире подчас превращается в настоящий кошмар.
Жизнь в коммунальной квартире подчас превращается в настоящий кошмар.
Одну территорию
приходится делить людям разных социальных слоев.
Большинство "нормальных"
жильцов таких квартир пытается со временем перебраться в отдельные жилища. Это
сопряжено с большими финансовыми и "моральными" затратами, которые начинаются
уже на стадии оформления документов. Об этом мы и побеседовали с директором
агентством "Алнат" Людмилой
Ушаковой.
- Людмила
Васильевна, какие сделки чаще всего совершают с комнатами?
- Чаще, конечно, сделки
купли-продажи. В последнее время в комнаты многие вкладывают деньги:
недвижимость в цене растет быстрее, чем проценты по банковским вкладам. Потом
эти комнаты сдают в аренду, получают с этого еще какой-то доход, продают.
- Если говорить о Кстове, в
каких частях города реализуют комнаты?
- Продают
комнаты в домах барачного типа. Это улицы Комсомольская, Чванова,
переулок Спортивный. Не так у нас и много в городе таких комнат.
- Соответственно,
спрос на комнаты есть?
- Да, порой их покупают молодые семьи, которые
не могут позволить себе приобретение полноценной квартиры. Начинают с этого.
Берут кредит на комнату, потом его выплачивают, берут очередной кредит на
квартиру. Но, надо сказать, очень много там проживает людей неблагополучных,
выпивающих, которые квартиры в свое время поменяли на комнаты.
- Насколько сложно
сегодня продать комнату?
- Самый сложный процесс
оформления именно по комнатам. В свое время не была разрешена приватизация
комнат в коммунальных квартирах. А потом решением Конституционного суда
разрешили приватизацию, но все равно осталось много нюансов. Наверное, когда
Конституционный суд рассматривал этот вопрос, он не предполагал квартиру, в
которой 10-12 комнат, а имел в виду трех-четырехкомнатное
жилье. Например, возьмем тот же кстовский барак. В
крыле 10 комнат, 5 из них приватизированы, другие - комнаты социального найма.
Жилищная комиссия, которая рассматривает подобные вопросы, заседает один раз в
месяц. Для нее нужно собрать множество документов: свидетельство о
государственной регистрации собственности, договор о приватизации или купли-продажи,
справку БТИ, выписку из лицевого счета. Жилищная комиссия должна их рассмотреть
и дать разрешение на продажу. Ведь не все продают комнаты, чтобы улучшить свои
жилищные условия, некоторые - чтобы пропить. Я считаю, что наша жилищная
комиссия при районной администрации в этом плане работает очень добросовестно.
Она неформально подходит к каждой житейской ситуации, все подробно
рассматривает, вникает.
Допустим, она разрешает продажу комнаты, издает
соответствующее распоряжение. Казалось бы, можно продавать. Ан, нет! Нужно еще
спросить разрешение на это хозяев других приватизированных комнат. Бывает,
хозяин в комнате не живет, пропал, что-то натворил. Найти человека в такой
ситуации бывает очень трудно. А ведь нужно нотариально заверенное согласие каждого
сособственника (именно так… называются соседи по коммуналке),
то есть к нотариусу нужно отвести всех, заплатить деньги. Искать порой таких
хозяев приходится месяцами. Это создает определенный ступор в продаже, люди
теряют варианты покупки квартир.
Но не везде происходит именно так. Например, в Москве
подход совершенно иной. Собственник, задумавший продажу своей комнаты,
официально, с уведомлением, посылает сособственникам письмо, в котором
спрашивает, согласны ли они купить его жилье по такой-то цене. Если в течение
месяца ответа не поступило, то автоматически это означает, что положительный
ответ получен. Ответа нет, уведомление есть - и этого достаточно. У нас все
гораздо сложнее. А если в комнатах есть еще и перепланировка, тем более хлопот
не оберешься. С квартирами нет таких проблем, как с комнатами. Вот реальная
ситуация: пропавшая хозяйка комнаты была прописана в Тамбове. Она запила,
пропала, и никто не знал, где ее можно найти. Делали запрос в Тамбов -
безрезультатно. Люди, которые хотели продать свою комнату, просто опустили
руки, настолько все сложно. Мы ждем в этом отношении в законодательстве
изменений в лучшую сторону, но пока их не видно.