Иван Грозный и Владимир Старицкий

Меню сайта

Категории раздела

Фантастика [66]

Курьезы из истории [588]

Наша история [1403]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Мифы и реальность » Наша история

Иван Грозный и Владимир Старицкий

Скажем сразу, что к книге Людмилы Таймасовой «Зелье для государя: английский шпионаж в России XVI столетия» подходить как к исторической монографии не вполне продуктивно. И все-таки она отражает результаты оригинального и глубокого исследования исторических реалий России и Европы XV — XVII веков. Историческое полотно эпохи ткется на глазах читателя, становясь от главы к главе все более сложным и противоречивым, обнаруживая все новые неожиданные детали.

Изучая эпоху Ивана Грозного, исследователи уделяют большое внимание фигуре князя Владимира Старицкого. Его трагическая судьба стала классическим примером жестокости царя по отношению не только к подданному лицу, но и к близкому родственнику. Сам князь Владимир получил ореол мученика, безвинно пострадавшего по злому доносу.

В историографии точкой отсчета размолвки между двоюродными братьями считается время тяжелой болезни государя, март 1553 года, когда ближние бояре отказались целовать крест на верность малолетнему царевичу Дмитрию и выступили против регентства царицы Анастасии Романовой, встав на сторону князя Старицкого. Сам князь присягнул царевичу «по неволе», уступая уговорам бояр. Однако, к немалому смущению исследователей, не только «шатание» бояр не имело последствий, но и князь Старицкий не пострадал от «вражды» государя. Взаимоотношения братьев носили вполне дружеский характер еще пятнадцать лет, прежде чем завершились трагической развязкой…

Думается, что книга Л.Ю. Таймасовой, отрывки из которой мы публикуем, привлечет внимание тех, кому небезразлична старая, как мир, но вечно актуальная проблема историописания.

Если женская половина семьи Старицких впала в немилость, то князя Владимира царский гнев не коснулся. В последующие несколько лет он активно участвует в государственных делах. В июне 1555 года боярские дети удельного князя находились в «большом полку» в походе на Тулу «по крымским вестям», в июне 1556 года под его руководством проходил набор войск для Ливонского похода. Благодаря радению князя Старицкого было набрано небывалое число ратников, «еже прежде сего не бысть»…

Сильвестр грозил новыми карами, новыми болезнями, в то время как царица Анастасия была беременна мальчиком. Государь пошел на примирение с княгиней Старицкой: видимо, к этому времени относится передача ряда волостей Дмитровского уезда князю Владимиру. К началу 1557 года царь вернул свое расположение княгине Ефросинье. В январе в афонскую Хиландарскую лавру были отправлены многие дары Ивана IV. Среди них упомянута «катацетазма шита, на ней образы Господа нашего Иисуса Христа и Пречистыя Его Богоматери, и Предтечи Иоанна, и многих святых, и чюдне сотворена шитием златом и сребром и многия шелки». Судя по описанию завесы к церковным дверям, столь сложная многофигурная композиция была выполнена в «светлице» княгини Старицкой.

…Еще никогда Старицкие не были так близки к царским регалиям, как в исходе осени 1564 года.

Несомненно, к началу декабря на Соборе была достигнута договоренность о добровольном отречении царя. Отъезд Ивана IV проходил, по мнению современников, крайне необычным образом. «Большой поезд» включал царицу и царевичей; бояр, дворян и приказных людей с семьями; детей боярских «с конми, со всем служебным нарядом». Государь также повелел взять с собой всю свою казну, платье, поставцы с драгоценной посудой, «святость, иконы и кресты».

Ровно месяц князь Старицкий, митрополит, архиепископы, архимандриты и бояре ожидали вестей от царя. Наконец 3 января гонец привез грамоту, извещавшую об отречении Ивана IV. Однако вместо покаяния за жестокие казни царь указал иную причину для отречения: «измены бояр». По наблюдениям исследователей, дошедший до нас в летописном изложении текст грамоты содержит сведения о «боярских крамолах» двадцатилетней давности и не называет конкретных имен виновников, из чего сделан вывод, что «иск» государя был отредактирован при внесении в летопись. Возможно, в оригинале были перечислены обвинения в адрес княгини Ефросиньи и князя Владимира в наведении «лиха» с целью извести царскую семью и захватить престол.

Грамота царя явилась для бояр и святителей полной неожиданностью, но аргументы были столь убедительны, что в Александровскую слободу отправились челобитчики, взывавшие к царю «гнев свой отложить» и владеть государством по-прежнему. Боярская Дума и Собор выразили готовность выдать головой всех изменников, «хто будет государские лиходеи». Вопрос об отречении Ивана IV и о правах князя Старицкого на регентство отпал сам собой. Царь вернулся в столицу, получив всенародное одобрение на опричный террор.

Пискаревский летописец винит в разделении земли на опричнину и земщину советников царя — «Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова» — и говорит, что недовольные опричниной «стали уклонятися [к] князю Володимеру Андреевичю»... Синодик опальных Ивана Грозного дает сведения о 31 низменном деле, по которым состоялись массовые казни в 1564 — 1575 годах. Наибольшее количество дел приходится на 1568 — 1570 года — восемнадцать, на прочие года — по одному-два. Однако в источнике не упомянуто ни одной казни, которая приходилась бы на 1566 г. Этот год знаменателен также тем, что царь наконец передал князю Старицкому Дмитровский удел вместе со Звенигородом. Передача была оформлена меной. Сделка носила неравноценный характер, государева казна понесла убытки.

В январе 1566 года Дмитровский удел перешел к князю Владимиру практически со всеми станами и дворцовыми селами в обмен на Старицу. В феврале он получил Боровск и некоторые села в Московском уезде, вернув царю Алексин из Дмитровского уезда. В марте Иван IV отдал двоюродному брату, его жене «княгине Овдотье и его сыну, князю Василью и их детем» Звенигородский уезд со всеми волостями, селами и доходами в обмен на небогатый город Верею с прилегающими землями.

При обмене Старицкий удел вошел в опричное ведомство, однако не позднее ноября 1566 года в опричнину был также взят Горицкий монастырь, где находилась княгиня-инокиня Евдокия (Ефросинья) Старицкая. Вся остальная территория Белозерского уезда осталась в земщине. Таким образом, земли Старицкого удела были выведены из-под юрисдикции князя Владимира, но оказались в одном ведомстве с Горицким монастырем. Возможно, подобно другим князьям, взятым в опричнину, княгиня-инокиня продолжала управлять Старицким уделом.

В июле 1566 года по «понужению» государя митрополичий посох принял Филипп Колычев, непримиримый противник опричных порядков и сторонник князей Старицких. Поскольку представители духовенства освобождались от крестного целования, то с митрополита была взята расписка с обещанием не вступаться «в опричину и царской домовой обиход». Напрашивается вывод, что в 1566 году Иван IV действовал вопреки собственной воле, в угоду Старицким, под давлением обстоятельств. Такими обстоятельствами могла стать опасная болезнь наследника, царевича Ивана.

Летопись сообщает, что в 1566 году царь вместе с семьей оставил Кремлевский дворец и «перевезся жити за Неглинну реку на Воздвиженскую улицу, на Арбат, на двор князь Михайловской Темрюковича, и изволил государь на том дворе хоромы себе строити царьские и ограду учинити, все новое ставити». Похожее переселение в новые хоромы совершилось в 1560 году, в день смерти царицы Анастасии.

К 1567 году князю Владимиру были возвращены привилегии ближайшего советника и главнокомандующего. Осенью того же года он стоял на Коломне «с своим двором для приходу крымских людей, а со князь Володимером Ондреевичем государевы бояре и воеводы». Возможно, его имя было вновь введено в духовную грамоту Ивана IV как душеприказчика и наследника престола в случае смерти (отречения) царя и царевичей, а также составлена новая крестоцеловальная запись, согласно которой тот обязался доносить на тех, кто задумает «лихо» против государя. Из сообщений Шлихтинга и Штадена известно, что в конце 1567 года князь Старицкий выдал царю боярина И.П. Федорова и других «заговорщиков».

Второй виток опричных казней, согласно данным Синодика, начинается с убийства дьяка К. Дубровского в декабре 1567 года. Жестокая расправа вызвала протест со стороны митрополита Филиппа. Государь расценил увещевания святителя как вмешательство в «опричные дела», а его обличительное выступление в Успенском соборе 22 марта 1568 года привело к полному разрыву и вражде. В ноябре того же года состоялся церковный суд, митрополита обвинили в чародействе. Вручая отрезанную голову племянника (или двоюродного брата), ему было сказано: «Вот твой сродник, не помогли ему твои чары». Одновременно с процессом по делу митрополита Филиппа царь «положил великий гнев» на своего двоюродного брата и не позднее февраля следующего, 1569 года послал того в Нижний Новгород.

Шестого сентября 1569 года скончалась царица Мария Темрюковна. Подозрение в ее отравлении пало на Старицких. Таубе и Крузе рассказывают, что один из дворцовых поваров, ездивший в Нижний Новгород за рыбой, донес, будто князь Владимир дал ему ядовитый порошок и 50 рублей и велел отравить царя.. По наблюдениям исследователей, в Синодике опальных «дело князя Старицкого» начинается с казни царского повара и рыболовов.

Обвинение Старицких в попытке отравления царской семьи с помощью рыбы имеет рациональное объяснение. По словам Петрея, во время торжественных обедов к столу государя последним блюдом подавалась сельдь особой породы из Переславля... Знаменитую ряпушку, или «царскую сельдь» поставляли крестьяне Горицкого Успенского мужского монастыря, расположенного на берегу Плещеева озера. Горицкий Воскресенский девичий монастырь, устроенный княгиней Старицкой на притоке Волги, снабжал кремлевскую кухню осетрами и стерлядями. В Волге и в ее притоках также обитает сельдь, однако на Руси ее не употребляли в пищу до середины XIX в. Волжскую сельдь называли «бешенкой» и использовали для жиротопления. Лишь с 1860-х ее стали заготавливать впрок методом посола. Вероятно, царские лекари заподозрили, что болезни и смерти членов государевой семьи вызваны употреблением волжской сельди. «Бешенка» попадала на царский стол под видом переславской, чему способствовало совпадение названий монастырей, рядом с которыми находились рыбные слободы.

В начале октября 1569 года князь Старицкий был вызван с семьей на Боган, ему было предъявлено обвинение в покушении на жизнь государя. По приказу царя князь Владимир, его жена и дочь от второго брака приняли яд. На этот раз царь покарал также княгиню-иноку Евдокию (Ефросинью). Ее привезли из Горицкого монастыря и жестоко казнили. Перед смертью она грозила тирану Небесной карой «в день Страшного Суда». Возможно, устрашившись проклятий, Иван IV пощадил детей князя Владимира от первого брака — Василия, Евдокию и Марию. Старицкий, Дмитровский, Звенигородский уделы и другие меновые земли отошли в государеву казну. Однако Дмитровский удел еще один раз оказался в руках князя Старицкого.

В июле — августе 1572 года царь вспомнил о своем двоюродном племяннике, князе Василии, в завещании, которое было составлено в тот критический момент, когда «виде царь крымский гнев божий над Рускою землею попущением божиим за грехи наша». Согласно духовной грамоте Ивана Грозного, Дмитров со всеми волостями переходил к царевичу Ивану в составе прочих земель, а князя Василия было обещано вознаградить, «посмотря по настоящему времяни, как будет пригоже».

Царь вознаградил князя Василия, как только была получена весть о полном поражении крымцев в сражении при Молодях — в конце августа 1572 года. Сведения об этом дает автор Пискаревского летописца, помещая сообщение о пожаловании в конце статьи «О приходе Цареве на Молоди»: «7080, Того же году пожаловал князь великий князя Васи[ль]я Володимеровича Дмитровой»... Князь Василий совсем недолго владел уделом, вскоре он был умерщвлен, и Дмитров вновь вернулся в государеву казну.

Подводя итог, следует подчеркнуть, что князь Владимир Андреевич Старицкий уже в 1554 году обладал юридически закрепленными правами регента в случае кончины Ивана IV и наследника шапки Мономаха по смерти его детей. В 1564 году, в свете готовившегося отречения государя, скоропостижной смерти князя Юрия Васильевича и слабого здоровья царевичей Ивана и Федора, князь Старицкий имел очень высокие шансы занять трон. Однако анализ фактов дает основание предположить, что, добиваясь внесения изменений в завещание государя, Старицкие стремились получить не царские регалии, а привилегию на владение Дмитровским уделом, который по традиции переходил вторым братьям или прямым наследникам Московского престола.

Людмила ТАЙМАСОВА

Я дочь своего города