Древнейшие памятники Пскова ? XII век

Место, на котором вырос Псков, было в глубокой древности одним из наиболее красивых и удобных для обитания во всем бассейне реки Великой. Будущий укрепленный центр Пскова — Кром — представлял собой скалистый мыс у впадения реки Псковы в Великую, высокий, обрывистый, омываемый почти кругом водой. Казалось, сама природа подготовила его для основания укрепленного убежища. В этом отношении равных ему не существовало на Псковской земле. В то же время река давала возможность сообщаться не только с ближайшими, но и с далекими краями. Сочетание таких особенностей этого места определило его судьбу. Уже па ранней поре развития городов на Руси славянское поселение здесь разрослось, превратилось в ремесленный и торговый город, который затем, естественно, стал центром Псковского государства.

Памятники Пскова Х—ХI веков лежат в глубинах культурных напластований. Пока лишь очень немногие из них открыты археологами, и Псков того времени мы представляем себе только отчасти на основании материалов раскопок, а в более значительной мере судя о нем по письменным данным, аналогиям, порой просто строя догадки.

Древнейшие памятники Пскова, сохранившиеся над землей,— соборы Мирожского и Ивановского монастырей,— относятся уже к XII веку. К тому времени Псков стал многолюдным, обширным и богатым городом, а первоначальный, самый древний Псков успел уйти в прошлое. Правда, городская застройка, как и прежде, все еще оставалась сплошь деревянной, но она приобрела значительно большую слитность и упорядоченность. Дворы, когда-то рассыпанные по горкам и сухим местам, теперь вытянулись в стройные ряды по обеим сторонам вполне определившихся улиц.

Густая масса строений покрыла многие из тех мест города, которые из-за их неудобства оставались до того в нетронутом природном виде, и распространилась далеко за прежние границы — в Запсковье и будущий Окольный город, окаймляя главные дороги, соединявшие центр Пскова с окрестностями.

Изменился и характер застройки. Как показало исследование археологических остатков жилищ Новгородско-Псковской земли, в XII—XIII веках городские жилые дворы получали все более сложную и живописную компоновку, а постройки становились все богаче и наряднее. Их принято называть избами, но это отнюдь не значит, что они были подобны современным деревенским жилым постройкам.

Даже наиболее простое одноэтажное жилище рубилось тогда высотой не менее 4 метров, так как отапливалось оно по-черному и нужно было, чтобы дым мог сразу же беспрепятственно подниматься высоко под перекрытие.

В XII и XIII веках в городах Руси постепенно входило в обычай строить жилые дома с подсобным нижним этажом, то есть еще более высокие. Это предохраняло жилые помещения от почвенной сырости. Северорусское жилище того времени не имело потолка и покрывалось крышей, утепленной толстым слоем одернованной сверху земли. В крыше делали закрывавшееся подъемной крышкой отверстие для выхода дыма. Бревно, прикрывавшее на двускатной кровле стыки досок, украшалось резными изображениями конских и птичьих голов, а с XII века к ним стали присоединять еще и символ христианства — крест. Он должен был предохранять дом от бед, оберегать его от «нечистой силы».

Непременной принадлежностью жилища являлась галерея — крытый и защищенный от ветра ход к клети, отхожему месту, а иногда к бане и другим подсобным частям жилого комплекса. Огибавшая сруб дома с двух, трех, а то и с четырех сторон галерея, а изредка еще и небольшие наружные сенцы во многих случаях представляли собой украшение домов. В постройках, принадлежавших людям зажиточным, столбы галерей и сеней обрабатывались резьбой и ярко раскрашивались.

В XII—XIII веках в больших городах северо-запада Руси лишь беднейшие из посадских людей жили в однокамерных избах, а более распространенным типом жилища являлся двухчастный дом. Основную часть сруба такого дома занимала «повалуша» — обширное и высокое помещение, которое отапливалось, как и однокамерная изба, черной печью и было оборудовано укрепленными в полу столами и лавками.

В повалуше вся семья собиралась днем, в ней готовили еду, ели и работали. Состоятельные люди богато убирали это помещение дорогостоящей утварью и даже украшали росписями.

К повалуше примыкал отделенный от нее рубленой стеной узкий отсек сруба, в котором наверху располагались спальни, а внизу—проходные помещения («всходницы») с лестницами для подъема наверх и холодные летние опочивальни. Верхние спальные горницы нагревались зимой горячим воздухом, который скапливался вверху повалуши после топки печей. К XII—XIII векам при этих горенках стали устраивать крытые и защищенные легкими стенками балконы, которые выступали на бревенчатых консолях на главный фасад дома и чрезвычайно оживляли вид жилой постройки.

Как показал анализ материала археологических раскопок, к XII—XIII векам древнерусские плотники выработали замечательное уменье использовать эффекты светотени, сочетание различной фактуры (круглые бревна и тесаные плахи и доски; рубленные из круглых бревен стены и каркасные стены с забиркой), сопоставлять разнохарактерные и разновеликие объемы, достигая при помощи этих средств, дополняемых резьбой и раскраской, предельной живописности своих композиций.

Это уменье достигать живописности в наибольшей мере проявлялось при строительстве дворов и хором бояр и княжеских дружинников. Остатки таких сооружений были открыты археологами пока что только в Новгороде, но по ним можно судить и о псковских. В этих обширных комплексах каждое из помещении располагалось в отдельном срубе. В боярских дворах для столованья, приемов и увеселений служили сени — обширные неотапливаемые залы, находившиеся во втором этаже, а для сбора и столования челяди — гридницы, стоявшие прямо на земле.

В группу домашних помещений входили отапливающиеся белыми печами (то есть с дымовыми трубами) зимние и холодные (не имевшие отопления) летние спальни-избы, как их называли тогда. Один из них принадлежали женской, а другой — мужской половине. Все они строились на подклетях. Срубы хором были связаны между собой галереями и переходами и компоновались в сложную, но представлявшую единое целое группу. Она дополнялась еще разнообразными объемами подсобных строений двора, который стояли отдельно.

В комплексе княжеского двора состав хором был еще богаче. В него входили помещения для почетных приемов, пиров и довольно торжественно обставляемых ежедневных трапез членов княжеской семьи—терема и сени, а для дружины — гридни, причем такого рода строения были и на половине князя, и на половине княгини. Их дополняла связанная со всеми постройками комплекса переходами дворовая княжеская церковь. На переходы поднимались через особые «восходные столпы», то есть лестничные башни, тоже представлявшие собой небольшие отдельные здания. Хоромные строения компоновались в обширные группы и благодаря этому, а также большой высоте резко доминировали над подсобными зданиями двора.

Княжеские дворы отличались необычной для тогдашнего города просторностью. Хоромы и связанные с ними второстепенные постройки располагались свободно и широко, соединяясь помостами и переходами. Двор был огорожен высоким тыном (забором из вертикально вкопанных в землю и заостренных сверху бревен) с несколькими воротами.

В Пскове XII века, делившемся на «концы», вероятно, были и общественные гридницы. В них жители «концов» собирались для обсуждения своих дел и проведения общих пиров — братчин.

Конечно, сказанного недостаточно, чтобы вполне ясно представить себе застройку Пскова тех далеких времен. Но даже этот сжатый и очень неполный рассказ дает возможность попять, каким разительным контрастом деревянному Пскову были первые каменные хоромы, возведенные по заказам псковских князей и предназначенные служить орудием укрепления христианского учения, насаждавшегося на Руси феодалами. До наших дней из этих построек древнего Пскова уцелели лишь соборы Ивановского и Мирожского монастырей.

Два из древнейших псковских каменных храмов — Дмитрия Солунского и Троицкий собор на Крому — до нас не дошли. Однако основание первого из них было недавно открыто археологами. Эта постройка представляла собой вариант обычного новгородского храма XII века. То же самое можно сказать и о соборе Ивановского монастыря, сохранившем свои основные части и до настоящего времени (расположен в Завеличье, на улице М.Горького, 1).

Для этих зданий характерны законченность и простота объемной композиции (при весьма больших для тех времен размерах) и аскетическая скупость наружной отделки. Их цельные массивы воздействовали своей ясно воспринимаемой и подчеркнутой мощью, твердой определенностью соотношений объемов, красотой пропорций основных членении и строгостью, даже суровостью общего впечатления.

Все это было совершенно необычно для псковича XII века, привлекало его внимание своей новизной и глубоко поражало. Стены этих храмов не блистали на солнце, как стены более поздних псковских церквей. Их кладка из чередующихся слоев плитняка и плинфы (тонкого кирпича) на известковом растворе, розоватом от примеси цемянки (толченая керамика), оставалась обнаженной на всех наружных поверхностях и была в общем серой и скорее темной, чем светлой.

Затейливости общей компоновки, живописности игры объемов, изощренности использования теней и световых пятен, прихотливости, а в богатых постройках и яркости декоративной обработки — всему веселому, жизнерадостному характеру народной деревянной архитектуры, привычной для древнерусского человека того времени, в этих постройках оказались противопоставленными прямо противоположные качества.

Собор Ивановского женского монастыря — постройка псковских князей. В древности храм служил местом погребения княгинь, а иногда и других членов княжеских семейств. Дата его возведения неизвестна. Впервые он упоминается в летописи, уже как существующий, в записи 1243 года. Архитектурные особенности, роднящие его с новгородскими храмами XII века, убеждают в том, что он относится к тому же времени.

До нас собор дошел сильно измененным. Реставрация, проведенная в 1949—1950 годах, лишь частично вернула ему первоначальный облик. Судя по тому, что в западном членении храма были хоры, первоначально с запада к зданию примыкала высокая дополнительная часть, через которую был вход на хоры. Она не сохранилась, а существующий здесь притвор значительно более поздний. Звонничка над южной стеной храма надстроена при переделках собора, видимо в XVI веке. Вокруг здания нарос толстый слой культурных отложений. Это изменило общие пропорции его и сделало приземистым.

Собор Мирожского монастыря (тоже в Завеличье, на Красноармейской набережной) — уникальный памятник древней архитектуры и монументальной живописи. Это главное здание старейшего псковского монастыря, построенное около 1156 года по заказу новгородского архиепископа Нифонта — верховного владыки церковной жизни Новгорода и Пскова. Нифонт построил второй такой же храм в Ладоге (церковь Климента), но от ладожского храма до наших дней сохранились лишь фундаменты.

Мирожский собор подвергался переделкам, из которых наиболее существенны надстройка «палаток» над юго-западными и северо-западными углами, сделанная еще в XII веке, наружное оштукатуривание, неоднократные изменения покрытий, пристройка притвора, колокольни, поднятие полов. Вокруг здания нарос значительный культурный слой, зрительно сделавший его более низким, чем он был первоначально. Но все же о первозданном облике собора можно судить с достаточной определенностью.

Мирожский монастырь был важнейшим проводником христианской культуры на Псковской земле в продолжение нескольких веков. Место расположения монастыря и архитектура собора были избраны в полном соответствии с этой задачей. Поставленный вне тогдашнего города, поодаль от него, па другом берегу Великой,- монастырь был очень хорошо зрительно связан с городом и в то же время был отдален от него, как бы противопоставляя свою «святость» греховной жизни города.

Собор, почти нисколько не заслоненный низкой деревянной оградой (каменная была построена лишь в XIX веке), являлся в те времена единственным каменным сооружением на огромном пространстве. С любого места, откуда собор был виден, он представлялся на фоне дремучих лесов и реки и редких, почти незаметных, темных и низких деревянных строений. Всем своим обликом, чуждым окружающему, собор говорил о том, что он твердыня новой веры, пришедшей на Русь из Греции (он был очень близок по формам греческим церквам). В изящной простоте его архитектуры заключалось отрицание и скрытое осуждение вкусов и взглядов старой языческой Руси.

Той же цели — осуждению язычества — служила и фресковая роспись храма. Фрески Мирожского собора отличаются суровым колоритом, преобладанием тяжелого синего фона и неярких цветов, торжественностью и строгой уравновешенностью композиции, сухостью и тщательной отработанностью исполнения, С особенно глубоким чувством исполнены те их части, которые посвящены мрачной красоте страдания и скорби. Наибольшей силы художники достигли в изображении оплакивания тела Христа, отличающемся искренним драматизмом.

К XIX веку мирожские фрески оказались заштукатуренными. Их заметили при ремонте храма в 1858 году, а освободили от штукатурки в 1890-х годах. В самом начале XX века художник-палешанин П.М.Сафонов прописал их сплошь, добавив утраченные места.

Сафоновскую реставрацию можно без большого труда отличить от подлинных фресок по ремесленности ее исполнения и мутному белесоватому фону, резко отличающемуся от глубокого темно-синего фона древней росписи. К счастью, композиция фресок, расположение фигур и всех деталей на них сохранились. К тому же сафоновская запись была сделана клеевыми красками, смывающимися водой. Советские реставраторы, которые пытаются раскрыть древние фрески, уже частично сняли эту запись.

В XVII — XVIII веках были переделаны окна собора. Первоначальные окна сохранились лишь в барабане. В древности в них вставлялись оконницы, сделанные из массивных досок. В каждой оконнице было по 3—4 небольших круглых стекла, пропускавших очень немного света. Свет попадал в храм главным образом из барабана его главы. Такое освещение выделяло центральные сюжеты фресковой росписи, подчеркивало их значение.

Как сохранившиеся соборы Ивановского и Мирожского монастырей, так и раскрытые археологически остатки церкви Дмитрия Солунского свидетельствуют, что в XII—XIII веках в Пскове еще не было своих зодчих, а следовательно, не было и местных архитектурных традиций. Монументальное строительство той поры велось по новгородским образцам и, по-видимому, под руководством новгородских мастеров.

Спегальский Ю.П. Сокровища древней архитектуры // Достопримечательности Псковской области. Л., 1987.