Борис Натанович Стругацкий в рамках оффлайн-интервью на сайте "Русская фантастика" ответил более чем на 8000 вопросов. Завтра, 15 апреля, ему исполнится 78 лет, но он по-прежнему в строю и активно общается с читателями. наш сайт предлагает небольшую подборку его самых последних ответов. Наиболее интересными нам показались восемь вопросов Кирилла из Москвы.
Первый
– Прочитал многие ваши заметки и ответы на вопросы по части политики и экономики. Хочу задать вам такие вопросы, возможно, "в лоб".
Первый, вы не находите, что США – это как раз и есть то же самое, что вам, получается, так не нравится? А конкретнее – мощная держава с мощным ядерным потенциалом, которую мало кто уважает, но практически все, увы, вынуждены бояться?
– США, безусловно, – редчайшее государственное образование. Сочетание несомненной имперской державности с высочайшим уровнем развития демократии поражает воображение и кажется практически невозможным. И, тем не менее, реализуется! Эту страну можно не любить, можно завидовать ей, можно ее бояться, но НЕ УВАЖАТЬ ее, по-моему, невозможно. Пока еще ни одной стране мира не удалось достичь такого положения дел. И, похоже, не удастся теперь уже никогда. Я никак не могу сказать, что люблю эту страну. Ни за какие коврижки я не согласился бы там жить. Я и съездить туда никогда не хотел. Но одно я знаю твердо: нет у России более естественного и более полезного союзника, чем США. Никогда наши страны не обнажали оружия друг против друга. Никогда не пересекались наши интересы (если не считать, конечно, противоречий чисто идеологических, выдуманных даже не политиками, а идеологами). Более того, в самые роковые мгновения нашей истории мы оказывались по одну сторону фронта. Я не вижу и не могу придумать ни одного места на Земле, где наши цели и задачи противоречили бы друг другу сколько-нибудь существенно. Но всем, по-моему, очевидны области политики и экономики, где мы могли бы быть взаимно полезны.
Второй
– Вы, помнится, высказались за войну в Ираке. А какое ваше отношение к тому, что американцы разбомбили в свое время Белград? К их действиям во Вьетнаме, наконец? Почему вы так осуждаете все агрессивное, что исходило из Советского Союза, а про эти вещи как-то не говорите? Объективно ли это с вашей позиции вроде бы гуманиста и сторонника прав и свобод человека?
– Никакого противоречия здесь на самом деле нет и никогда не было. Я ненавижу тоталитаризм в любых его проявлениях, будь то диктатура Хо Ши Мина или Слободана Милошевича, или Садама Хуссейна. При столкновении таких диктатур с любой демократией симпатии мои будут всегда на стороне демократии. Но симпатии – это одно, а одобрение неспровоцированных военных действий – это нечто совсем другое. Мне категорически не нравится, когда политические разборки демократии и диктатуры превращаются в вооруженный конфликт без самой крайней на то необходимости. К действиям США во Вьетнаме я относился с безусловным сочувствием: это был ответ на агрессию коммунистов, пытавшихся присоединить Южный Вьетнам силой оружия. С Ираком все было сложнее: "Буря в пустыне" воспринималась, помню, с полным одобрением, – это был естественный ответ явному агрессору, а вот война 2003 года вызывала смутные ощущения некоей политической чрезмерности, несоответствия между опасностью, порождаемой режимом диктатора, и сокрушительностью кары, которую позволили себе США. Свергнуть Хуссейна – это, конечно, хорошо, но что предложить ему на замену? Этот вопрос и по сей день, по-моему, висит в воздухе. Что же касается Милошевича, то там как раз выглядело все, конечно, вполне безобразно, но кончилось, слава богу, благополучно: диктатора свергли – все вздохнули с облегчением. И, по-моему, никто уже ни в Югославии, ни в Европе не вспоминает о тех бомбежках. (Только те, кто органически и безгранично ненавидит США и НАТО.)
Третий
– Как вы относитесь к факту расстрела парламента войсками Бориса Ельцина в 1993 году? Что, по-вашему, все было правильно или все же не совсем?
– Это было, безусловно, "превышение мер необходимой обороны". То ли Ельцин слишком уж перепугался, то ли, наоборот, разозлился так, что приказал что-нибудь вроде: "Дать им по мозгам, чтобы обос...лись!" В любом случае, он дал волю чувствам, чего делать, конечно, не следовало, ибо никакой необходимости в этом уже не было: все было кончено и все было ясно без всякой пальбы.
Четвертый
– Как вы вообще относитесь к идее социал-демократического пути развития человечества? То есть чтобы ценились права и свободы людей, но контроль государства за экономикой был сильным – для гарантии тех же пресловутых прав человека, который мог бы быть спокоен, что государство, по крайней мере, не оставит его без пенсии и т.п.?
– Как сказал герой романа "Банкир" (герой, впрочем, отрицательный): "Все, к чему прикасается государство, превращается в дерьмо". Если учесть, что государство, на самом деле, есть не что иное, как огромная толпа чиновников. И если принять во внимание, что никакой чиновник не заинтересован в том, чтобы дела его шли на пользу избирателю, а заинтересован он лишь в том, чтобы угодить своему начальнику и продвинуться по службе. Тогда, если даже не принимать во внимание такой постоянно действующий фактор, как коррупция, получается, что при прочих равных условиях никакой эффективный контроль государства за чем бы то ни было (будь то экономика, права человека или соцобеспечение) невозможен. Наоборот, всякое усиление контроля будет приводить лишь к торможению, усложнению и росту коррупции. В разумно организованном обществе государство должно заниматься двумя-тремя вещами: обеспечивать безопасность населения; следить за необходимым количеством в стране рабочих мест; следить за бюджетом. Ну, может быть, еще финансировать развитие фундаментальной науки, хотя к этому его лучше не допускать. В общем, главная задача государства – обеспечивать стабильность. Контролировать никого не надо.
Пятый
– Вам не кажется, что, возможно, социал-демократический путь придет в будущем на смену капиталистическому, при котором, увы, во многом действует принцип "на себя надейся, как хочешь, так выживай"? Ведь уже на капиталистическом Западе многие приходят к этой идее.
– Я думаю, будущее за таким общественным устройством, которое обеспечит самую высокую производительность труда. Скорее всего, это будет разумное сочетание элементов капитализма ("кто плохо работает, тот и ест плохо") с элементами социализма ("мы славно поработали и славно отдохнем").
Шестой
– Не кажется ли вам, что как раз в России, такой большой и богатой ресурсами, наиболее приемлем социал-демократический путь, предполагающий свободу малого бизнеса, но при котором не допускалось бы разбазаривание ресурсов и большие корпорации были бы ответственны перед государством? Не кажется ли вам, что именно такой путь может спасти именно Россию с ее природными особенностями от беспредела-передела и превращения в "сырьевой придаток"?
– Я не знаю, какой путь является самым приемлемым для России. Я не сторонник идеи "исключительности" нашей истории и нашего будущего. С Россией за последнюю тысячу лет не происходило ничего такого, чего мы не видели бы в истории Европы. Единственная существенная особенность наша состоит в том, что мы несколько задержались в феодализме и менталитет у нас феодальный, какого в Европе нет сейчас ни у кого, – разве что у турок? Думаю, и будущее наше ничего особенного, "неевропейского", содержать не должно. Либерализация экономики и вообще всей общественной жизни. Развитие малого и среднего бизнеса. Создание конкурентоспособных отраслей. Уменьшение роли государства во всех областях, кроме обороны, безопасности и соцобеспечения... В общем, все будет, как у людей. А сырьевые богатства будут нам скорее мешать, чем помогать. Впрочем, к середине века эта проблема исчезнет сама собой.
Седьмой
– Почему вы все-таки такой сторонник самых крайне правых путей? Ведь вы, наверное, знаете, что уже по сути наукой экономики доказано, что нет в чистом виде ни капитализма, ни социализма, речь идет лишь о преобладании первого или второго; а попытки построить то или иное в чистом виде приводят к кризису, иногда катастрофическому. Каково лично ваше отношение к тезису, что сейчас человечество подошло к компромиссному, социал-демократическому пути? И что в России тем более нужна в идеале именно "смешанная" экономика? Если же вы против, объясните, пожалуйста, почему, и желательно не двумя словами.
– Я не за и не против. Я не очень хорошо понимаю, что это такое – "социал-демократический путь". Как в Швеции? Или как в Германии? Если "да" – то я "за". Если это называется "смешанная экономика" – очень хорошо. Но при одном важном условии: роль государства не должна быть слишком велика. Как определить, где начинается этот "излишек", не знаю. Это задача для специалиста.
Восьмой
– Как вам определение "фашизм – это высшая стадия империализма"? По-вашему, "чисто советское" или все же что-то в этом есть? И опять же напрямую – вы не находите, что акции США в Югославии, Вьетнаме и др. – если и не фашизм в чистом виде, то нечто близкое к нему? По-вашему, Америка – она что, имеет право решать, кому жить, кому нет? Или что – Америке "можно", а Советскому тому же Союзу было "нельзя"?
– Фашизм к США никакого отношения не имеет. Фашизм – это диктатура националистов. В США нет ни диктатуры, ни национализма (как идеологии). США – удивительное государственное образование: империя XXI века. Соответственно, они и ведут себя как империя, то есть претендуют на мировое господство. Но, будучи империей, отягощенной демократией, в противники себе они выбирают диктатуры и автократии, что (в моих глазах, по крайней мере) сильно смягчает раздражение этой самой имперской политикой. Имперская же политика СССР раздражала безусловно и безоговорочно, ибо направлена была, как правило, в поддержку диктатур и автократий. Между прочим, политика РФ заметно копирует в этом отношении политику СССР, хотя в основе этой политики лежит не любовь к диктатурам, а скорее, прирожденная неприязнь к США.
СКАЗАНО!
Борис СТРУГАЦКИЙ – Кириллу:
– У меня от ваших вопросов осталось четкое ощущение, что единственное существующее между нами разногласие состоит в том, что я отношусь к США скорее положительно, а вы считаете эту страну империей зла в самом широком смысле этого понятия. Какое характерное противостояние представлений! Мне кажется иногда, что вся Россия поделилась сейчас на две части по этому признаку. "И вместе им не сойтись". А признак-то – несущественный! Ну какая разница, хороши, на самом деле, США или плохи?
Впрочем, я понимаю: если США плохи, то возникает великолепная возможность найти и провозгласить "внешнего врага", – а ведь политики определенного сорта жизни без внешнего врага представить себе не могут!