Андрис БЕРЗИНЬШ: «Рыночная экономика и рыночное общество

Меню сайта

Категории раздела

Геополитика [8222]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Политика » Геополитика

Андрис БЕРЗИНЬШ: «Рыночная экономика и рыночное общество — почувствуем разницу»

Квадратура круга
Формула Клаузевица
—?А у вас есть позиция на этот счёт?
Сумасшедший маятник

Мы продолжаем публикацию интервью с политиками и специалистами, которые вошли в книги, выпущенные Балтийским форумом. Представляем точку зрения экс-мэра Риги и бывшего премьер-министра, а ныне депутата Сейма Андриса БЕРЗИНЬША.

Квадратура круга

—?Г-н Берзиньш, в первом же абзаце декларации вашего кабинета была такая фраза: «Правительство выступает за рыночную экономику, но не за рыночное общество». Она меня больше чем удивила пять лет назад, и с тех пор это ощущение скорее усилилось, чем размылось. Человек, намеревавшийся возглавить правительство, говорил не только об экономических категориях, но и о психологическом, нравственном климате в стране, в обществе. Не употребляя в столь официальном документе понятие «идеал», вы, в сущности, сформулировали свою политическую философию. В наивности экс-министра, экс-мэра столицы, председателя одной из правящих партий трудно было заподозрить. К тому же оказалось, что вы установили рекорд премьерского «долгожительства» в истории восстановившей независимость Латвии, проведя в своём кресле два с половиной года и доведя свой кабинет до парламентских выборов.

—?Вы начали разговор с самого существенного для серьёзного политика вопроса вопросов, своего рода квадратуры круга: как попытаться, хотя бы попытаться, не изменяя принципам, оставаться прагматиком. Как либерал, я несомненный сторонник рыночной экономики. но как либерал. — я и свободный человек, уважающий вечные ценности, на которые никто и никогда не вправе покушаться, их нельзя ни продать, ни купить. Задача правительства, власти — оберегать их неприкосновенность. Речь идёт и о вещах, которые вполне реально ощутимы: культура, образование, безопасность, цена человеческой жизни, резко упавшая в мире.

Но за обеспечение этих и других прав и потребностей приходится дорого платить. Поэтому уважающий себя и людей политик не может себе позволить накануне выборов обещать золотые горы, а после них — хоть трава не расти. Он не должен ни обманываться, ни обманывать, ясно осознавая, что не сделает всех людей счастливыми на завтрашний день после прихода к власти. По моему опыту, начиная с этого дня, под тяжестью бремени власти иллюзии, если они и были, быстро улетучиваются. И ты начинаешь осознавать, как давит груз проблем — причём не поодиночке, а во взаимосвязи и взаимозависимости. И тогда в дело вступает здравый смысл, он мгновенно подсказывает варианты прагматичных решений, которые кто-то не без оснований может назвать иногда циничными.

—?Описанная вами картина стала столь неожиданной для вас на поприще премьера, даже несмотря на опыт Берзиньша-мэра?

—?Нет, мне повезло значительно раньше — «повезло» можно писать в кавычках, а можно и без. Лет десять назад, когда Марис Гайлис был номинирован на пост премьера, он спросил у меня как у товарища по правящей партии: как ты смотришь на должность министра благосостояния, честно говоря, претендентов немного? А я спросил в ответ: за что? У меня тогда уже второй раз был портфель министра труда, я в эту область влез и менять её на всегда самую уязвимую социальную сферу никак не стремился. Я уехал в командировку, сойдя с самолёта, сел в «Волгу», нафаршированную телефонами той поры, позвонил премьеру, чтобы тут же узнать последние новости, и услышал: хочешь не хочешь, а министерство благосостояния на тебе — никого больше я не нашёл.

Так я столкнулся с одной из самых серьёзных проблем в моей жизни. Все последующие с этим опытом решались проще. Советское пенсионное обеспечение, надо сказать, в пределах той системы, той экономики было неплохим. Но система рухнула. Промышленность, не приспособленная к конкуренции, вообще к рынку, разваливалась, предприятия в хорошем случае дробились, в плохом — умирали. Сектор индустрии, контролируемый государством, сокращался, как шагреневая кожа. В то же время нарождающийся Бизнес более чем успешно уходил от налогов, мотивации платить социальный налог не было ни у предпринимателя, ни у наёмного работника. Как сопоставить почти несопоставимое — пропорционально большое число пенсионеров с относительно небольшим числом работающих и далеко не всегда исправных налогоплательщиков?

Недовольны были все — пенсионеры, правительство, предприниматели, наёмные работники. Понадобилось спрогнозировать ситуацию в достаточно далёкой перспективе и наладить социальный диалог. Инициировали создание Федерации пенсионеров — чтобы иметь дело с заинтересованным партнёром по переговорам, помогли ей немного, дали денег на аренду офиса, на первые минимальные расходы.

Мэром Риги я стал, уже хорошо понимая, что популизм — дорога в тупик для решения проблемы, и в итоге — в небытие для политика. Накануне моего прихода в Рижскую думу её прежний состав сознательно и безответственно проголосовал за низкие тарифы на тепло, хотя было ясно, во что это выльется городу. При том, что 64?% жителей за тепло рассчитались. Было очевидно: система не развивается, качество тепла страдает, люди недовольны. Что делать дальше? Едва ли не весь новый бюджет пустить на оплату тепла и через год получить ещё более острую проблему? Мы пошли на непопулярное, разумеется, решение: повысили тарифы, но заложили часть денег на помощь тем, кому заплатить никак не под силу.

Но главное, стремились выдержать принцип: всерьёз выручает только удочка, а не рыба. Впервые с советских времен перевели структуру бюджета на финансирование программ, появилась целесообразность в соотношении доходов и расходов, сделали упор не на субсидии, но на создание рабочих мест. Принципиально изменилась структура инвестиций: в дороги, мосты, строительство вкладывали в четыре раза больше, чем прежде, за время моего пребывания в Рижской думе число рабочих мест в столице увеличилось на 120 тысяч. Конечно, это надо отнести на счёт развития бизнеса, но это же — свидетельство сотрудничества муниципалитета с предпринимателями. Мы убедили парламент уменьшить чрезмерные, по сравнению с процветавшим тогда Вентспилсом, «подати» в фонд выравнивания. Правившие до того «тевземцы» были в острой оппозиции к правительству и парламенту, им не удавалось защитить Ригу, да и нельзя сказать, чтобы они к тому стремились. Мы же не только убедили Сейм в своей правоте, но ещё полтора миллиона выиграли через Конституционный суд. Я пошёл на это при том, что премьером был мой однопартиец Вилис Криштопанс. Компьютеризировали практически все рижские школы.

—?Кстати, как вы, пользуясь опытом экс-мэра, прокомментируете такую цифру: лишь за минувший год (2004-й) Рижская дума установила рекорд, потратив на командировки полмиллиона латов. Только на Казахстан и Узбекистан мэр Боярс запланировал десять дней. Зачем, например, его советнику знакомиться с трамвайным сообщением в Бордо, не будучи специалистом в этой области?

—?Ездить, общаться, смотреть и учиться, конечно, надо. Но я знаю, что если бы принимал все приглашения, то практически не бывал бы в Риге, разъезжая больше министра иностранных дел.

Формула Клаузевица

—?Как вы выразились в одной из наших бесед для прессы, политическая волна подхватила вас и выкинула в кресло премьера, не дав мэру Риги отпраздновать в этом качестве 800-летие столицы, подготовкой к которому вы с увлечением занимались. В портфеле премьера больше всего места занимала стратегия вступления в Европейский союз и НАТО. Что же, на ваш взгляд, происходит и не происходит после победы?

—?Страна пережила звёздное время, такое в истории не повторяется или почти не повторяется. Но я напомню при этом, как Клаузевиц спросил: о чём думают умные генералы перед сражением? О победе — услышал от них в ответ. Нет, отвечал Клаузевиц, умные генералы думают о мире после победы. Какой ценой она достигнута, что будет дальше?

—?В книге «Повестка дня для Латвии-2004», изданной Балтийским форумом накануне вступления страны в ЕС, вы писали о том, что Еврокомиссия несколько раз браковала наш план национального развития — при том, что в вашем кабинете был пост министра по сотрудничеству с международными финансовыми организациями. Вы говорили также о том, что на месте научно-исследовательского института планирования советского времени за годы независимости не создано ничего. Существует ли стратегическое видение вхождения в Евросоюз сегодня? Есть ли умные генералы или хотя бы один латвийский Клаузевиц?

—?План национального развития, в итоге принятый Еврокомиссией, вовсе не обречён на участь бумажки для галочки. Другое дело, что новые правящие политики легкомысленно и амбициозно берутся всё начинать с нуля. Насколько продуктивной будет деятельность комиссии по формированию стратегии при президенте и парламентской подкомиссии будущего сказать трудно — ничего реального со времени вступления в ЕС не видно. И дискуссии в обществе не слышно. По-прежнему полагаю, что научно-исследовательский институт, который бы не только лидировал в сфере стратегических разработок, но и объединил усилия академических институтов, государственных и частных вузов, нужен обязательно. Речь, по-видимому, должна идти и об экономическом, и о политическом анализе.

Что же очевидно сейчас? Я уверен: чтобы по-настоящему вкусить плоды победы, политикам надо притормозить с возвышенной, но, как правило, спекулятивно-конъюнктурной риторикой и лет на десять заземлиться, чтобы использовать возможности вступления в ЕС для роста реального благосостояния людей. А возможности эти есть. Прежде всего, есть общая «рамка» ЕС — Лиссабонская стратегия. Поэтому нелепо что-то совершенно неожиданное изобретать, надо думать о том, как в неё вписаться. Это — среднесрочная стратегия, основной посыл которой людям нашего с вами поколения знаком: догнать и перегнать Америку. Всерьёз говоря, как странам Европейского союза, насчитывающим теперь 460 миллионов жителей, выдержать конкуренцию с существующими и потенциальными ведущими игроками в мировой экономике. Это, конечно, США и Япония с их устойчивым динамичным развитием, это Китай, регион Юго-Восточной Азии, это Россия, это, наконец, Индия с её огромной по численности и рекордной по дешевизне рабочей силой, обеспечивающей рекордную же дешевизну товаров и услуг. Стало, например, очевидным, что не только мы — вся Европа ни по качеству, ни по цене не выдерживает конкуренции на рынке текстиля. Чего мы хотим: любой ценой сохранять отрасль или адаптироваться к глобальной тенденции? Согласно ли государство и общество, прежде всего горожане, дотировать сельское хозяйство, чтобы сохранить на рынке местную продукцию, чтобы крестьяне массово не перетекали в города, не маргинализировались. чтобы воспроизводился исторически сложившийся образ жизни? Горожанин Андрис Берзиньш, например, согласен что-то за это доплачивать из своего кармана.

В целом же, к сожалению, непонятно насколько разрабатываемые нашими комиссиями стратегии соответствуют Лиссабонской, разобрались ли мы в её рамках сами с собой. С этим связаны темп и качество выполнения конкретных домашних заданий. Как получить по возможности больше денег ЕС и сделать это скорее? Каким образом реализовать ирландскую модель динамичного вхождения в Евросоюз, если мы утверждаем, что предпочли её греческой? Пока это скорее благое пожелание самим себе, чем программа, основанная на анализе. Скажу также о том, что я считаю безусловным приоритетом. Убежден — это образование.

—?Я на одной международной конференции слышал доклад профессора экономики. Он рассматривает образование как фактор национальной безопасности. И полагает, что сравнительно высокая для стран ЕС доля ВВП, идущая в Латвии на высшую школу, нерационально расходуется. Профессор доказывал, что государству эффективнее финансировать не вузы, но человека. Он получит образование, а отрасль станет рентабельной.

—?Это несомненно, что образование — серьёзнейший фактор развития, благосостояния, самодостаточности, а следовательно, безопасности страны. Но наша проблема — низкий ВВП. Будь он выше, наши позиции с уважаемым профессором не расходились бы. Позволю предположить, что он никогда не работал в сфере государственного управления. Ведь серьёзная высшая школа — не только игрок на рынке, это нечто большее в системе интеллектуальных и духовных ценностей. Представим, что деньги находятся в абсолютно свободном полете. Тут же может оказаться: скажем, Латвийскому университету не хватит средств на элементарное выживание, которое государство обязано и берётся обеспечить. Кстати, похожие ошибки в жизни пытались реализовать и государственные мужи. Репше тоже выдвигал тезис, деньги следуют за пациентом. Опасность в том, что если деньги будут находиться у страховщиков, то лет через пять, когда этому пациенту понадобится лечение, больниц вообще может не сохраниться.

—?А у вас есть позиция на этот счёт?

—?Я думаю, единственный выход — не изобретать велосипед, а пойти по эстонскому пути. Сократив число больниц с 69 до 19, они оптимизировали состояние всей сферы, получили возможность резко сократить расходы на менеджмент, хозяйственные нужды, подняв при этом уровень реструктурированных оставшихся больниц. Подобная схема существовала ещё вначале моего премьерства, и я раза четыре напоминал министру благосостояния Пожарнову о том, что пора передать её правительству на утверждение. Но этой сферой долго руководили «тевземцы», стремившиеся лишний раз не подвергать себя критике.

Я хотел бы вернуться к очень заботящей меня сфере образования. У государственных вузов довольно много серьёзной собственности, которая просто пропадает. Это переданные ещё во время премьерства Годманиса, больше десяти лет назад, Рижскому техническому университету здания советских военных училищ на берегу Киш-озера, где не происходит ничего кроме их упадка, запущенные лаборатории на Кипсале с уже музейным советским оборудованием. Суть проблемы в том, что вузы отвечают за всю свою собственность, но не вправе ею распоряжаться: она зарегистрирована на имя государства, а в его лице — на имя министерства образования и науки. Оно создаёт специальную структуру для управления собственностью, а это — чисто советский подход. Вузам надо развязать руки, избавить их от крепостной зависимости и дать право этой собственностью распоряжаться, в том числе и сдавать в аренду, продавать, покупать. Наделить теми же правами, которыми обладают университеты Скандинавии и США. Скажем, можно продать здание бывшего военного училища и за год привести в порядок общежития. Или на льготных условиях сдать в аренду компании, которая сотрудничает с вузом в инновационной сфере и берётся принести здание в божеский вид. Когда у высших школ появится мотивация, присущая каждому нормальному хозяину, будет ослаблена мотивация у преподавателей стоять в пикете у Сейма или Кабинета министров с требованием повысить зарплату, а у студентов — стоять в пикете перед зданием ректората, протестуя против повышения платы за общежитие.

—?Давайте поговорим о том, с чем столкнулись люди, оказавшись в Евросоюзе, а это прежде всего — заметное повышение цен. Как вам представляется — вам бы сегодня, имея портфель премьера, удалось одолеть инфляцию?

—?Подавить нет, но существенно уменьшить, я полагаю, да. Рост цен на горючее связан не с ЕС, а с повышением цены на нефть, что пока так уж не провоцировало инфляцию, влияние этого фактора ещё впереди. Мне представляется, что нынешняя инфляция лишь примерно на 30?% вызвана объективными причинами, а на 70?% — субъективными. Начало резкому взлету инфляции положило не вступление в ЕС, а популистская политика кабинета Репше. Он пытался оправдать необоснованные предвыборные обещания, очень быстро стало ясно, что дополнительные 400 миллионов, которые должны были пополнить бюджет благодаря борьбе с контрабандой, как и следовало ожидать, — сказка для очень наивных взрослых. Но, не считаясь с реальностью, правительство Репше за год дважды повысило минимальную зарплату. Это надо делать, исходя из возможностей, — скажем, раз в полтора года. И следить за тем, чтобы рост производительности труда чуть опережал рост средней зарплаты в стране. Вышло же, что как бы заботясь о наименее обеспеченных людях, двойное повышение «минималки» вызвало цепную реакцию; приведшую к негативному для всего общества результату. Вырос потребительский спрос, он вызвал рост цен. В итоге не выиграл никто. Индексация пенсий, вроде бы заметная, не поспевает за инфляцией. Ещё одна иллюстрация к обещаниям всеобщего и скорого счастья…

Сумасшедший маятник

—?Хочу ещё раз вернуться к вашей правительственной декларации, к тем двум её, по-моему, взаимосвязанным моментам, которые ничуть не утратили актуальности. Вы тогда заявили, что хотите сократить пропасть между народом и властью, а также уменьшить влияние политики на бизнес. Ни до, ни после вас политическая элита такого не заявляла — даже на уровне благих намерений. Вам удалось хотя бы отчасти приблизиться к желаемым результатам? Скажем, к пониманию истоков отчуждения народа от власти?

—?Видите ли, я ведь об этом отчуждении знал не только из рейтингов доверия. Всё-таки должности министра благосостояния и мэра очень серьёзно заземляют политика. Как историк по образованию я тоже осознаю вечность темы отношений народа и власти. Волей-неволей смотришь на мир через призму исторических аналогий. Это, конечно, полезно, но всегда вопросов больше, чем ответов. А многовариантность и обогащает, и смущает. Я думаю, одна из причин отчуждения в том, что у людей сохранилось отношение к власти с советских времен: она чужая по определению, по природе и иной быть не может.

—?Видимо, это верно. Но меня, честно говоря, смущает, что политик начинает с этого аргумента. Ведь во время Атмоды не только латыши и нелатыши были вместе, народ был вместе со своей властью.

—?Это единение и помогло нам всем убежать из Союза. Но столь очевидная консолидация народа и власти возможна лишь в чрезвычайных обстоятельствах, а в рутинной повседневности, внутри сообщества она нереальна. Но как премьер я эту трещину в отношениях видел, старался сузить, настаивал на том. чтобы правительство регулярно говорило о стратегических целях — вступлении в ЕС и НАТО.

Президент внес в Госдуму законопроект о прямых выборах губернаторов