Это страшное слово «война»

Меню сайта

Категории раздела

Фантастика [66]

Курьезы из истории [588]

Наша история [1403]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Мифы и реальность » Наша история

Это страшное слово «война»

Валентина Христофоровна Абрамова родилась в 1927 году в бедной крестьянской семье, где из троих детей она была самой младшей. Детство прошло в Терехове - небольшой деревне из трех домов, которой давно уже нет на карте. Когда Вале исполнилось 9 лет, мать отвела ее в Понизовскую школу, а через год, в 1937-ом, в Понизовье переселили всех жителей Терехова. Семья успела обжиться на новом месте.

"Жизнь текла по привычному руслу, достатка не было, но и уныния не было", - вспоминает Валентина Христофоровна. И тут - война, черной тенью накрывшая детство девочки и тысяч ее сверстников. Горе и ужас, которые довелось пережить, она не забудет никогда. А День Победы Валентина встретила, учась на первом курсе Торопецкого педучилища, потом была учеба в Великолукском учительском институте. Осенью 1949 года молодая учительница переступила порог школы в деревне Токарево, что в 15 километрах от Великих Лук. Таким было начало ее трудового пути, а на пенсию Валентина Христофоровна уходила с должности завхоза Торопецкого интерната. Много лет пролетело с тех пор, сегодня В. Х. Абрамова - пенсионерка со стажем, инвалид по зрению. Живется непросто, родных рядом нет, но приходит помощница, назначенная отделом социальной защиты - ее работой Валентина Христофоровна очень довольна. Противостоять всем бедам и болезням помогает и жизненная сила, которой не занимать людям ее сурового стойкого поколения. В 2008 году В. Х. Абрамова стала одним из авторов сборника "Наши души обожгла война", где она рассказала о пережитом. Сегодня отрывком из ее воспоминаний газета начинает публикацию материалов к 70-летию освобождения Торопца от немецко-фашистских захватчиков.

22 июня прозвучало страшное слово "война"… Через неделю в деревне не осталось ни одного мужчины, кроме нескольких стариков. Мой отец, воевавший еще в первую мировую, в армию не был призван по возрасту.

Вскоре война подошла к нам вплотную. Через Понизовье, на восток, к Андреаполю, потянулись первые группы беженцев. Женщины на тележках и на плечах тащили пожитки и маленьких детей, дети постарше шли сами. По той же дороге на восток погнали стада колхозного скота, угнали и стадо нашего колхоза. В июле мы увидели на дороге группы наших солдат, многие были забинтованы. У меня всякий раз сжимается сердце, когда вспоминаю их лица. На них боль и страдание. Идут они небольшими группами, многие без оружия. Почти не вступают в общение с жителями, ничего не просят. До сих пор думаю, чем они, бедные, питались, где была их остановка?..

В августе движение на восток уменьшилось. Где фронт, мы не знали. Все разговоры на эту тему строго пресекались. А в предпоследний день августа, уже на закате, в наш конец прибежала женщина и прокричала: "Велено всем жителям уходить из деревни, утром здесь будет бой. Так сказал командир…"

В считанные минуты были запряжены лошади. Женщины погрузили на телеги узлы, привязали к телегам коров, и наш обоз двинулся к оврагу - это в двух километрах от Понизовья. Помню, я подгоняла за коровой теленка, а отец задержался, чтобы зарыть в яму на огороде вещи.

Наш обоз не отъехал и на километр, как за мостом застрочил пулемет - значит, немцы подошли к реке. Потом раздался сильный взрыв. Это наши подрывники взорвали мост через Торопу. С восточной стороны на деревню полетели снаряды - ударили наши пушки, они стояли за деревней на пригорке. На берегу около взорванного моста было здание пекарни, немцы быстро разобрали его и устроили новый мост. Пушки продолжали стрелять по вступившим в деревню немцам.

…Наш обоз буквально свалился в овраг за деревней Шепкино. Я немного пришла в себя от страха и увидела, что отца нет. Отчаянье сковало душу. Понизовье горело. В небе были видны зарево и черный дым. Потом зарево исчезло, все стихло. Отец все не появлялся, я продолжала плакать, не в силах думать ни о чем другом. Уже наступил вечер, когда отец, наконец, пришел. Он рассказал, что только собрался бежать, как снаряды стали накрывать наш край деревни. Забравшись в бывшую картофельную яму на усадьбе соседа, он увидел, как стали загораться дома. Один снаряд попал в наш хлев и сарай. Пламя могло вот-вот охватить избу. Тогда отец выскочил из ямы и, набирая воду в огороде, стал обливать стены избы. Когда обстрел прекратился, пожары еще догорали, в центре деревни горел медпункт…

Наш обоз еще двое суток продолжал оставаться в овраге, потом мы вышли и направились в Шепкино - никто не решался пойти домой. Туда мы вернулись только через неделю. На месте наших дворовых построек валялись головешки. Дверь в избу была открыта - видно, что заходили немцы. У нас в комнате над столом в большой раме висели фотокарточки. Угол стекла, за которым стояла небольшая фотография И.В. Сталина, был разбит. Карточка вынута и разорвана. Помню, я тогда испугалась за свой пионерский галстук. Его немцы, слава богу, не обнаружили, и я его быстрей перепрятала.

Началась жизнь в оккупации, полная неизвестности и страха. Временами отряды немцев останавливались в деревне на постой. Одни уезжали, их сменяли другие. В эти дни я чувствовала себя бедной кошкой, которая боялась быть раздавленной кованым сапогом, и опрометью бросалась с дороги идущего немца. Как-то в деревне остановился конный отряд эсэсовцев. Это были высокие, здоровые, со свирепым выражением лиц молодые немцы. Они разместили своих лошадей в нашей школе. Поставили их и в теткин сарай, где лежало сено для нашей коровы. Когда эсэсовец вывел коней на водопой, отец попытался взять немного сена, чтобы положить корове. Вернувшийся немец увидел это. Он выхватил из рук отца вилы и замахнулся, с силой толкнув его. Отец упал. Немец грубо закричал и отбросил вилы в сторону. Сено наше кони стоптали. Корову кормить было нечем. Мы с отцом собирали сгнившее из брошенных колхозных копен…

…Продолжалась жизнь, наполненная тревогой и неизвестностью. Хозяином в деревне был староста Игнат, до войны он работал в деревне кузнецом, человек суровый, необщительный. Был у него помощник Федор, да два парня из соседней деревни стали полицаями. До нас дошел слух, что в деревне Ерофеево повесили бывшего председателя сельсовета Петрова. Он был хромой, поэтому его в армию не призвали. И вот по доносу полицаев за ним явились немцы. Привязали его к лошади и так волокли до большака, а потом повесили на дереве.

Наступил январь 1942 года. Было очень холодно и много снега, общение между соседями ограничилось. Даже вездесущие ребята почти не появлялись на улице. Сообщение с Торопцем прекратилось. Стояла тревожная тишина. И вдруг 12 января на востоке стали слышны глухие раскаты. Старики сказали, что это стреляют пушки. Тут на дороге стали появляться группы немцев, они пешком шли по направлению к Торопцу. Было ясно, что они отступали. 15 января грохот усилился. Это шел бой за Андреаполь. А немцы все шли - забинтованные, завязанные всякими тряпками. Это были не те, что осенью ехали на машинах на восток, выхоленные и надменные. Сейчас, одетые в легкие шинелишки, они сильно страдали от холода и рады были поверх пилотки замотать голову женским платком и любой другой тряпкой.

Будучи наслышанными, что немцы при отступлении сжигают деревни, люди сидели настороже, готовые к бегству. Теткина изба стояла на краю деревни, дальше в 100 метрах - лес. Мои соседи и я сидели в избе и глядели на дорогу, идущую от Андреаполя. Было тихо. Вдруг мы увидели быстро едущих всадников. Насчитали человек пять. Все встревожились и были готовы кинуться в лес. И тут мимо окон в центр деревни побежали люди, кто-то кричал: "Наши! Наши!" Мы тоже кинулись в центр деревни. Там на дороге женщины обступили всадников, плача, обнимали их, тянули с лошадей и звали в дома. А люди на лошадях радостно улыбались и говорили: "Мы не можем задерживаться, мы разведчики…" Они расспросили, давно ли здесь проходили немцы, далеко ли до Торопца, какова дорога. Потом сели на лошадей и поскакали дальше. А часа через два в деревню вошло столько наших солдат, что каждая изба была забита до отказа. Конный обоз разместился на другой стороне деревни возле церкви. Но они стояли недолго. Наутро по домам пробежали связные: отдавалась команда строиться. На месте оставались только обоз и часть размещенных там солдат.

21 января наши взяли Торопец и погнали немцев на запад. А мы, старики, женщины и дети, опять встали на трудовую вахту. Осенью 1942 года открылась школа. Был вычищен навоз от немецких лошадей, отремонтированы выброшенные немцами парты, и зазвенел школьный звонок… По материалам сайта http://vesvladivostok.ru

Другие статьи по теме:

«Мы из поколения двадцатых»