«Дом святого Спаса», «Богомъ спасенный град Тверь», «славная земля, глаголемая Тверь», «Тверская держава», «добрии, законнии, велиции град Тферь» - это лишь немногие звучные эпитеты, которыми награждают тверские книжники свой город и княжество. Патриотическая позиция не возникает автоматически, для ее формирования нужна определенная ментальная и ценностная общность, присущая и автору текста, и его читателям как гражданам Твери. Эти феномены, в свою очередь, возникают тогда, когда есть государственность и определенное единение верховной власти и населения.
Именно в Твери ранее, чем в других землях, старший в княжеском доме - великий князь тверской - из владетеля, который собирает дань, пошлины, вершит суд, возглавляет войско, становится правителем, государем, который отвечает перед согражданами за благосостояние и процветание княжества.
Уже Михаил Ярославич осознает свою ответственность за жизнь и благополучие тверичей и поступает сообразно этому. Автор «Жития Софьи Ярославны» подчеркивает, что цель пребывания Михаила Ярославича в Орде в 1293 году - «заступить» «крестьяне от нашествиа поганых», а в летописном некрологе тверской книжник говорит, что Михаил Ярославич в своем княжении неуклонно стоял «за порученыя ему Богомъ люди».
Именно потому, что идее государственности в Твери придавалась большое значение, Михаилу Ярославичу было важно, став великим князем Владимирским, принять титул «Великий князь всея Руси». Самостоятельными были контакты тверских князей с Константинопольским патриархатом. Тверь при Михаиле Ярославиче заявляет свою позицию по отношению к ордынской власти, сам он «неключим» татарам, не играет по их правилам и поэтому обречен на гибель.
Характер отношений «князь - народ» не исчерпывалось моделью патернализма, очевидно, что князю было небезразлично, как он выглядит в глазах тверичей, и он стремился быть таким, чтобы в свою очередь рассчитывать на их поддержку. Князь обращается к согражданам в самых ответственных ситуациях, стоя перед выбором. Только получив поддержку, Михаил Ярославич принимает окончательное решение выступить против Юрия и Кавгадыя.
Тот же тип правителя воплощает его сын Александр Михайлович Тверской. Тверичи знают, что они могут обратиться к своему князю за защитой, как и поступают, не терпя бесчинств Чол-хана. Но они могут действовать и самостоятельно, что показали события 15 августа 1327 года. Утром, когда собирается торг, диакон Дудко вел молодую кобылицу к Волге. Татары стали ее отнимать. Дудко, надеясь на поддержку, взывает: «О, мужи тферстии, не выдаваите!» Началась схватка, татары, «надеясь на самовластие», применили оружие. Тут же «поворотися град весь», «удариша въ вся колоколы» и собралось вече. Князь в это время «созва тверичи», собрал вооруженный отряд и выступил против Чол-хана. Перед битвой он произносит речь, оправдывая свое выступление тем, что татары первые применили оружие. Татарский отряд разбит, Александр Михайлович настигает Чол-хана, который «съ дружиною своею» прячется в княжеском дворце, поджигает сени дворца, и Шевкал, «сгорев, пропаде». Видимо, после гибели Чол-хана или одновременно с битвой народ продолжал громить татар, не делая исключения и для ордынских купцов.
Ситуация с татарским отрядом, прибывшим в Тверь, изначально была непростой. По всей вероятности, Чол-хан был отправлен в Тверь взимать с Александра Михайловича долги, которые, как правило, появлялись у князя, получившего великое княжение Владимирское. Именно поэтому князь в ответ на жалобы тверичей, которых притесняли ордынцы, «трьпети им веляше». Но князь оказывается вместе с народом, когда татары прибегают к открытому насилию, и выступает против законных представителей властей Орды. Летописи говорят, что татары были побиты и по «иным городам» княжества. В ответ зимняя ордынская карательная экспедиция также опустошила не только Тверь, но и Кашин и даже Новоторжскую волость.
Михаил Александрович стал великим князем тверским в борьбе за тверской стол с дядей Василием, по-видимому, именно благодаря любви к нему народа. Тверской летописец подчеркивает, что Василий Кашинский, войдя в Тверь, «многымъ людемъ сотвориша досадоу бесчестиемъ и моукою, и разграблениемъ имениа, и продажею бес помилованиа». Затем князь Василий идет к Городку (Белгородку), приведя с собой в том числе и московскую рать, где также причиняет много бед окрестным волостям. Таким образом, Василий Кашинский повел себя с тверичами и жителями других тверских городов как с врагами. Они же остались верны Михаилу Александровичу и не перешли на сторону его противника. Любовь граждан к Михаилу Александровичу подтверждает даже жена Василия Елена, которая говорит, что Михаил «муж доблии, сладокъ всемъ, и весь градъ Тверскыи любитъ его».
Сам же Михаил Александрович в конфликтной ситуации с тверским владыкой Евфимием не прибегает к неправовым мерам, которые были в порядке вещей, скажем, в домонгольской Руси, а обращается к митрополиту. Для суда над Евфимием князь собирает не только церковный, но и мирской собор. Тем самым он, с одной стороны, демонстрирует, что считается с мнением сограждан, а с другой - свою уверенность в общественной поддержке.
Как правитель Михаил Александрович проявляет готовность защищать тверичей в отношениях с другими землями: при попытке разрешить конфликт с новгородцами из-за Торжка в числе других условий он заявляет: «Кто моих тферичь билъ и грабилъ, тех ми выдаите» - «Тверская держава» не оставит безнаказанными «обиды» тверичей.
Бурное и противоречивое, полное героизма и трагическое течение тверской истории в последнюю четверть XIV века переходит в величавое и плавное движение, Михаил Александрович прославляется книжниками за процветание княжества. Тверской летописец говорит о снижении податей и пошлин, строительстве городов и церквей, о том, что установился «миръ глубокъ». Продолжена линия на самостоятельные отношения с Константинополем. Князь в 1398 году направляет в Константинополь свое посольство с пожертвованиями патриарху (такое же посольство едет из Москвы). В ответ патриарх присылает ему благословение, дары и икону «Страшный суд».
Тверским книжникам важен высокий престиж тверского княжеского дома, что является знаком их самоидентификации с тверской землей как суверенным княжеством-государством. Таким государем, как Михаил Александрович, можно гордиться («его же именемъ сынове тферстии хваляться»). Тверь времени «мирного царства Михаила» станет образцом для его преемников, в первую очередь для его сына Ивана, который хочет «следовати въ стопы отчаа», в частности стремясь, как и отец, сохранять «мир глубок». Но он не может допустить принижения тверской стороны при заключении перемирия с Литвой в 1408 году на Плаве. Великий князь тверской Иван Михайлович был оскорблен и отказался далее выступать вместе с московским князем против Литвы после того, как Василий Дмитриевич втайне (т.е. сознавая неправомерность своих действий) в грамоте перемирной написал его имя не наравне со своим, а после своей «братии молодшей». Летописец подчеркивает, что имя тверского поставлено «без чести» «вь многыя земля» - страдает престиж тверского князя в глазах соседних народов, в то время как тверские великие князья стремились к равноправному участию во внешних сношениях.
Как золотой век и образец для подражания вспоминается время Михаила Александровича в княжение Бориса Александровича. При всем безудержном славословии, которое воздает князю Борису инок Фома, он все же не ставит его выше непререкаемого авторитета: Царьград «хвалится» Константином, Киев - Владимиром, а тверская земля - Михаилом. Борису Александровну в честь происхождение от Михаилова «кореня». Он стяжал «Михаиловъ разумъ» и другие добродетели, продолжая его политику: «миръ убо реку, еже ко странамъ», попечение к церкви и т. д.
В облике князя все более отчетливо проступают черты монарха. Неоднократно и настойчиво называет Фома Бориса Александровича самодержцем, царем, государем, при этом особо подчеркивает, что власть ему дана Богом. Характерно «самодержавное» заявление Бориса в договоре 1427 году с Витовтом: «Яз, князь велики Борисъ Александрович, волен, кого жалую, кого казню». Новый образ правителя проявляется и в его внешнем облике: Борис Александрович увенчался «царским венцом», а приближенные его, согласно установленному им церемониалу, должны в княжеских палатах ходить «въ красныхъ блистаниихъ». Очевидно, что в стремлении к внешнему блеску князь ориентировался на европейские образцы, желая соответствовать облику просвещенного правителя. Наряду с традиционными заслугами князя как строителя городов, храмов, и монастырей, защитника тверской земли он в изображении Фомы как властитель европейского образца «чресъ пределы и книгами гораздъ», покровительствует ремеслам и искусствам.
В «Слове похвальном» народ лишь «играет короля», «велегласно, яко единеми усты» возглашая ему «многая лета». Послание константинопольского князь церемониально читает «предъ всим народомъ», «людие радостно ликоствуют» после восстановления кремля. Устроение малой крепости на острове вместо монастыря святого Феодора, бывшего архимандритией, видимо, вызвало в Твери неоднозначную реакцию: в летописи говорится, что князь «разорил монастырь святого страстотерпца Феодора Тирона». Фома же, чтобы представить эту акцию Бориса в положительном свете, показывает, что его поддержал народ. Уже изначально выбор места для «града» определен не только Борисом, но «советом всех людей», окончательное же решение он объявляет при стечении народа, вновь спросив совета. Лишь после того как народ высказывается в поддержку его начинания, он «повеле рубити». Благополучие Тверской державы Бориса Александровича привлекает людей из других земель: в его «села» приходят многие «от князей, и от велможь, и даже и до простыхъ людий».
Правда, образ князя меняется при описании его поведения в критической ситуации: Твери угрожает польский король Казимир, со стороны Новгорода движется Шемяка, желая напасть на «многонародную» «украину» Тверского княжества. Сильнейший пожар оставляет город без надежной защиты. Люди «на бегъство готовляхуся», но при этом беспокоятся о своем князе, просят его покинуть Тверь, напоминая, что есть «обычай» князю уходить, если город остался без крепости. Борис, как престало доблестному полководцу и защитнику сограждан, отвечает категорическим отказом, он не может укрываться в другом городе, если есть опасность пленения его людей: «Самъ сяду на конь, но еже хощетъ Богъ, тъ сътворитъ».
Народ платил князьям признательностью и любовью - об этом говорят сцены прощания с князями, оплакивания их. По Михаилу Ярославичу плачут «боляре же и вси людие», по Александру Михайловичу вместе с княгиней и детьми - «вси гражане». Прощанию города с Михаилом Александровичем перед его удалением в монастырь посвящены две летописные повести. Дав обет уйти в монастырь после встречи патриаршей иконы, Михаил Александрович устраивает прощальный пир, зовет на него нищих и убогих. В завершение пира он целует каждого, подавая из своих рук чашу. Обе повести рассказывают, как, выйдя из храма, он обнаруживает «народа многое множество». Люди пришли прощаться с князем, узнав о его решении постричься. Он обращается к гражданам: «Братиа, простите мя и благословите вси», на что собравшийся народ отвечает «яко едиными усты»: «Богъ проститъ тя, добрыи нашь княже и господине».
Великие князья тверские стремились сделать жизнь людей благополучной и безопасной, народ же поддерживал заслуживших его доверие правителей. Показательно, что в летописях только жители Твери (не считая, конечно, демократических Пскова и Новгорода) последовательно именуются «тверичами» (о жителях других княжеств говорится: «людие», «христиане») тверские граждане осознавали себя таковыми и гордились своей принадлежностью к Тверскому княжеству.
Елена Конявская, д.ф.н., гл. ред. журнала «Древняя Русь. Вопросы медиевистики»