Этого человека мы привыкли видеть на зарубежных телеканалах в качестве эксперта по тем или иным злободневным вопросам. И действительно, аналитические оценки Дмитрия САЙМСА, президента Центра им. Р. Никсона (США), члена Наблюдательного совета Балтийского форума всегда точны, выверены. И не случайно журналисты используют любую возможность для беседы с этим неординарным человеком, к мнению которого прислушиваются политики во многих странах мира.
— Господин Саймс, иной раз складывается ощущение, что вы едва ли не выражаете точку зрения команд президентов США, в частности и Джорджа Буша.
— Наш Центр имени Никсона всегда говорит исключительно от своего имени. Но это не значит, что я не могу описывать позиции администрации президента Буша так, как я их понимаю. Однако делаю это с максимальным чувством ответственности и опираясь только на реальные факты. Поэтому наши анализ и прогнозы столь реальны.
— И, что немаловажно, подчас помогают людям, стоящим у власти. Вероятно, это можно назвать проявлением демократии. Но не секрет, что это слово на постсоветском пространстве уже давно приобрело свой смысл.
— Как говорил Уинстон Черчилль, демократия — «это самая плохая политическая система, за исключением возможных альтернатив». Я не знаю, что такое совершенная демократия, не знаю, где она существовала и возможна ли в принципе. Но для меня лично демократия является предпочтительным политическим строем. Это строится и на моих личных предпочтениях, и на том, что я вижу в современном мире.
Мне кажется однозначным, что движение цивилизации сегодня идет в сторону демократии. И это, как и принятие ее ценностей, дает не только политические, но и весьма конкретные преимущества. Вы не можете присоединиться к НАТО, Европейскому союзу, вы не можете иметь по-настоящему близкие отношения с большинством развитых стран, если у вас большие проблемы с демократическими ценностями.
— Исходя из опыта Латвии, я бы не был столь категоричен.
— Вероятно потому, что демократия всюду понимается по-разному. Хорошо, что в итоге президент Буш решил отдать власть в Ираке самим иракцам, а не создавать там общество по модели американской демократии. Надеюсь, что у всех нас есть общие ценности. Но у каждого они могут выражаться в той мере, в которой мы готовы понимать специфику, ситуацию, имеющиеся представления. Ну вот например. В Европе отсутствует смертная казнь. И это считается крайне демократичным. В Америке относительное большинство населения за смертную казнь. И считает ее не только необходимым инструментом правосудия, не только эффективным сдерживающим средством, но и абсолютно морально оправданной, а в некоторых случаях – необходимостью. Вот и пожалуйста, несовпадение американских и европейских ценностей.
А что касается прав гомосексуалистов. В Европе отношение к ним гораздо более либеральное, чем в США. То же самое с религией. Если вы посмотрите на страны Старой Европы, то там иногда люди ходят в церковь, называют себя католиками или протестантами, но религия не играет активной роли в их жизни. А вот в Соединенных Штатах она подчас стоит на первом месте. Недавно у нас в Вашингтоне была российская делегация, организованная СВОПом. Приехали они поздно вечером из аэропорта. Разница во времени сказывается, спать не хочется. Включили телевизор. И наткнулись на канале государственного общественного телевидения США на передачу о религиозных убеждениях президента Джорджа Буша. На следующий день они сказали, что и в России, и в Европе подобное (с их точки зрения) просто невозможно. Чтобы человек, занимающий главный государственный пост в стране, столь открыто и убежденно говорил о том, что для него религиозные убеждения не просто его философия и личная вера, а то, что конкретно направляет его в деятельности президента Соединенных Штатов... Мне трудно представить в Европе главу правительства или государства, который бы говорил так, как Джордж Буш. А в Америке это пользуется поддержкой большинства населения. Ведь там до сих пор одно из самых ругательных слов – атеист. Если человек открыто заявит, что он атеист, то ему не только невозможно быть избранным президентом США, но и будет трудно попасть в конгресс. По крайней мере, это создало бы для него серьезные затруднения со значительными группами избирателей.
Есть много разных мнений о том, какие у нас должны быть ценности в каждой конкретной стране. Я живу в США в штате Мэриленд (хотя сам Центр находится в Вашингтоне). Так вот, существующий там вопрос о монокультурности может найти отклик и в Латвии. Дело в том, что у нас есть довольно престарелый чиновник (назовем его так), человек, надзирающий за всеми финансами. В свое время он был губернатором штата. И известен тем, что он не следит за нюансами в своих выражениях. Зашел он как-то в ресторан «Мак-Доналдс», хотел что-то заказать. Оказалось, что официантка не смогла понять его английский язык – ее родной язык был испанский. И тогда данный господин очень решительно высказался, заявив, что если кто-то хочет жить в Америке, то почему не может выучить английский? Поскольку все его знают как человека, который иногда говорит быстрее, чем думает, то на старости лет эту слабость ему прощают. Но вмешался еще один сенатор-республиканец, поддержавший его.
И вот тут грянул скандал. Больших демонстраций не последовало, но срочно были организованы группы испаноговорящих жителей, которые стали выступать с акциями протеста. В частности, они заявляют, что являются хорошими американцами, хотят знать английский язык и у них есть право иметь свою культуру и свои традиции. Оппоненты им отвечали, что никто им не мешает в отношении культуры и традиций, но не надо требовать введения в наших школах преподавания на испанском языке, что уже делается. Вот и оказалось, что в штате Мэриленд, у которого не менее непростая история, чем у Латвии, но и весьма отличная, возник столь сложный и эмоциональный спор. И выяснилось, что прийти к общему знаменателю оказалось весьма трудно. Потому что здесь сказывается не только разная история, но и разные перспективы и интересы.
— Уверен, если бы мы приехали на постоянное место жительство в США, то тоже бы не отказывались от такого языка, как английский. Все-таки один из пяти международных языков, впрочем, как и русский.
— Поймите, об этом говорю не потому, чтобы выразить какую-то позицию по поводу языковой проблемы в Латвии. Понимаю, что здесь спор объективный и сложный. Когда человек находится вне вашей страны и вне конкретной ситуации, нельзя давать категорические оценки. И нельзя позволять себя втягивать в этот спор, как это делают политики с обеих сторон. Мне кажется, данная ситуация должна решаться в рамках вашего собственного демократического поля. Если Латвия хочет быть эффективным и непротиворечивым членом Европейского союза и иметь близкие отношения с Соединенными Штатами, к которым она стремится, ей нужно больше понимания проблем и психологии русскоязычного населения, живущего здесь.
— Немало копий латвийские политики в последнее время сломали вокруг отношений с Россией.
— Сейчас там происходят очень сложные процессы. И, прямо скажем, есть немало моментов, за которые ее можно критиковать. Легко за то, что в коридорах власти все больше появляется людей из спецслужб, что удаление олигархов от власти только повысило роль чиновников и так далее. Но, с другой стороны, мы должны видеть и российские проблемы. Мы должны видеть, что унаследовал Владимир Путин из ельцинского беспредела. Мы должны видеть, что олигархи пользовались средствами массовой информации как политической дубиной. Они не только в своих экономических, но и в политических интересах пытались приватизировать государство. Я знаком со многими из них и могу подтвердить, до какой степени откровенности они доходили в разговорах со мной. О высших политических деятелях говорили, как о каких-то марионетках, которых они привели к власти. И я понимаю, почему ни одно уважающее себя правительство не могло постоянно мириться с такой ситуацией. Особенно когда те телекомпании, которые были созданы не на нормальной экономической основе, а на деньги, предоставленные государством, атаковали само же правительство. И очень легко, находясь за пределами России, высказывать критические мнения по поводу происходящего там.
И когда сейчас, в эпоху борьбы с международным терроризмом и нестабильности в регионах, в которых мы проживаем, я слышу призывы исключить Россию из «восьмерки», мне это представляется не только несерьезным, но и, в основе своей, безнравственным. Обязанность каждого правительства, начиная с американского, в первую очередь защищать свое население. И идти на конфликт с Россией в данной ситуации значит по меньшей мере идти на пренебрежение интересами американских избирателей.
— Уверен, что они это в конечном счете учтут. Хотя, как показывает история, случается по-разному. Но опять-таки, вероятно, это тоже проявление демократии?
— Все ли демократии несовершенны? Возьмем демократическую Финляндию. Когда она присоединилась к войне против Советского Союза, то в отличие от Гитлера у нее были свои соображения. Но вот вам другой пример — война между демократиями. Черчилль решил, что борьба против Гитлера направлена на объявление его демократической армией войны против демократической Финляндии. А как совсем недавно США ссорились с Францией и в меньшей степени с Германией. И оказалось, что при демократии у каждого есть совсем иные ценности.
Сейчас у нас нет такого страшного апокалипсического врага, какими были в свое время Гитлер и советская империя. И получается, что в этих условиях нам легче позволить себе забыть о том, что нас объединяет, и сконцентрироваться на явных и мнимых недостатках друг друга. Я считаю, что это было бы очень плохим проявлением.