Редакция продолжает публикацию интервью, которое дал нашему журналисту Александр Шацкий. Этот человек, будучи в 1996 году начальником прокурорского отдела по надзору за спецподразделениями, руководил операцией по задержанию Евгения Шаповалова.
– А были попытки давить на Вас, на следствие?
– Были, и не один раз. Фактически в Бердянск я выехал из Энергодара. Заместитель прокурора области Н. Предеус подписал мне командировку, санкционировал обыски по Бердянску. Мне он доверял, поэтому в подробности не вникал, да и фамилия Шаповалова ему ничего не говорила, т. к. это был не «придворный» прокурор, а, если можно так выразиться, работяга, который умел и допросить, и осмотр места происшествия произвести, поехать на обыск, написать постановление о привлечении в качестве обвиняемого. Прокурор области не знал, что я поехал в Бердянск. Я представляю, какое давление было на него в эти три дня. Вообще-то, ему пришлось попереживать за наши дела: то заместителя министра промышленности Украины арестуем за взятки, то возбудим дело о хищении денежных средств главой облисполкома. А его начинают давить, требовать информацию. А требовать было кому. Очень многие ВИП–персоны посетили виллу на косе. И администрация области интересовалась, и администрация Президента. Когда я стал пред очи ясные Василия Федоровича, то мой доклад был встречен возгласом: «Так вот, кто всю область на уши поставил!»
Знаете, я был допущен к работе с секретными документами. По действующему законодательству даже уголовная ответственность пре-дусмотрена за разглашение служебной тайны, которая стала мне известна при исполнении должностных обязанностей. Закон Украины «О правовых основах борьбы с организованной преступностью» давал нам большие полномочия, но остались они большей частью только на бумаге. Большие государственные мужи побоялись, что быстро «сядут» при правовом государстве. Поэтому и не допустили нашей самостоятельности. А ведь маленькая утечка информации стоит больших денег, и чем больше людей знают тайну, тем меньше эта тайна остается таковой. Вот пример по тому же Шаповалову. Уже в этом году он вымогал взятку в три миллиона долларов. В последний момент, когда должна была состояться передача денег, кто-то Шаповалову информацию «слил», и тот от взятки отказался, даже из кабинета убежал. Дело развалилось. Вот цена предательства.
И тогда, в 1996, чем дольше мы расследовали шаповаловское дело, тем большим было давление на нас. Один раз собрал прокурор области совещание, видно, сильно его достали «сильные мира сего». Давил он на то, что у Шаповалова Оружие было для самозащиты, а рэкета не было. Почти полностью повторил версию обвиняемого. Работали Гешины связи. Честное слово, я подумал, что дело развалят. Но на нашей стороне выступил ныне покойный заместитель прокурора области А. Остренко, который курировал поддержание государственного обвинения в судах. Мы не уступили даже в изменении меры пресечения. Тогда, как последний аргумент, ну хотя бы освободите из-под стражи сына Шаповалова, мол, негуманно это, когда отец и сын в тюрьме. Согласились. Надо бороться со злом, а основным злом был Шаповалов.
Потом вызывает меня и М. Данильчука, начальника следственной части отдела, заместитель Генерального прокурора Украины. Полдня он держал нас у себя под дверью: оставляйте дело и уезжайте. К этому времени сотрудники СИЗО перехватили записку, и мы знали, что против нас (неправильно выразился, причем тут мы), против государства, против законности, против людей выступает глава секретариата Президента Кучмы. Дело мы не отдали, помог случай, а может, и не случайно это произошло: на малолетнюю дочь одного из сотрудников, который имел непосредственное отношение к расследованию этого дела, было совершено нападение. Прокурор отдела ГПУ, который докладывал дело Шаповалова большому начальству, сам удивлялся – заместителя Генерального прокурора не интересовали эпизоды, которые полностью доказаны, его интересовало только то, что не нашло подтверждения либо еще до конца не отработано. Поэтому приняли решение: выбросить все эпизоды, по которым еще надо работать, сворачиваться и направлять дело в суд.
А однажды меня и Данильчука вызвал прокурор области и приказал получить табельное оружие. Чем это было вызвано, не знаю, не спрашивал. Я не любитель носить оружие, ведь это дополнительная ответственность. Кстати, в нашем производстве были и бандитские дела, и по обвинению замминистра промышленности Украины, но вооружены мы были, только расследуя это уголовное дело.
– Ну, это мы несколько забежали вперед. Как шло следствие?
– Еще до приезда в Бердянск следователем было возбуждено уголовное дело в отношении Шаповалова и компании за вымогательство коллективного и личного имущества с Н. Ющенко. Ющенко был детально допрошен. Знаете, у следователей было хорошее подспорье – преступная деятельность Шаповалова с определенного момента документировалась видео- и звукозаписью. Необходимые разрешения были получены при ведении оперативно-розыскного дела. Но есть отставание наших законов и ведомственных инструкций от времени. Санкцию на прослушивание разговоров дают несколько судей апелляционного суда. А вот рассекретить эти записи и приобщить их в качестве доказательства можно только с разрешения высших чинов МВД. А это время. А что, если министр или его заместитель откажется рассекречивать эти записи? У американцев почти никогда не возникает вопросов о достоверности произведенной записи. Там также суд дает разрешение на снятие информации с каналов связи. Орган, который произвел эту запись, сразу же делает копию, с которой потом работают инициаторы прослушки, а оригинал передается судье, который санкционировал это оперативно-техническое мероприятие. Оригинал помещается в специальное несгораемое, взрывобезопасное хранилище, и взять эту запись до суда ни один человек не может. Поэтому там нет заявлений, что пленка смонтирована. Очень редко возникает вопрос о необходимости проведения фоноскопической экспертизы, и делается она в цивилизованных странах пару дней. У нас это не меньше месяца. Думаете, специалистов нет? Ошибаетесь, нет правового государства. Легко производится и опознание голосов. Запись воспроизводится лицам, которые записаны, и они опознают свой голос. Если же кто-то отказывается опознавать себя, то запись дают послушать лицу, которое хорошо знает фигуранта и не заинтересовано в исходе дела. У нас, может быть, и не стоит делать экспертизу, но делаем, потому что вдруг кто-то из участников процесса заявит такое ходатайство, и дело суд вернет на дополнительное расследование. Вот и расследуем годами. По делу пришлось много изымать документов и по квартирам, и по жаткам, и по другим объектам вымогательства. Во время очной ставки между обвиняемыми по делу Епихиным и Шаповаловым последний пытался избить Епихина, но это пресекла охрана. Тогда Епихин стал на колени перед Шаповаловым и, назвав его «царем и богом Бердянска», попросил извинения, ведь он служил только Геше. Вообще-то, Шаповалов не отдавал отчет своим действиям и на допросах, на очных ставках заявлял: «Я запретил ему жить в Бердянске», «Я запретил ему заниматься бизнесом» и так далее. Действительно, царь и бог. Такое поведение обвиняемого, его картины на стенах в королевских одеждах, жалобы во время следствия на головные боли послужили основанием для проведения обвиняемому амбулаторной психиатрической экспертизы. Медики признали его вменяемым, но… с признаками мании величия, самого медицинского термина уже не помню.
Всего следствие вменяло Шаповалову вымогательство имущества и денег где-то в пределах 960 тысяч долларов США. Таких дел не было даже в Украине… Скажем, криминальных авторитетов Запорожья, Мелитополя, того же Бердянска обвиняли в вымогательстве ну 10-15 тысяч долларов, и они получали по 5-7 лет лишения свободы, а здесь почти миллион! Вот и заинтересовались нашим делом столичные киношники. Сюжет пошел на всю Украину. Но все это было уже после суда.
Что касается С. Ткаченко, доказательств того, что он принимал участие в вымогательстве, поджогах или в других каких-то преступлениях, следствием добыто не было. Просто сторож с боевым оружием, который попал под раздачу. Во время следствия ко мне приезжала его жена и просила изменить мужу меру пресечения, ведь дома маленький ребенок. Но для этого нужны были вес-кие основания – признание вины, чистосердечное раскаяние, все это перечислено в уголовном кодексе, как обстоятельствава смягчающие ответственность. Но С. Ткаченко боялся не столько тюрьмы, сколько Шаповалова. Когда ему было предложено сознаться, откуда у него оружие, то Ткаченко сказал, что он лучше в тюрьму пойдет. Дело в отношении него выделили в отдельное производство, он был осужден Орджоникидзевским районным судом г. Запорожья по ст. 222 УК Украины (хранение и ношение огнестрельного оружия) к 2,5 годам лишения свободы.
– Но, насколько мне известно, не все обвинения против Шаповалова прошли по суду?
– А это тоже смело можно отнести к принципам «правового государства», которое строили Кравчук, Кучма и сейчас заканчивает достраивать Ющенко. По окончании досудебного следствия встал вопрос, какой суд будет рассматривать это дело. Однозначно, таким судом не мог быть Бердянский, хотя в порядочности некоторых судей этого суда я не сомневаюсь. Просто мы прекрасно понимали, как у Шаповалова «все схвачено» в Бердянске. Председатель Запорожского областного суда П. Кравцов определил, что таким судом будет Ленинский суд г. Запорожья. Председатель этого суда, учитывая сложность дела, решила, что рассматривать его будет коллегия судей. К тому же, она мне сказала: «Я понимаю, чего Вы боитесь. Вы боитесь, что в процесс вмешаются деньги. Так я дам на это дело таких судей, которые между собой никогда не договорятся о том, чтобы взять».
И почти до самого окончания судебного следствия все было нормально. Но вдруг Запорожье посетил Председатель Верховного суда Украины Бойко. В областном центре он провел семинар судей и посетил только один Ленинский районный суд. Результат этого визита сразу же сказался на поведении судей. Приговор Е. Шаповалову – 3 года с конфискацией части лично принадлежащего осужденному имущества. Степень опасности для общества – на уровне вооруженного сторожа С. Ткаченко.