Очнулся Геннадий оттого, что кто-то его сильно тряс. Он с трудом открыл глаза и вновь увидел всё тех же здоровяков.
– Ф-фу-у-у, наконец-то, – с облегчением, выдохнув, проговорил один из парней. – А то я подумал, что убил его насмерть.
– Ты глянь-ка на него, маленький-маленький, а дерётся-то как больно, – проговорил тот, которому от Генки досталось первому.
– Знаете чё, мужики, давайте-ка отведём его к старосте, уж больно он какой-то не такой, и одёжа на нём тоже не такая. Я таких коротышков отродясь не видывал.
– Верно, – заговорил сидящий на земле парень, видимо тоже только что отошедший от Генкиного нокаута, ощупывая свою челюсть. – На наших человеков он вовсе не похож: вишь какой маленький, да ишшо чёрный. Вот пусть староста и решает, чё с ним делать-то.
– Во, молодец! Правильно говоришь. Так и сделаем, а то, вишь ли, сначала зелье нам подсунул, а потом ишшо и дерётся, – как бы подытожил первый здоровяк.
И они, подхватив Геннадия под руки, словно пушинку, поставили на ноги. От таких резких движений у Геннадия всё поплыло перед глазами, тошнотворный комок подкатил к самому горлу, его едва не вырвало.
– Ты вот чё, мужичок, ты лучше эта... не дерись больше, а то я тебя ишшо раз стукну, – предупредил третий здоровяк.
Однако после такого тумака у Геннадия пропала вся охота к драке, и он теперь уже не сопротивлялся, так как сильно болела голова, перед глазами всё плыло и качалось.
Добры молодцы, видя, что Геннадий не в состоянии идти, тащили его на весу и, как оказалось, до деревни было совсем недалеко.
Перевалив через бугорок, они сразу же упёрлись в первый двор, обнесённый кривеньким заборчиком. По кривой улочке пошли к центру деревни. Деревенька, куда его привели, показалась Геннадию небольшой, и тем не менее в её центре стояло несколько добротно срубленных домов, обнесённых высокими заборами с мощными тесовыми воротами. Все ворота окружающих домов выходили на улицу, имеющую в этом месте вид площади, вот к одному из таких домов и подвели Геннадия.
Один из парней, что был свободен, то есть не держал Геннадия, осторожно постучал в огромные тесовые ворота. В ответ из двора раздался грозный лай собак. Минуты через три в воротах открылась дверь поменьше, из которой выглянул здоровенный детина, по самые глаза заросший бородой. Из-под лохматых бровей смотрели удивительно маленькие, но колючие глазки.
– Чаво там опять у вас стряслось? Медведь чё ли от вас убёг, али сявка-козявка напугала?– густым басом проговорил Борода, так окрестил его для себя Геннадий.
Сейчас ему стало несколько полегче, и он с интересом разглядывал странную деревеньку.
– Да нет, эта мы вот... – замялся парень.
– Ну-ка пусти, – заерепенился один из парней, что держал Геннадия. – Чё ты, как сосунок, два слова всего сказать не можешь. Вот, Корнелыч, поглянь сюда, чаво мы тут привели. Сами не поймём, ихто это. Весь чёрный какой-то. Во, смотри, – одной рукой говоривший подтолкнул Геннадия к воротам.
– Ага, – подтвердил третий парень. – Чёрный да ишшо маленький, а дерётся... не приведи бог. Им-то обоим ничаво досталось от него, да, спасибо, я успел треснуть его по башке. Чуть было не окочурился, ажна меня напугал, окаянный. Я думал, он уже эта таво... ну, копыта откинул, а он нет, эта... живучий оказался.
Бородатый человек внимательно посмотрел на Геннадия, потом перевёл взгляд на лица парней.
– Эта чё, он вам мордуленции-то разукрасил? Ну и красоту он вам навёл! Вы уж лучше никому не говорите, что с таким недоростком подрались, вся деревня смеяться будет... Вы вот чё, позовите старейшин, пусть они с ним поговорят, можа, узнают, кто он да откуда здесь появился.
Один из парней побежал к соседнему дому, и вскоре у двора старосты появились три седобородых старца. Среди старцев один заметно выделялся ростом, и голова его горделиво сидела на шее. Вскоре Геннадий узнал и его имя. Один из старцев обратился к нему:
– Ну что, уважаемый Гагон, ты сам с ним поговоришь или нам позволишь?
– Поговорю, конешно, уж больно хочется мне посмотреть на его мозги. И тут же Геннадий почувствовал, как череп на темени словно приподнялся, и что-то вдруг забегало в мозгу, словно муравьи.
– Это ещё что за хренотень? Кто вам позволил в мои мозги влезать?– разозлился Геннадий. – А ну-ка, брысь, козёл вонючий, прочь от моей головы.
Муравьи тут же мгновенно вылетели из-под черепа, череп захлопнулся, да так, что Геннадия качнуло.
– Ух, ты! – отшатнулся и старец. – А мужичок-то не простой, и одному мне тут не справиться. Позову-ка я ночью друга, вдвоём-то с ним мы ему завернём мозги в бараний рог. Вот уж тогда он у меня попляшет. В амбар его, да дверь покрепче закрой!
– Эй, басурман, пошли со мной! – бородатый человек открыл перед Геннадием дверь в воротах.
– Интересно, с какой стати вы меня в басурманы записали? Я обыкновенный кореец.
– Ладно-ладно, иди! Чё такое кореец, мне неведомо, а вот чё такое корьё, мы все знаем. Так можа, ты и есть оно самое, потому и чёрный?! – забасил бородач.
– Похоже, что в этой деревне живут одни балбесы, – вполголоса проговорил Геннадий.
– Ага, Корнелыч слышал, он ишшо ругается!
– Пусть ругается. Посмотрим, как он завтра ругаться будет. Слышали, что старец сказал, завтра они ему мозги-то вправят или совсем вышибут, – спокойным басом проговорил бородач. – Веди его в амбар. Некогда мне с ним лясы точить.
Двое здоровяков подтолкнули Геннадия в спину да так, что он оказался на середине двора. Привязанные к будке здоровенные собаки дёрнулись было к нему, но бородач громко цыкнул на них, и они несколько успокоились, но стоило Геннадию только глянуть на них, как они снова стали рычать и подскуливать.
– Ну, чаво стоишь? Вона дверь, заходи и располагайся, а то, неровён час, сорвутся с привязи, тогда и мы не отымем.
Возникшая в голове Геннадия мысль о побеге с такой же скоростью вылетела. Покосившись на собак, Геннадий с тоской в глазах шагнул в открытую хозяином дверь амбара. Как только Геннадий перешагнул порог, за ним тут же с глухим стуком закрылась дверь, затем снаружи прогремела деревянная задвижка, и Геннадий оказался в темноте, под арестом.
Некоторое время он стоял на месте, в тишину амбара снаружи долетали слова здоровяков, которые продолжали жаловаться на него старосте.
– Ты знаешь, Корнелыч, у него есть такое зелье, кого хошь отравит, – говорил один из здоровяков.
– Ага, а сам ничаво. Поджёг такой штучкой эту палочку, а из неё дым идёт, и он глотает этот дым, как ни в чём ни бывало, – подхватил второй голос.
– А я заметил эту штучку, которой он поджигал палочку, она такая маленькая и сама красная, как огонь. Огонёк из неё выскочил вместе с искорками, поджёг палочку и снова спрятался. Так вот я и думаю, что он не иначе, как колдун.
– Ладно, молодцы, идите. Завтра утречком и разберёмся. Старейшинам всё расскажете, – прогудел голос старосты. Затем хлопнула дверь в воротах, и всё затихло.
Геннадий постоял ещё некоторое время, прислушиваясь к тишине; автоматически полез в карман за сигаретами и подпрыгнул от радости. Рядом с зажигалкой он нащупал рукой перочинный нож, когда и как положил его в карман, он не помнил.
«Теперь у меня есть возможность обследовать помещение... Это надо сделать как можно быстрее». Геннадий на ощупь срезал несколько лучин с угла дверного косяка, поджёг их и обошёл весь амбар. В зимние месяцы этот амбар, видимо, был полон всевозможными припасами, но теперь сусеки, расположенные по периметру и в центре, были почти пусты. Как ни старался Геннадий найти слабое место в амбаре, но так и не нашёл. Амбар был срублен из лиственницы, а лиственница, как известно, довольно прочный строительный материал. Геннадий приуныл и, опустившись в углу на корточки, задумался. И тут его как будто кто-то толкнул.
– Постой-ка, а может быть ещё не всё потеряно... Похоже, амбар-то довольно старой постройки, если судить по брёвнам, которые сильно потрескались, может быть, полы ни разу не менялись? Значит, обязательно должны быть прелые доски, и я это сейчас проверю.
Геннадий отщепил от косяка ещё несколько лучин поджёг их и, подсвечивая ими, с помощью ножа стал пробовать на прочность концы половых досок... И вот она, радость, – он нашёл то, что искал. В одну из досок лезвие перочинного ножа вошло, как в масло, до самого основания.
– Ну, слава богу! – обрадовался Геннадий, сдерживая учащённый стук своего сердца. – Вот здесь и начну.
И он осторожно начал отковыривать прелые щепки. Через пару минут в доске образовалась довольно глубокая ямка, а вскоре появилось и сквозное отверстие, в которое можно было просунуть даже руку. Геннадий незамедлительно этим воспользоваться, однако до земли рукой не достал.
– И это тоже хорошо, значит, от пола до земли расстояние достаточное, чтобы там можно было свободно ползти.
Геннадий с новым упорством взялся за работу, не забывая о технике безопасности. Одно неосторожное движение, чуть неправильный нажим, и лезвие ножа может сломаться, тогда вся проделанная работа пойдёт просто насмарку, тогда придётся дожидаться утра и аудиенции со старейшинами. А доска, какой бы прелой ни была, всё-таки оставалась ещё достаточно крепкой, и по этой причине работа шла не так быстро, как хотелось бы. Вскоре ладони Геннадия, к его удивлению, покрылись мозолями, некоторые успели ещё и лопнуть. Ладонь саднило до невозможности. Сознательно и подсознательно Геннадий понимал, что теперь это его единственный шанс из ста невозможных, чтобы оказаться на свободе, и начатое дело просто необходимо закончить. Он интуитивно понимал, что к старейшинам в руки лучше не попадать, ведь не зря же этот старикан хитро пытался проникнуть в его мозги, а он чем-то помешал ему это сделать в полной мере. Геннадий ещё не знал, что такое пси-блок, который он поставил перед старейшиной. Всё получилось само собой, и вот теперь старик ждёт кого-то ещё более сильного, чем он сам, и лучше, конечно, не встречаться ни со стариком, ни с тем, кого он ждёт.
– Мне бы только выбраться из этой темницы... Надо поторапливаться.
В спешном порядке Геннадий трудился над отверстием ещё минут тридцать, теперь в неё можно было просунуть голову. Привалившись к стене, Геннадий достал сигарету и закурил. В это время в животе заурчало, да так громко, что ему показалось будто его слышно за пределами амбара.
– Ну вот, ещё одна проблема, а удовлетворить её совершенно нечем. Хватит курить, надо заканчивать работу.
Геннадий с трудом взял нож израненной рукой и подполз к отверстию в полу. Однако работа продвигалась медленно, так как в прелой доске всё-таки попадались твёрдые прожилки, и, тем не менее, Геннадий не торопил события, помня о хрупкости лезвия перочинного ножа.
Он потерял счёт времени, ему казалось, что колупается он здесь уже целую вечность.
Как-то неожиданно его работа подошла к концу. В доске попался рыхлый участок, минут за пять отверстие расширилось настолько, что он спокойно спустился в него под пол.
Здесь пахло плесенью, древесной прелью и ещё бог знает чем, однако запахи эти его ничуть не смущали, теперь он точно знал, что его заключение уже временное.
Геннадий зажёг смоляную лучину и, сориентировавшись, стал подрывать землю под основанием амбара, лишь в некоторых местах помогая себе ножом.