Преемники Сталина

Преемники Сталина, личной инициативой которого объясняется, кстати, строительство этих зданий, проводили простые, слишком простые расчеты. Конечно, они обратились к пустым формулам о диалектике формы и содержания, о том, что форма противоречит содержанию, что гостиница должна быть гостиницей, а не неоготическим музеем, жилой дом — жилым домом, а не палаццо, и при этом, как всегда, не делали попыток сорваться с крючка гегелевско-марксовской эстетики: такая операция была бы слишком болезненной. Да и означала бы она лишь то, что у формы есть ее собственная истина, которая не сводится только к внешнему выражению содержания. Но в чем же тогда истина этой формы?

Очевиднее всего ее буквальный отрицательный баланс, задним числом подсчитанный ответственными архитекторами и инженерами. Речь шла о том, что содержание одного из подобных жилых домов стоит столько же, сколько содержание нескольких «нормальных»; что проблема оборудования административной площади всем необходимым не везде была решена так успешно, как в здании Министерства иностранных дел на Смоленской площади. Самый веский аргумент в пользу этой позиции был таков: страна, жители которой после войны ютились в тесноте немногих уцелевших жилых кварталов, в особенности же город, трещавший по всем швам, не могли себе позволить столь расточительного обращения с такими дорогими материалами, как камень, бетон, цемент, сталь и мрамор.

Проблемы столиц

Проблемы столиц, Москвы и Ленинграда, были для России лишь одними из многих. Актуальнее противоречий, рождаемых урбанизацией, оказались те, с которыми еще только предстояло справиться на пути к урбанизации. В черте Москвы конструктивизм присутствует как чуждый и все-таки усвоенный городом нюанс, во всяком случае подчиненный ему при всей своей формальной эксцентричности.

Если Гоголь верно говорил об архитектуре, что она — «каменная летопись» общественной жизни, этот момент следует расценить как выражение переходности, и, следовательно, к окончанию вхутемасовских экспериментов привели те же причины, которые положили конец нэпу. Москва и Ленинград — не вся Россия. А Россия времен нэпа — это держава, где существовало шесть чрезвычайно разных социально-экономических укладов, как диагностировал Ленин, и «сильная рука», которая погнала империю к индустриализации и разрушению деревни, не пощадила островков авангардистского эксперимента. Самые бурные времена, по всей видимости, оставляют меньше всего следов. Годы с 1917-го по 1920-й делали историю, но не историю города. С момента революции прошло слишком мало времени, чтобы можно было заложить новые фундаменты. Еще не строится новое общество, не перестраивается город — инсценируется видимость всего этого. Высвободившаяся энергия, в том числе энергия масс, невзирая на голод и нищету, столь сильна, что ее хватает победоносному классу и для самоинсценировки.