Бывают в жизни моменты маленьких безумств. И пирсинг, который я сделала в минувшую пятницу, как раз из разряда таких.
Чаще всего идея проколоть себе что-нибудь приходит в голову девочкам лет 15, желающим ярко заявить о себе или выступить против системы. У меня ни то и ни другое. Просто возникла потребность в таком вот самовыражении. В пору моей юности о столь экстремальной штуке и мечтать было нельзя – по крайней мере, у нас, в Хакасии. А тут подвернулся случай. Стоило лишь подумать о "сережке" в брови, как в тот же день знакомый татуировщик Антон, словно "просканировав" мои мысли, сообщил о приезде в Абакан новосибирского мастера, способного сделать пирс любой сложности – классический, экстремальный и даже микродермал. Последнюю разновидность прокола (который совершается в любой точке тела и считается максимально удобным) в нашей республике никто не делает – такой сложный пирсинг в Россию пришел относительно недавно. В Новосибирске мастеров по микродермалам только трое, и я решила испробовать новомодную штуку буквально на собственной шкуре.
Человеку не требуется апгрейд
Накануне практически все, кому я поведала о запланированном "хулиганстве", меня отговаривали.
– Бог создал тело человека совершенным, ему не требуется апгрейд!
– Бровь – это опасно, проколи ухо или нос.
– Не понимаю, зачем – это типа красиво?
С первым возражением абсолютно согласна. Даже искусственные ногти, которые я наращивала только раз в жизни, вызвали у меня отторжение, и я бы никогда не решилась на пирсинг, если бы он был пожизненным. Мне пообещали, что я могу снять его в любое время. Прокол зарастет, а на его месте останется маленькая точка. Я подумала, что это нестрашно.
Хотя нестрашно было, наверное, недели за две. А накануне меня буквально потряхивало, и даже хотелось в последний момент отказаться.
С "убаюкивающей" мыслью о том, что в случае чего я сделаю сережку в ухе, отправилась в салон, на крыльце которого меня поджидал человек с татуировками на руках. Это был упомянутый выше Антон.
– Ну как настрой? – будто зная о моих переживаниях, спросил он.
– Что-то я боюсь. Мандраж со вчерашнего вечера, – откровенно призналась я.
Антон скептически на меня посмотрел и открыл дверь в полуосвещенное помещение, стены которого были усыпаны красивыми узорами.
– В тех, кто переступает этот порог, вселяется дьявол, и они обязательно приходят сюда еще, не в силах остановиться, – пошутил острый на язычок товарищ и представил мне яркую, необычную девушку, имя у которой под стать ее образу – Мадина Шмидт.
На нее невольно бросаешь взгляд, разглядывая большие тоннели в мочках ушей, серебристые шарики в ямочках щек и татуировки на икрах. Несмотря на обилие пирсинга, она не выглядит вульгарной – все, начиная от цветистого платья до фенечек на левой руке, складывается в гармоничный, красивый образ.
В первую секунду мне показалось, что я в кабинете у косметолога – кушетка, раковина, передвижной столик с флаконами. И, наверное, неслучайно – здесь, как и в любом салоне красоты, люди стремятся стать красивее.
Пока у меня от волнения стучит в голове, Мадина с невозмутимым видом показывает украшения.
– Осталось только шесть микродермалов. С голубыми стразами почти разобрали.
– Давай шарик, стразы терпеть не могу, – с трудом произнесла я, даже не пытаясь толком рассмотреть все это ассорти, думая только о том, как пережить самое страшное.
– Ну ладно, – сказала она. – Иди на кушетку.
Я приподнимаю прядь волос и показываю на бровь.
– Так все-таки бровь? – удивилась Мадина. – А я уже достала микродермалы...
– Так я и хочу микродермал.
– Для него можно и поинтереснее место придумать... А бровь можно обычным способом проколоть.
Иметь две точки на лице мне не хотелось, и я настояла на неоправданно дорогом для этого случая пирсинге.
Пожав плечами, Мадина взяла "материал".
– Может, тогда лучше плоскую "шляпку"? – предложила она, шурша пакетиком с мизерными, словно ртуть, металлическими шариками.
"Шляпка" была больше по размеру и явно эффектнее, при этом еще безопаснее – она максимально плотно прилегала к телу, и шансов зацепиться за одежду почти не оставляла. Я с радостью согласилась.
Голова не кружится?
Мадина предложила лечь на кушетку, и еще какое-то время я нервно наблюдала за тем, как она отодвигает жалюзи, чтобы стало светлее, надевает черные перчатки и берет в руки почти хирургические инструменты.
– Ну, глубокий вдох,– настраивала меня мастер, – выдох...
Игла впилась под кожу, но острой боли я не почувствовала. Меньше чем через минуту "экзекуция" закончилась.
– Ну вот и все, – к удивлению услышала я, полагая, что мне еще минуты две будут вставлять украшение.
– Теперь посиди. Голова не кружится? – опекала меня девушка.
– Вроде нет, – толком ничего не понимая, ответила я и послушно приняла полувертикальное положение. Чтобы остановить кровь, мне вручили ватный тампон, пропитанный перекисью водорода, и посоветовали приложить его к пораненному месту.
– Я тут сама накануне кровью истекала, – с сочувствием поделилась девушка. – Предложила знакомой, которая никогда в жизни не делала пирсинг, проколоть мне губу – мы хотели попозировать перед фотографом. Мало того, что было больно, так иголка угодила в губной капилляр – это один шанс на миллион, и от него никто не застрахован – и губа распухла. Пришлось украшение снять. Вся ванна была залита кровью. К счастью, ее удалось остановить. И это не первый случай в моей жизни. Однажды мне неудачно прокололи пупок. Поэтому сейчас, кроме самой себе, никому себя не доверяю. Но зато я вооружена личным опытом. Практически все неудачи пришлось испытать лично.
Эксцессов с клиентами у Мадины не возникало. Свою работу она любит и выполняет профессионально. Случалось, что люди были недовольны украшениями – формой или размерами, но спустя несколько дней приходили и благодарили – после пирсинга могут возникнуть неприятные вещи вроде отека, потому украшения в самом начале должны быть максимально удобными. Как и везде, встречаются клиенты особо притязательные и горделивые, но и они Мадину побаиваются – иголка все-таки у нее!
Но лучший способ избежать "приключений" – это во всем слушаться мастера и накануне ни в коем случае не пить, даже для храбрости – кровообращение становится более интенсивным, и алая струйка на месте пирсинга может брызнуть фонтаном. После прокола нужно целый месяц беречь свое "сокровище", поливая его шесть раз в день хлоргексидином. Лишь через три-четыре недели процедуру можно прекратить – примерно к этому времени ранка полностью заживает. В некоторых случаях (например, в полости рта) пирсингованным нужно постоянно подкручивать украшения, иначе шляпки отвалятся, и прокол зарастет. В случае некоторых осложнений металл нужно снимать, иначе потом на том месте будет "красоваться" неэстетичный шрам.
Мазохизм или способ проникнуться
мудростью предков?
Основная профессия Мадины – хореограф. Она учится в НГПУ на кафедре музыкального и хореографического образования и уже сама обучает танцам детей. Пирсингом девушка увлеклась лишь восемь месяцев назад и ради общения с симпатичным мастером сделала три прокола за один раз. С тех пор Мадю как подменили: место "тургеневской барышни" из "прошлой жизни", запечатленной на фото в читательском билете, заняла экстравагантная, яркая особа.
Бабушка Мадины до сих пор не знает, каким чудесным образом сверкающие стразы крепятся на ее теле. Мама с увлечением дочери как-то свыклась, но первое время отговаривала ее делать тату, боясь, что "замуж никто не возьмет", а узнав о "подвешивании" – так называется ритуал-испытание, во время которого человек висит на крюках, продетых через временные проколы в его коже, и при этом раскачивается – она два часа плакала в трубку.
– Таким образом в одном африканском племени знаменовался переход мальчика в мужчину, – рассказывает Мадина. – Для меня это способ проникнуться мудростью предков. В Новосибирске я побила рекорд, продержавшись в воздухе 1,5 часа, хотя кому-то и двух минут достаточно. Фотографии "подвешенных" я видела еще года четыре назад в новосибирском журнале, родители тогда сказали, что "так только дураки делают". Позже я начала об этом читать. Мне было интересно, что же люди в этом находят. Наконец, попробовала и поняла, что это здорово.
– А кайф-то в чем? – поинтересовалась я, чувствуя, как мое сердце обливается кровью.
– Удивительно, но боль, которую ощущаешь во время проколов и поднятия в воздух, потом пропадает, поскольку ты стараешься о ней не думать. Ты слушаешь музыку, чувствуешь, как тебя раскачивают, и ощущаешь эйфорию. Это возможность остаться наедине с собой и подумать о важном. Опустившись на землю, ты снова хочешь "взлететь", но уже не можешь: чувство, что тебя бетонной плитой придавило. После таких "полетов", где приходится преодолевать себя, ты понимаешь, что можешь очень многое.
Конечно, такие увлечения понимают и принимают не все, отпуская в адрес "странноватых" людей бесцеремонные реплики: "А тебе не кажется, что у тебя на лице с пирсингом перебор?", "А ты разве не понимаешь, что татуировки на всю жизнь?", "Ты что больная – так истязаешь себя?" Мадина к этому давно привыкла. В Абакане только один внешний вид девушки заставляет прохожих удивленно округлять глаза, а микродермалы на ее теле вызывают много вопросов: "А как они крепятся? Через все тело проходят? Наверное, когда куришь, через эти дырочки дым выходит?"
Мадина, несмотря на яркий образ, вредных привычек не имеет и создает впечатление милейшего человека. За такие вопросы она критиканов не судит, понимая, что им просто это неблизко. Большинство ее друзей не имеют пирсинга и татуировок. И дети, которых она обучает хореографии, даже не пытаются ей подражать: Мадина учит своих учеников быть индивидуальными.
– Интересно, а детям делают пирсинг? – интересуюсь я.
– Случается, но я такого не делаю принципиально – единственное, что прокалываю, – это ушки. Детский пирсинг – это прихоть родителей. А человек должен сам делать выбор, в сознательном возрасте, – убеждена Мадина.
Прежде чем решиться на пирсинг или тату, даже взрослый должен сто раз подумать и четко осознать, что ему действительно это нужно. Если от пирсинга можно в любой момент отказаться, то тату придется носить всю жизнь (если, конечно, не прибегать к дорогостоящей и еще более сложной лазерной процедуре). По мнению Мадины, рисунок на теле должен нести в себе нечто большее, чем просто эстетику. Скажем, большое цветное тату на ее теле являет собой памятник дружбе. На ней изображена его хозяйка в пуантах, окруженная музыкой, рядом с ней лучшая подруга в виде морского котика и спасательный круг как символ того, что девушка все время приходит ей на помощь.
– Однажды в тату-салон, где я когда-то работала, пришел мужчина лет 60, у которого умерла жена, – вдруг начинает она рассказывать мне. – Он посвятил ей стихи и нарисовал ласточку, чтобы выколоть ее на собственном теле. Это всех очень тронуло.
Все это, конечно, прекрасно и романтично. Но лично я на тату не решусь никогда. Для меня пирсинг – и то уже невероятный экстрим. К великому облегчению, за неделю после прокола никаких осложнений и воспалений у меня не возникло. Бровь постепенно заживает, а вместе с ней – и образовавшийся под глазом синяк. Совсем скоро стану красивой. Но, чувствую, мне не раз еще придется объяснять любопытным: а как этот маленький гвоздик крепится над моим глазом. А вот ничего не скажу – пусть гадают!