Мы не можем предать эту память

Меню сайта

Категории раздела

Наше образование [1271]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Образование » Наше образование

Мы не можем предать эту память

Вера Александровна Андреева - коренная торопчанка, родилась и выросла на улице Стрелецкой. Когда Вере Александровне еще не было и четырнадцати, началась война и разрушила все, разорила кров, отняла отца, искалечила брата. Но сколько бы ни довелось хлебнуть горя, ей суждено было выстоять, чтобы научиться жить снова. Закончив школу, Вера поступила в Великолукский пединститут, после окончания которого была направлена в Сережинский (ныне Андреапольский) район, учителем русского языка и литературы. Через год вышла замуж, вернулась в Торопец и начала работать в школе рабочей молодежи. В то время вышло постановление об обязательном среднем образовании, и за парты садились уже взрослые состоявшиеся люди: мастера, директора, милиционеры - все, кто не имел среднего образования. ''Мне было 24 года, большинство учеников были старше меня, - вспоминает Вера Александровна. - С ними было очень интересно работать, они стремились получить как можно больше знаний…'' Затем Вера Александровна в течение 13 лет возглавляла райком профсоюза работников просвещения, была пропагандистом общества ''Знание''. В настоящее время она на заслуженном отдыхе. У Веры Александровны две дочери, трое внуков, правнук. Жизнь удалась, но память о военных годах живет в душе и поныне. Память, которую мы не имеем права предавать, которая не должна исчезнуть. Сегодня мы публикуем (в сокращении) воспоминания В. А. Андреевой из сборника "Наши души обожгла война".

…Немцы приближались к Торопцу, с каждым днем все отчетливей были слышны удары дальнобойных орудий. В ночь на 29 августа фашисты обстреляли город. Били в основном по вокзалу и Дому культуры, так как это были самые высокие здания. Наверное, они думали, что там находятся важные предприятия. Осколки, как град, отлетали от стен. Мы были в отчаянии, так как наш дом стоял рядом. Мы метались в поисках укрытия, когда мать сквозь темноту увидела ожидающую соседей подводу. Это уезжала семья режиссера Дома культуры. Они взяли и нас, но на телегу позволили положить один рюкзак. Выехав за город, мы были подхвачены потоком беженцев и отступающих частей нашей армии. Двигались быстро, почти бежали, так как сзади напирал враг; несколько раз делали попытки вырваться из этого потока, пробиться на обочину дороги. Мы хотели остаться, ведь нам не к кому было ехать.

На вторые сутки мать увидела на обочине дороги своего односельчанина с лошадью. Он сопровождал скот вглубь страны и возвращался домой. Мать не выдержала - схватила рюкзак, сестру и меня за руки, крикнула брату, и мы, как обезумевшие, вырвались на обочину. Потом мать оглянулась и увидела, что брат пошел дальше. Она долго его звала, но он только махнул рукой…

…Нам сообщили, чтобы все направлялись в деревню, где можно расположиться в школе. В каждый класс размещали по шесть-семь семей. Через несколько дней в школу пришел председатель колхоза - его из-за хромоты на фронт не взяли, и он продолжал управлять хозяйством. На полях стояли неубранные зерновые, и председатель позвал всех потрудиться в поле, сказав, что будет работа и детям. Он же пообещал, что все работающие будут получать обед.

Поля наполнились беженцами, женщины жали и вязали снопы, а дети собирали их и ставили в два ряда для просушки. На другой день возили снопы на гумно, там бригада их обмолачивала. А рядом шла линия фронта, над полями летали немецкие самолеты. Заслышав их воющие звуки, все падали на землю, прикрываясь снопами. В течение недели ближние поля были убраны. Зерна получилась целая гора. Председатель сказал, что все надо спрятать, а то немцы отберут на фураж. Для этого в лесу приготовили хранилище. И потянулась в лес вереница женщин и детей с мешками за плечами. Женщины несли по 30-40 кг, а дети, в зависимости от возраста, по 8-10 кг. Почва была болотистой, босые ноги в ссадинах и порезах утопали в грязи. Женщины рвали свои юбки и кофты, чтобы перевязать раны на ногах. Несколько дней ушло, чтобы перенести зерно в лес. Коровы тоже были отправлены в лес в загоны. Потом стали копать картошку, ее после просушки зарывали в ямы, которые сравнивали с землей. Все работали дружно и безотказно, так как знали, что это нужно для Родины. Потом в первую весну после оккупации были засеяны поля, выпущен пастись скот и оказана помощь соседней деревне.

Через три недели в деревню, где мы находились, въехали большие машины с немецкими солдатами. Поводом послужил неосторожный поступок нескольких женщин из деревни. Они, много слыша о немцах, захотели увидеть их воочию, и отправились к шоссейной дороге. Там, спрятавшись за деревьями, они и рассматривали проезжавших фашистов. Немцы тоже зорко всматривались в лес и заметили спрятавшихся людей. Начался шквальный обстрел, три женщины погибли, двум другим удалось спастись. И вот теперь фашисты нагрянули в деревню искать партизан. Они обшаривали каждый дом, забирали все, что понравится, резали свиней и телят. Наполнив машины продуктами, собрались уезжать. С собой они забрали юношей 13-17 лет. Матери плакали, удерживали своих сыновей, но фашисты били их по рукам прикладами. Потом всех наших мальчиков за деревней в лесу расстреляли, чтобы не было пополнения партизанских отрядов. Когда ребят хоронили, в деревне два дня стоял сплошной стон…

Больше немцы в деревню не заглядывали. По орудийным раскатам мы чувствовали, что они продвинулись не очень далеко, наша армия упорно их сдерживала. Потом мы услышали и первые вести о том, что наши перешли в наступление. Женщины потянулись к шоссейной дороге с продуктами, теплыми носками и варежками, чтобы встретить наших дорогих защитников. Вслед за армией двинулись домой в Торопец и мы.

2 февраля мы стояли около своего дома, но узнать его не могли. Все было разграблено, разорено, двери и окна раскрыты настежь, стекла выбиты, оторваны доски. Мы стояли в раздумье, не решаясь войти в дом. Когда же зашли, то увидели, что от всей мебели осталась только железная кровать и стол на трех ножках… Одна соседка пригласила нас погреться, у нее мы и жили неделю. Потом мать нам говорит: "Дети, пойдемте обживать свой дом". В то время недалеко от нас расположилась на отдых воинская часть. Мать рассказала командиру части о нашем бедственном положении, и он приказал, чтобы нам выдали шинели, и еще дали две фуфайки. В течение года согревали нас эти шинели. Делились с нами солдаты и своими скудными пайками…

Жизнь в Торопце после освобождения возрождалась, стали работать многие учреждения. Мать устроилась санитаркой в больницу. В городе открылся хлебный магазин, который торговал два часа, на большее хлеба не хватало. Очередь занимали вечером и стояли всю ночь. Открылась школа, но там было очень холодно, на уроках сидели в пальто, мерзли руки, голос учителя дрожал от холода. На большой перемене дежурный приносил из учительской кусочки хлеба со спичечную коробку, посыпанные сахарным песком - ровно по количеству учеников, каждому по кусочку. Это радовало нас и поднимало настроение, дома есть было нечего. Когда пришла спасительная весна, мы собирали крапиву и лебеду, огород дважды перекапывали, чтобы найти хоть какую картошину. Из собранного и накопанного мать варила щи, которые казались нам очень вкусными… По материалам сайта http://vesvladivostok.ru

Другие статьи по теме:

В Кстовском районе на период до 2010 года принята программа "Кстовская семья"

Встреча запомнится