Кому они нужны, эти русские бабы?

Меню сайта

Категории раздела

Фантастика [66]

Курьезы из истории [588]

Наша история [1403]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Мифы и реальность » Наша история

Кому они нужны, эти русские бабы?

Почему?
Воспоминания о военном детстве и юности.
Значит, Россия еще жива…

Много писем приходит в Тверское региональное отделение Российской партии жизни. Много людей бывает у нас, рассказывает о своих бедах, делится самым наболевшим.

Почему?

Да потому, наверное, что Российская партия жизни - единственная политическая сила в стране, не затронутая коррупцией, не замешанная в политических, а то и криминальных скандалах и дрязгах.

Очень бы хотелось, чтобы люди поверили нам. Поверили нашей программе, где борьба с бедностью в России, забота о человеке труда стоят на первом месте. Поверили так, как поверила наша землячка, ветеран труда Надежда Ивановна Канаева.

Ее отец, рядовой Иван Дмитриевич Коротков, погиб на Курской дуге в июле 1943 года. Похоронен в братской могиле в городе Поныри Курской области. Уходя на фронт, оставил солдат дома семерых детей.

Самая младшая в семье, Надя выжила в немыслимо трудных условиях. О них Надежда Ивановна написала в своих бесхитростных воспоминаниях.

Воспоминания о военном детстве и юности.

Родилась я 1 апреля 1941 года в крестьянской семье Коротковых Ивана Дмитриевича и Анастасии Семеновны в деревне Василь-Тумашевка Колпнянского уезда Орловской губернии. Помимо меня в семье уже было пять девочек (12, 8,6, 4,2 лет) и один мальчик (10 лет). Я стала седьмым ребенком. В апреле то-го же 1941 года отца вызвали в военкомат, после чего домой он уже не вернулся. Позднее мама получила письмо-треугольник, в котором сообщалось, что в связи со сложной международной обстановкой и большой вероятностью начала войны с Германией ее муж, Коротков Иван Дмитриевич, был призван на военную службу.

До войны мой отец работал бригадиром в колхозе «Ленинский путь». В нашей семье он был единственным мужчиной и вторым взрослым человеком. Поэтому по-сле его ухода на фронт семеро несовершеннолетних детей остались на материн-ских руках.

С началом войны на протяжении многих лет смыслом жизни на-шей матери стало выжить самой и поднять своих малолетних детей. Из всех де-тей я была самой маленькой и ничего еще не понимала из того, что происходило вокруг нас. И именно со мной 35-летняя женщина, оставшаяся одна без мужа с маленькими детьми, связывала свои самые светлые надежды на будущее. И именно благодаря тому, что мы, ее дети, стали смыслом жизни нашей матери, ей удалось пережить ад военного лихолетья. Не случайно говорят, что надежда уми-рает последней. Поэтому и имя, которое дала мне мама, - Надежда.

Осенью 1941 года в деревню вошли немцы. Несмотря на то что они уже по-няли, что война в России не идет ни в какое сравнение с их победным маршем по Ев-ропе, они все еще были уверены в своей скорой победе, поэтому были бравыми, на-глыми и высокомерными. Под тяжестью входившей в деревню немецкой техники дрожала земля. Часть немцев приехала на подводах, запряженных лошадьми.

Немцы сразу заняли все дома в деревне, а тех, кто там проживал, выгнали на улицу. Было уже холодно, и маме с детьми надо было срочно искать хоть какую-то крышу над головой. На долгие месяцы нашим домом и убежищем стал земляной по-греб, вырытый отцом еще до войны в стороне от дома.

Мы прожили в нем весь период оккупации - год и восемь месяцев. Мама почти ни-чего нам не рассказывала, как ей удалось выжить самой и уберечь нас. Когда после войны мы спрашивали ее о том времени, мама не могла говорить, так как сразу на-чинала плакать, и мы отставали от нее со своими вопросами. К сожалению, а мо-жет быть и к счастью, со смертью нашей матери мы уже никогда не узнаем, как все было на самом деле ...

В июле - августе 1943 года произошло одно из крупнейших сражений Великой Отечественной войны - Курская битва. В начале июля 1943 года боевые действия велись непосредственно и в нашей деревне, которую советским солдатам также при-шлось освобождать от немцев...

Наша деревня располагалась на гребне косогора. Внизу, у его подножия, ру-чей, а за ним ровное поле. Длина подъема в гору по косогору всего каких-то двести метров. Но чтобы взять штурмом деревню, нашим солдатам пришлось преодоле-вать этот подъем под огнем противника.

Штурм длился несколько дней. Стоял страшный грохот, то затихающий, то усиливающийся вновь. Все вокруг было в огне и дыму. Несколько раз наши пыта-лись овладеть этим косогором, но каждый раз атаки наших солдат захлебывались в крови. Наши бойцы отходили назад на исходные позиции, оставляя на поле битвы десятки убитых и раненых. Повсюду был кромешный ад, и казалось, что не будет конца этой кровавой бойне.

И вот, наконец, во время очередной атаки нашим солдатам удалось доб-раться до немецких окопов. Завязалась рукопашная схватка. Немцы отчаянно со-противлялись, но остановить русских уже ничто не могло. Они понимали, что если сейчас они не сломят немцев и снова отступят, им придется опять ка-рабкаться вверх по косогору, и немцы снова будут поливать их свинцом, от которо-го погибли уже сотни их товарищей. Поэтому они вложили в эту атаку все свои последние силы, всю свою ненависть к врагу и все свое отчаяние. Немцы дрогнули и отступили.

После окончания боя, когда немцы были выбиты из деревни, оставшиеся в живых мирные жители, выбравшись из своих укрытий, с ужасом увидели, что весь косогор был так густо завален трупами, что под ними не было видно даже травы. Вся земля косогора была перепахана разрывами снарядов, гранат и мин.

Оставшимся в живых, обессиленным жителям, дожившим до освобождения своей родной деревни, понадобилось потом несколько дней для того, чтобы похоро-нить тела всех убитых. У людей совсем не было сил перетаскивать тела на клад-бище. Поэтому прямо там, на косогоре, рыли большие ямы и сбрасывали туда по восемь - десять тел, которые потом засыпали землей. И только после войны эти могилы были вскрыты и останки наших солдат и офицеров были перевезены в братскую могилу, расположенную в районном центре.

Во время боя за деревню мы все сидели в погребе. Мама иногда отлучалась, чтобы принести нам хоть какой-то еды, строго наказывая детям не вылезать из погреба. Однако детское любопытство моих старших сестер и брата оказывалось сильнее страха и наказа матери, и они вылезали наверх, когда оставались одни. Во время одной из таких вылазок были ранены моя старшая сестра Катерина (1933 г.р.) и брат Семен (1931 г.р.). Семен был ранен легко, а вот ранение Катери-ны было настолько тяжелым, что после освобождения деревни ее пришлось от-править в госпиталь, вмести с нашими ранеными солдатами. С того момента мы так ничего и не знаем о ее дальнейшей судьбе. Потом мы пытались ее разыскивать, но безрезультатно.

В конце июля 1943 года нам принесли «похоронку» на отца. В ней сообщалось, что Коротков Иван Дмитриевич, 1906 года рождения, пал смертью храбрых 7 июля 1943 года. Наши войска били немцев на всех фронтах, и они отступали на запад. Война еще не закончилась, но мы верили, что скоро победим окончательно. После оккупации жизнь в деревне потихоньку стала приходить в довоенное русло.

В августе того же года мы получили письмо от отца, которое было написа-но им еще весной. Он писал, что был ранен, потом проходил лечение в тыловом госпитале, и сейчас направляется в свою войсковую часть, которая была переброшена в другое место. Он очень хотел догнать своих товарищей, с которыми воевал до ранения. Получив это письмо после «похоронки», мы не верили, что наш папа погиб. Мы надеялись, что он вернется после окончания войны. Он очень любил нас всех, беспокоился и заботился о каждом из нас.

Война закончилась, но ее эхо еще на протяжении нескольких лет доносилось до нас, отдаваясь отголоском в наших душах. В моей памяти отчетливо сохрани-лись картины похорон детей, которые подорвались на минах и снарядах, в избытке оставшихся в земле вокруг всей деревни. Каждый раз это было одно общее на всех горе, тонувшее в слезах всех собравшихся.

После войны мужчин в деревне практически не осталось, поэтому скидок на наш возраст нам никто не делал и работать приходилось наравне со взрослыми. Помню, что сама мама работала целыми сутками, не зная ни праздников, ни выход-ных. И нас с малых лет приучала работать честно и ответственно. Работать приходилось и дома, и в колхозе - таскали плуги, бороны, убирали сено, хлеба и т.п.

Когда у нас совсем уже не оставалось сил, мы запрягали в плуг нашу корми-лицу-корову и помогали себе, используя ее силу, плача при этом, оттого что прихо-дилось так поступать, понимая, что если корова погибнет, то нам всем почти наверняка не выжить. Плакали и работали. А когда уже после работы, кутаясь от холода на чуть теплой печке, потому что ее нечем было топить, мы пели песни, плакала мама от радости за нас, что мы у нее такие, и просила повторения песен на бис.

Мы были жадными до жизни, наверное, потому и выжили, несмотря ни на что. Меня называли маленькой старушкой, потому что я рассуждала, как взрослая. В нашем доме на стене, рядом с иконой, висела фотография папы. В тяжелые и радостные минуты мы всегда мысленно обращались к нему.

В 1948 году я пошла в школу-семилетку. Школа находилась в деревне Маркино за три километрах от нашего дома. Ходили мы туда по очереди, потому что обувь и одежда были общими (коллективными), да и домашнее хозяйство требо-вало активного участия детей, так как мама осталась одна. Школа была с печным отоплением и тесными классами. Несмотря на это, нас научили самому главному - любить свою Родину. Я рано научилась читать, поэтому хорошо учи-лась, мечтая о высшем образовании. Но для этого мне необходимо было сначала за-кончить десять классов.

Был 1956 год. Мне исполнилось пятнадцать лет. Ближайшая средняя школа находилась в 20 километрах от дома, в поселке Ярище. Поэтому многие мои сестры отказались от учебы в этой школе, но я пошла. Мне, как дочери погибшего на фрон-те отца, предоставили место в интернате, в котором я могла жить с понедельни-ка по пятницу, а по субботам шагала 20 километров домой. В воскресение с бухан-кой хлеба и куском сала за спиной шла обратно. И так целых три года.

Ходили мы вдвоем с подругой, которую тоже звали Надеждой. Уставали мы с ней до изнемо-жения. Дорога проходила через лес, где рыскали голодные волки. Было очень страш-но. Но я знала, что помощи мне ждать не от кого, а в жизни надо было как-то определяться. Терпела, потому что душа была полна оптимизма и надежды на светлое будущее.

После окончания десятилетки я уехала в Курск, где уже жила моя стар-шая сестра. Там поступила на вечернее отделение политехнического института. Но надо было на что-то жить, поэтому подрабатывала сначала на табачной, по-том на кондитерской фабрике.

На четвертом курсе перевелась на дневное отделение Торфяного института в Калинин. Жила в студенческом общежитии на одну стипендию, питалась кое-как, но радовалась жизни и была счастлива. Хотелось многое знать и многому нау-чится.

Вот уже несколько лет как нет в живых моей мамы. Но все равно до конца своих дней я буду считать себя в долгу перед ней за то, что она в таких неимовер-ных условиях смогла меня уберечь и вырастить.

Н. КАНАЕВА, дочь погибшего защитника Отечества.

И что же потом?

Закончила Надежда Ивановна институт, стала инженером-технологом, поступила на Калининский силикатный завод № 2. Работала мастером на участке с условно осужденными. Стала начальником цеха сырьевого цеха. Это был самый грязный, пыльный, холодный цех. Недаром никто не шел туда работать добровольно.

Вышла замуж, родила двух сыновей. Один из них, Владимир, окончил военное училище. Второй, Владислав - сельхозакадемию в Сахарове.

Заводу отдала 33 года. Муж, Василий Иванович, слесарь, затем механик, отработал на заводе 35 лет.

Когда московские предприниматели пытались сначала обанкротить, а затем прибрать к рукам завод, скупая у рабочих его акции за бесценок, Надежда Канаева свои акции продавать отказалась.

Теперь она персона нон грата на заводе. Начальство ее как бы не замечает. Считает, видимо, ну кому они нужны, эти русские бабы....

Пенсия - чуть больше трех тысяч рублей. У мужа такая же. Только на еду хватает, да за квартиру. И дети небогатые, помочь некому. Покупать, давно ничего не покупают. А ведь есть еще три внука, о которых тоже надо заботиться.

- Как же вы живете, - спросили мы надежду Ивановну?

- На три «Д».

- А что это такое?

- Доживаем, донашиваем, доедаем.

И все-таки, пусть современная жизнь жестока к людям ее поколения, Надежда Ивановна рук не опускает. Она председатель клуба «Затверечье» общественной организации «Союз пенсионеров». Поет в хоре «Катюша». Председательствует в совете ветеранов 25-го микрорайона. Дома ее застать трудно.

А что касается русских баб… Все, чем гордится пока еще наша страна, было создано их трудами.

Надежда Ивановна говорит: люди потеряли веру во власть.

А она им: хватит ныть, надо верить…

Во что?

Недавно пригласили ее вступить в «Единую Россию». Но зачем? Что эта партия делает для народа?

Что бы вы хотели сказать председателю Российской партии жизни Сергею Миронову, спрашиваем мы у этой удивительной русской женщины?

- Сергей Михайлович, поймите, нельзя людям жить на такую пенсию…

Была у сестры. Старшая сестра, Клавдия Ивановна, живет в Нарофоминске в маленькой двухкомнатной квартирке. Встретились после долгой разлуки, поплакали... Муж сестры, полковник, на военной службе лишился ног. Пенсия грошовая. А двух сыновей воспитал русскими офицерами. Он сам предан армии. И парни преданы.

Значит, Россия еще жива…

Георгий ХАРИТОНОВ, публицист, пресс-секретарь Тверского регионального отделения Российской партии жизни

Предводитель дворянства