Данный тезис

Исключения и в этом случае подтверждают правило; стоит только посмотреть фотоальбом Анри Картье- Брессона начала 1950-х годов.

Наш образ Москвы совершенно не односторонний, но в лучшем смысле слова двусторонний. Это результат оптического совмещения саморепрезен- тации, с одной стороны, и взгляда более или менее заинтересованного и неравнодушного посетителя из-за границы — с другой. Последнему в редких случаях под силу взгляд, одновременно живой и отстраненный, свободный и историчный, который в итоге открывает много познавательного.

Это можно было бы назвать еще одной иллюстрацией раздвоенности мира, на сей раз раздвоенности глаза, оптики и перспективы. Данный тезис кажется поначалу притянутым за уши, а то и вообще необоснованным. И тем не менее ведь уже были картины, непревзойденные по точности. Я вспоминаю книгу Артура Миллера о России, созданную с помощью столь безошибочного глаза Инге Морат, и, конечно, «Картины города» Вальтера Беньямина, его «Московский дневник». Но эти образы и впечатления принадлежат «доисторической эпохе» посещений Москвы, они погрузились в забвение и больше занимают литературоведов, чем тех, кто сегодня имеет возможность отправиться по следам своих предшественников.

Причины стереотипизации взгляда чужеземца вполне прозаического свойства. Одна из них заключается в том, что Москва, при всем прогрессе при всем переплетении с миром международного бизнеса и несмотря на массу политических и культурных делегаций, неподходящая территория для вольно бродящих странников.

Дом на набережной

История одного дома — гостиницы «Люкс», приюта коминтерновцев 1930-х гг. — подробно описана; история другого — мрачного Дома правительства, расположенного наискось от Кремля на другом берегу Москвы- реки, даже превратилась в литературу благодаря роману Юрия Трифонова «Дом на набережной», однако вслед за вымышленными персонажами еще остается реконструировать реальные.

Между тем у «общественного места», сцены действия демиургов мировой истории, есть свои границы. Обычно судьба или то, что делает жизнь судьбой, свершается у края, а то и вообще за пределами главной сцены. К этому нужно добавить следующее: что хочет тот или иной человек узнать по следам в том или ином городе, во многом зависит от того, по какой тропе движется он сам, насколько он уже близок к тем, по чьему следу намерен идти. Приезжий из Германии, вероятно, попытается разыскать своих немецких земляков из прошлого, гостя из Америки будут интересовать американцы — Драйзер, Синклер и, конечно, Джон Рид.

Поиск следов не обязательно получится столь бесцельным и случайным, как поначалу заставляет предположить непроницаемость города, разросшегося над прошлым. Для многих это — родной город, здесь стоят родные дома, здесь места, где прошли молодые годы. Разыскать такие следы нетрудно, если отец может гордиться сыном (во всяком случае сегодня). Пушкин, как известно, уроженец Москвы, он появился на свет на нынешней Бауман

ской улице, 10. Александр Герцен — москвич, который родился в доме 25 по Тверскому бульвару.