Человек будущего

Россия раскачанная; Россия, соблазняемая «кадетствующими» либеральными краснобаями и демагогами в Феврале; Россия, отталкивающая соглашателей и разгоняющая Учредительное собрание; Россия, устоявшая против Антанты. Роли ясно распределены. С одной стороны — американец и американка, француз и француженка, немец и немка, возведенный в цари абиссинский негус, русский спекулянт, эмигрантка, которая собирается то в Константинополь, то в Берлин или Париж. Против них столь же однозначно — рабочий и работница, шахтер и ткачиха, батрак и его жена, машинист и швея, красноармеец и уборщица. Нашла свою формулу и попытка (разумеется, неудачная) затушевывания классовых противоречий в образе «Интеллигенции-соглашателя». Так все и может начаться, как по нотам, и прийти к хорошему концу на глазах Саваофа и Обер-черта. А между тем рядом с молотящим ритмом и контрастом между «человеком будущего» и «свалкой истории» есть много привлекающего именно своей несозвучностью: выскакивающий из эмблемы рабочего знамени пролетарий с надрывной обвинительной речью против Саваофа, лишенный убежденности голос безбожника, несколько неуклюжее похищение молнии Саваофа машинистом-Прометеем — все это производит впечатление натянутости и преувеличения.

Чрезмерное актерство

Это чрезмерное актерство, которое должно не только передать стиль итальянской комедии, но и с помощью сознательного преувеличения создать дистанцию. И, конечно, в основном теми же остались декорации, о чем свидетельствуют фотографии в фойе. Хорошие сцены, в которых заявляют о себе и комедиадель арте, и Вахтангов, — самоубийства из любви, гротескно инсценированные артистами пантомимы перед закрытым занавесом. Много смеха, радости и удовольствия. Думаю, существует глубокая связь между актерской страстью русских, доходящей до преувеличения и гротеска, и утихомиривающимся остроумием итальянского народного театра. И тем не менее выступление итальянского уличного театра могло бы показать, что нужно сегодня сделать из Гоцци, а может быть и из Вахтангова. «Мистерию-буфф» Маяковского в Москве ставили неоднократно. Миф консервируется и в ней — с разными оттенками, в театре им. Вахтангова иначе, чем в театре им. Маяковского или на Таганке. Я снова умышленно выбрал более консервативную из сцен, ожидая увидеть много старого. И дело того стоило, прежде всего из-за самого Маяковского: надо слышать, как его стихи чеканят, рычат, поют, чтобы суметь вслед за ним однозначно, как делали когда-то, разделить мир на добро и зло. Как просто все, и как проста прежде всего сама история: Россия, выведенная на сцену в виде полуколониальной страны, государства-корабля, «круглого стола» (полукруг, повышающийся назад, на котором и в котором разыгрывается действие).