Мэр Бердянска начала 1980-х Владимир Вержиковский:

Меню сайта

Категории раздела

Бизнес-новости [504]

Бизнес и финансы [952]

Экономика [5601]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Бизнес » Экономика

Мэр Бердянска начала 1980-х Владимир Вержиковский:

Мэр Бердянска начала 1980-х Владимир Вержиковский:
1971 год. Приморская площадь

«И тогда, и сейчас огромное значение для развития города имеют связи руководителей в столице»

Владимир Петрович Вержиковский был мэром Бердянска (председателем горисполкома) с 1980 по 1983 годы. За этот период в городе были построены стоматологическая клиника, городская баня, прачечная, три детских сада, школы №1 и №3, актовый зал медучилища и учебно-производственная база машиностроительного техникума, подготовлены проекты строительства водовода, школы №16, детской поликлиники. Открыто новое кладбище и начата канализация Косы. В городе ежегодно строилось 65 тыс. кв. м жилья. Это было советское время, советская страна. И все же. Мы решили поговорить с Владимиром Петровичем о прошлом и настоящем. Провести какие-то параллели и просто дать интересную информацию для размышления.

– Владимир Петрович, развейте мои сомнения, насколько я понимаю, Вы были самым молодым мэром Бердянска?

– А я как-то об этом не задумывался. Да раньше просто и не было информации по этому вопросу. Знаю наверняка, что я в свое время был самым молодым председателем Народного контроля в Украине. На момент назначения на эту должность, весной 1971 года, мне было 29 лет, и только через четыре месяца исполнилось 30. А по поводу мэрства – мне казалось, что самым молодым был Валера Баранов, хотя, если подсчитать…, то мне было 39 лет, а Валерию Алексеевичу (подсчитывает) – 41 год. Да, оказывается, я самый молодой мэр.

– А что это за организация – Народный контроль?

– А это нечто иное, как дубляж прокуратуры, которая не справлялась со всеми своими делами. Но работала эта организация (Народный контроль) совершенно самостоятельно. Ее членов я называл опричниками, потому что они, с согласия горкома партии, за разгильдяйство и расточительность могли «оторвать голову» любому руководителю. Мы имели право снять с работы, мы могли наказать финансово, но хочу подчеркнуть – деньгами по карману били исключительно из заработной платы проштрафившегося начальника. И суммы были немаленькие, от половины до трех окладов, а это порядка 900 рублей, при условии, что булка хлеба у нас в Бердянске стоила 28 копеек. Поверьте, после таких штрафов нарушать больше никому не хотелось.

– А еще за что наказывали?

– В основном это был простой вагонов – на то время очень серьезное нарушение.

– Что значит – простой вагонов?

– Допустим, предприятие что-то получает вагонами, приходит сырье или товар. В зависимости от содержания существовала норма разгрузки и сдача пустого вагона на станцию. Некоторые ответственные за это люди на предприятиях с этим не управлялись, а иногда и просто пренебрегали распоряжениями. Вот, например, пришли вагоны на завод в пятницу вечером, руководство вовремя не организовало их разгрузку, и стоят они вместо 8 часов – 48, до понедельника. Получался сверхнормативный простой вагонов. За это железнодорожная станция штрафовала предприятия, ну а мы непосредственно уже его руководителя, простых же людей оштрафовать мы не могли.

– А что, в СССР не хватало вагонов?

– Представьте, их действительно не хватало. Практически все предприятия Бердянска в то время работали в три смены. Оборот продукции был огромный, но наполовину неорганизованный. Объясню почему: Первомайский завод делал десятиметровые широкозахватные жатки, на Украине они не применялись, потому что у нас не было комбайнов, которые смогли бы «переварить» такой объем зерна, поэтому они шли в Казахстан. В шестидесятитонный пульман входило три такие жатки, каждая весила по 2 тонны, это получается 10% от массы всего комбайна. Все это перли в Среднюю Азию. И наоборот, завод дорожных машин покупал бульдозеры из Челябинска, Волгограда и т.п. К нам приходили трактора, на которые мы вешали одну железяку вдоль и две поперек – вот тебе и бульдозер. А потом их отправляли на Дальний Восток, например. Скажите, ну разумно все это? Вот такая у нас была богатая страна, поэтому и вагонов не хватало, чтобы весь этот маразм переварить.

– Вы обмолвились, что не только за простой вагонов наказывали, были еще какие-то грехи?

– Были: например, за нецелевое использование финансов. Сюда входили и дорогущие люстры в кабинет, мебель импортная, машины… Вот за такое нецелевое использование средств обязательно наказывали рублем. Предприятие было государственное, деньги тоже государственные, руководителя ставили руководить, а не использовать предприятие в своих корыстных целях. Поверьте, тогда со всем этим было очень строго, можно было не только денег и должности лишиться, а и в тюрьму угодить.

– Но ведь уследить за всем этим одному невозможно.

– Я был один штатный работник, но у меня в подчинении было 75 старичков-профессионалов: бухгалтера, экономисты, инженеры разных профилей. У нас были и плановые проверки, и внеплановые, по сигналу людей.

– Ну, должность председателя Народного контроля надо было, наверное, заслужить. Ведь не могли же человека с улицы облечь такой властью. Как Вы туда попали? Насколько мне известно, Вас в юношестве исключали из комсомола.

– Скажу честно, как-то все получалось само собой. У меня вообще жизнь полна неожиданностями. А из комсомольской организации меня действительно исключили, только из заводской, за радиохулиганство. Я был старостой школьного физического кружка и увлекался радиотехникой. Вот и пришла мне в голову мысль собрать передатчик. Что я и сделал. Жили на Красной, 11 – это первый дом от проспекта Ленина. У нас была железная крыша, там я и растянул антенну и начал хулиганить в эфире.

– И что в те времена попадало под разряд хулиганства?

– А все. Дело в том, что эти приставки имели разброс по длинным волнам. Я тогда работал в инструментальном цехе шлифовальщиком и всем своим друзьям в радиоэфире передавал привет. А в те времена были вражеские радиостанции, которые вели подрывную деятельность, они распространяли вот такие мини-радиостанции, чтобы отвлечь радары от действительно крупной «рыбы», того, кто занимался шпионажем. А я засорял эфир. В один прекрасный момент меня запеленговали. Я передавал в эфир рок-н-ролл, а он тогда был запрещен. В те времена на рынке из-под полы продавали музыкальные композиции, записанные на рентгеновских пленках. Мы их называли музыкой на ребрах.

– Так Вы были еще одним из первых ди-джеев.

– Не первый. У нас в Бердянске на тот момент таких радиостанций было штуки четыре. Так что еще до меня народ баловался. Не один я был таким умным. Как сейчас помню: день Конституции, 5 декабря, воскресенье, мы с мамой мирно обедаем. Но обмолвлюсь сразу: моя мама о моих «художествах» ничего не знала. Вдруг серьезный стук в дверь, мама открыла, а на пороге стоят начальник бердянского КГБ Авилов и два офицера с полигона. А мама была депутат горсовета, член горкома партии. В общем, приставку забрали, пленку с музыкой изъяли, меня в газете пропесочили, маму пожурили, ну а меня исключили из комсомола на заводе, однако городское бюро комсомола пожалело. Так я остался комсомольцем. А партком, памятуя заслуги отца, взял меня на поруки. Желание радиохулиганить отпало навсегда.

– Ну а как Вы стали комсомольским лидером?

– Я от предприятия поступил в Запорожский машиностроительный институт, окончил и вернулся на завод, но уже дипломированным специалистом. Три месяца отработал – и меня забрали в армию. Там я на офицерских курсах, как бывший радиохулиган, читал лекции по радиотехнике. Отслужил год – и опять назад на завод. А там меня избрали председателем совета молодых специалистов. Работал я на заводе в отделе механиком-конструктором, ходил по цехам, налаживал станки, чертил чертежи – скука страшная. Хочешь – работай, хочешь – делай вид, что работаешь. Я главному механику Каплию Виктору Константиновичу и говорю: «Скучно мне». «Хорошо», – отвечает. Через несколько дней вызывают меня к директору завода Богуславскому Ивану Андреевичу – ну, думаю, наверное, по вопросу молодых специалистов. Пришел, весь в масле, грязный, а там ковры, чистота. Спрашиваю, что мне делать. Секретарь говорит: «Заходите», – захожу. Стоит мой механик, а директор у него спрашивает: «Этот?» «Этот», – отвечает тот. «Ну и бросай его в это дерьмо. Выплывет – будет человеком, утонет – и хрен с ним. Иди». Я вышел, естественно, ничего не понял, и говорю секретарю: «Когда выйдет Каплий, скажите, что я его жду у заводоуправления». Виктор Анатольевич мне и сообщил, что с завтрашнего дня я назначен начальником инструментального цеха. Работы было много, цех был большим в плане номенклатуры оборудования. Как-то справлялся. Меня еще, как председателя совета молодых специалистов, послали в Ленинград на ознакомительные курсы. И вдруг вызывают к первому секретарю комитета комсомола Федорову. Думаю, опять по совету молодых специалистов. Сажусь в машину, еду. Захожу в кабинет, а он мне и говорит: «Ну так что, будешь первым секретарем горкома комсомола?» Я чуть со стула не упал. «Да вы что, – говорю, – я в своей жизни групкомсоргом не был. По-другому ни как не могли пошутить?» Он набирает первого секретаря горкома партии Шаульского и говорит: «Тут у меня в кабинете Вержиковский сидит, мы к Вам сейчас зайдем». Заходим, а Шаульский и говорит: «Ну, что решил?» «Да не знаю, – говорю, – надо подумать». Вышел, ни то ни се, приехал в цех – а там ЧП. Думаю, ну все, надо переходить куда просят, а иначе посадят. Вот так я и стал сначала вторым секретарем, а через три месяца – первым.

– Трудно было с наскока начинать новое для Вас дело?

– Вы даже представить не можете, как трудно, но все познается в работе. Я так засиделся в своем цеху, что из меня идеи просто фонтанировали. Как-то Федоров мне сказал, что для начала надо познакомиться с директорами предприятий. Я и поехал представляться. Зашел к одному, приехал к другому. Вроде, все в порядке, пока не заехал к директору кабельного завода Олегу Викторовичу Сухареву. Мужчина, конечно, был хоть куда. Красивый, высокий, вальяжный, но матерщинник страшный. Помню, в кабинете было две двери. Открываю первую, слышу отборный мат, ну, думаю, с кем-то по телефону разговаривает. Открываю вторую дверь и вижу человека, сидящего за длинным столом, который смотрит на меня и отборно матерится. Я оглядываюсь по сторонам, а вокруг никого. «Тебе сколько надо?», – спрашивает он меня с порога, а я взял да и брякнул: «100 тысяч». «Ну ты и жук. У меня Корнев — председатель горисполкома — столько не просит». Нажимает кнопку, в кабинет входит главный бухгалтер, и он ему: «Дай ему 100 тысяч, он мне нравится, он не мелочится». Вот так и работали.

– И куда пошли деньги, если не секрет?

– На нужды комсомола. В основном на премии, подарки и путевки в санатории активистам. Тогда работу надо было поощрять, а людей награждать. Мы, конечно, выкручивались сами, как могли, за средства членских сборов. Старались деньги ни у кого не просить, но коль свалилась с неба такая сумма, то почему бы ее не потратить на благо организации?

– Но ведь в этом не заключалась вся работа, было же еще что то?

– И очень многое. Я принял организацию, в которой состояло порядка 8 тысяч человек, а когда уходил на повышение, в комсомоле Бердянска было почти 16 тысяч. Для четырех лет работы это много. Мы проводили всевозможные мероприятия. Создали музей Ульяновых. Для тех, кто не знает, хочу сказать, что наш музей входил в десятку лучших музеев В. И. Ленина в Союзе. У нас была мощная команда, поверьте, команда в горкоме комсомола всегда была сильная. Комсомол был не только на бумаге. Мы действительно работали и очень многое сделали. Взять хотя бы мемориальный комплекс «Вечный огонь». Как-то моя жена напомнила мне о годовщине смерти моего отца. В 71 году исполнялось 30 лет с момента его гибели. Я призадумался и решил для отца и всех погибших в Великой Отечественной войне поставить памятник. Главным архитектором города на тот момент был Эмиль Юрчук. Я пошел к нему, и Эмиль Михайлович по своим каналам насобирал штук 5-6 различных проектов, мы остановились на одном. С ним и пошли к первому секретарю горкома партии Шаульскому. Николай Степанович проект одобрил, и мы приступили к работе. Сначала нужно было заработать деньги. Ведь это сейчас есть спонсоры, меценаты, а тогда этого не было. Мы участвовали в различных субботниках на стройках, копали траншеи, школьники сдавали металлолом, макулатуру, студенты продавали книги. Помогли деньгами и крупные предприятия. Короче говоря, мы заработали 260 тысяч рублей. Деньги были огромные. Приведу сравнение: построить пятиэтажный дом стоило 80 тысяч. К стройке приступили в конце марта с твердой уверенностью, что объект будет сдан в начале мая, т. е. ко Дню Победы.

1971 год. Мемориальный комплекс в честь воинов, освободивших город от фашистских захватчиков, и Вечный огонь на Могиле Неизвестного солдата

1971 год. Приморская площадь

– А место для мемориала выбрали сразу, или были еще какие-то варианты?

– Сразу. Нужно было открытое пространство, чтобы Вечный огонь смотрелся со всех сторон. Между домами же такой комплекс не поставишь, он там никому не был бы нужен. Но во время строительства произошел небольшой казус. Дело в том, что изначально памятник выглядел по-другому. Да, была стела, был флаг, что стоит поперек, но только флаг находился в первоначальных эскизах у автора не справа, как сейчас, а слева, и солдаты поднимались в атаку не на запад, а на восток. «Почему?» – задал я себе вопрос. Ведь логично, что мы идем к победе на Берлин, а он находится на западе. Да и если спускаться по горе, стоящий поперек флаг закрывал бы всю панораму стелы, поэтому я немного переиначил проект. Только вот автору это не понравилось, и он за нарушение авторских прав подал на меня в суд. Мало того – приехал еще в Бердянск со мной разбираться. Скажу честно, разговор проходил на повышенных тонах, и я понял, что мои доводы останутся неуслышанными, поэтому повел его к Шаульскому. В отличие от меня, тот умел говорить. Шаульский, выражаясь современным языком, на него просто «наехал». Пешком, говорит, побежишь в суд, заберешь заявление и порвешь на моих глазах. Вот так и появился наш Вечный огонь. Открытие состоялось 8 мая 1971 года. На торжественный митинг, по данным милиции, пришло порядка 30 тысяч человек.

– Владимир Петрович, а как погиб Ваш отец?

– Отец был заведующим организационным отделом горкома партии. Когда началась война, меня еще не было. У нас в Бердянске была летная школа имени Леваневского, папа получил задание ее эвакуировать. Но зная, что немцы расстреливают семьи партийных работников, к составу прицепили две теплушки, и семьи вывезли в Куйбышев. Отец вернулся в Ростов и получил приказ эвакуировать из Бердянска партархивы. На небольшом катерке они добрались до Мариуполя, где и были схвачены немцами. Это было в сентябре месяце. Поместили их в подвале разрушенного госпиталя, помимо него там находилось еще 17 раненых. Отец был сильно обожжен, но все-таки старался бежать, только вот времени не хватило. Немцы расстреляли всех раненных и пленных. Мой папа погиб в сентябре месяце, а я появился на свет в Сызрани в августе.

– А как Вы попали в горисполком?

– Ну, наверное, партийные органы поняли, что мне в Народном контроле уже делать нечего. Сначала я был назначен на должность второго заместителя председателя горисполкома, потом стал секретарем горкома партии по идеологии и, опять таки, неожиданно для себя, председателем горисполкома. Так что школу прошел хорошую. Знал и умел добывать деньги для города в Москве.

– А что, раньше за деньгами ездили не в Киев?

– И не в Киев, и не в область, а только в Москву. Надо было подготовить все бумаги, с ними побегать по министерствам, отстоять в приемных в очередях, и не факт, что еще дадут. Тут, я вам скажу, без связей было никуда. Именно они и помогли мне в начале 80-х решить вопрос строительства водовода, который обеспечил бы город днепровской водой.

– Так это еще старая история?

– Когда меня утвердили в должности председателя горисполкома, у меня появилась идея водовода. Ну, построим мы двумя домами больше, двумя меньше, пять кварталов проложим дорог – это все не то. Захотелось сделать что глобальное, существенное. А я как раз познакомился в санатории со Станиславом Евгеньевичем Щербачевым, который на тот момент был старшим референтом премьера Алексея Николаевича Косыгина по Украине и Молдавии, так называемая «шея» Косыгина. Вот я и говорю Юрию Федорову, что пока есть связи, надо их использовать. Составили письмо, в области его отредактировали, подписали первый секретарь обкома партии и председатель облисполкома, ну и мы с Федоровым. И я отправился к Щербачеву в Москву. А об идее водовода он уже знал. Приехал, не буду рассказывать всех подробностей, короче говоря, он сказал оставить письмо и через десять дней приезжать за ответом. Но позвонил через неделю сам и сообщил, что Косыгин подписал. Сказал: «Можешь прыгать. С тебя разработка технико-экономического обоснования». Вы даже представить не можете, какое дело мы сделали за несколько дней. У руководителей областных центров на такое могли уходить месяцы и годы, а мы справились за месяц. Механизм закрутился. В московском институте нам разработали шесть вариантов водоснабжения Бердянска. Далее на комиссии Кабинета Министров по строительству рассмотрели предложенные варианты и приняли решение строить водовод. Сегодняшняя ветка именно та, которую разработали и утвердили в начале 80-х годов. Далее все документы подали в Кабинет Министров, Щербачев все это пробил. Решение о строительстве водовода Кабинет Министров принял, когда я уже ушел с поста председателя горисполкома. И назывался он «Водовод Северного Приазовья». На постановлении были указаны сроки начала и конца строительства – 86–89годы. Но в стране началась перестройка, а там уже было не до бердянского водовода.

– А ушли Вы почему?

– Я не сам ушел, меня ушли. У меня мама болела раком, и я решил, чтобы быть рядом с ней, поменять свою трехкомнатную квартиру и ее однокомнатную на четырехкомнатную. А тогда к власти пришел Андропов, чистка рядов. Наверное, в этом усмотрели какой-то криминал.

– Обидно было?

– Не то слово. Меня на взлете подрезали. Я такие связи в Москве и Киеве наладил. Я тогда в город мог привезти 100-200 миллионов рублей. Но дело в том, что трест «Бердянскстрой» больше 30 миллионов рублей освоить не мог. Я столько мог бы сделать для города…. Но… ушел, вернулся на свой завод и начал работать на производстве. Вот так я в мэры ходил.

– Владимир Петрович, имея такой опыт руководства, как Вы относитесь к мэрам новой формации?

– Вы знаете, я пристально следил за работой всех руководителей города, но то, что для города сделал Валерий Алексеевич Баранов, описать словами трудно. Совсем недавно, на его отчете, я сказал, что когда к власти пришел Валерий Баранов, он заново родил город. Он как какой-то рубикон. Город до Баранова и после его ухода в Верховную Раду. И знаете, что меня еще поразило на его отчете в ГДК – тишина и доброжелательность. Обычно на таких мероприятиях найдется какая-то паршивая овца, которая что-нибудь да выкрикнет, а здесь все слушали тихо и внимательно.

– Вас с Валерием Алексеевичем связывает не один десяток лет, не так ли?

– Когда я был председателем гор-исполкома, он занимал должность второго секретаря горкома комсомола, был мне как младший брат. Уже тогда было видно, что этот человек имеет недюжинный ум, колоссальный энтузиазм и организаторские способности. Обладая такими качествами, человек мог далеко пойти. Так и случилось.

– Владимир Петрович, Вы прошли такую школу руководства, были мэром города, скажите, как Вам кажется, когда труднее было руководить – тогда или сейчас?

– Каждое время диктует свои права и правила. Я пришел во власть после сильного мэра. Валерий Баранов же стал руководителем в период общего развала экономики в стране. Люди месяцами не получали зарплат. Годами ничего не строилось, не ремонтировалось, везде были одни проблемы, разруха и хаос. И тут такая инициатива, столько энергии, творчества, такой подъем: реконструкция проспекта, создание новых рабочих мест, ремонт детских садов и школ. Город превратился в конфетку, стали проводиться фестивали, потянулись толпами отдыхающие. Поверьте мне, это дорогого стоить. И знаете, ему это не надоедает. Он сейчас, как я в 1983 году, находится на таком подъеме, что трудно себе представить. Этот человек для города сделал многое, но, поверьте моим словам, сделает еще больше, потому что, как и я когда-то, наработал связи. Скажу вам честно, что те, кто сейчас идут в Раду, еще два года будут искать в этом здании туалет. И не факт, что город от них что-то получит, потому что на моем веку много было народных депутатов, которые уезжали в Киев и о Бердянске читали только в газетах.

– Владимир Петрович, а если бы Вы остались у руля, а не ушли тогда, в 1983 году, что бы Вы еще сделали?

– Я все-таки провел бы в Бердянск воду, думаю, смог бы додавить этот вопрос и построил в городе еще два мемориальных комплекса. Один – всем детям, расстрелянным, умершим от голода в годы Великой Отечественной войны, а второй – вдовам и матерям солдат, не пришедших с войны. Мало кто знает, что больше трети всех погибших в войну были именно детишки.

От редакции: После ухода с поста мэра Владимир Вержиковский в разные годы возглавлял межрайонное управление газового хозяйства, был председателем ревизионной комиссии Ассоциации инвалидов, был членом совета старейшин, заместителем председателя организации «Бердянск — наш общий дом», возглавлял совет микрорайона Центральная часть города. В 2011 году Владимиру Вержиковскому было присвоено звание «Почётный гражданин города Бердянска». Автор: София МОН По материалам сайта http://vesvladivostok.ru

Другие статьи по теме:

Передвижной флюорограф – в нашем районе