Записки художника-реставратора (Савелий Ямщиков). Часть 1

В моей мастерской, что находится во флигеле бывшей Поливановской гимназии на Кропоткинской улице, гости, попадающие сюда впервые, как правило, удивляются отсутствию икон, редких картин, старинной мебели. Удивление их мне понятно. Более тридцати лет заниматься реставрацией и изучением древностей и ничего не оставить себе на память о любимой работе может человек или ко всему на свете безразличный, или тщательно эту любовь скрывающий. В безразличии к красивым вещам упрекнуть меня трудно, да и за чрезмерное проявление любви к избранному делу меня частенько били и одергивали. Объясняется эта ситуация двумя причинами. Во-первых, от природы я абсолютно лишен страсти коллекционировать произведения искусства и драгоценности, хотя в других такую страсть не осуждаю и даже приветствую. Во-вторых, считаю все музейные реликвии, с которыми мне пришлось столкнуться как искусствоведу и реставратору, если не личной собственностью, то хотя бы частично мне принадлежащими, ибо несу за их судьбу ответственность.

Но есть у меня в мастерской великолепный снимок Владимира Хетагурова, который все поначалу принимают за живописное произведение, а потом обязательно спрашивают, где находится церковь, попавшая в объектив фотохудожника. На вопрос этот я отвечаю: «В России». Не потому, что не знаю места и даты построения храма, а из-за глубокой символичности удачно сделанной фотографии.

Именно такой мне запомнилась срединная Россия после того, как исколесил я ее вдоль и поперек пешком, на поездах, попутных машинах, тракторах, а иногда и на телегах, которые теперь не часто встретишь. Среди бесконечных полей, долин, холмов, оврагов У перелесков тут и там попадаются на глаза храмы, реже датируемые XVI веком, чаще ? XVII ? XVIII, а в большинстве своем относящиеся к XIX ? началу XX века. Умело вписанные зодчими в неповторимый российский пейзаж, украшенные позолоченными крестами и куполами, выложенные сверкающими на солнце изразцами или просто скромно выбеленные, когда-то эти церковные постройки очень много значили для русского человека, бывшего от рождения своего набожным и свято чтившего храм. Не надо обладать особым воображением, чтобы представить, как духовны и величественны были живые картины природы, увенчанные церковными главами, и какие возвышенные чувства вызывали они у богомольцев и простых путников. И уж совсем ничего не требуется додумывать и воображать, когда видишь следы безжалостного уничтожения, оставленные на этих картинах в послереволюционные годы. Сначала слезы сожаления выступают на глазах, потом невольно сжимаются пальцы в кулаки, и посылаешь запоздалые проклятия тем, -кто заставил людей надругаться над вечной красотой, талантливыми их предками сотворенной.

Не из пропагандистских книг, лекций по историческому и диалектическому материализму узнал я правду про раскулачивание крестьян и поругание церквей. Под корень были вырублены прочные устои многочисленной семьи моего деда по материнской линии. Только за то, что умели они работать и свято чтили крестьянские традиции, никогда не пользуясь услугами наемных рабочих, прогнали моих предков из живописных деревень Калужской и Брянской губерний, разбросали по белу свету, а многих мужчин упекли в ГУЛАГ. Дед, получив для начала десять лет, отбывал их в селе Шушенском, где работал кузнецом и не писал революционных воззваний, а мечтал вернуться к жене и детям. За хорошие трудовые показатели продлили ему положенный срок, и осталось бабушке, скрывавшейся с шестью детьми в московском бараке, на память о погибшем в ссылке муже несколько писем, проштемпелеванных в ленинских местах, да маленькая фотокарточка, сделанная на паспорт.

Мы с мамой уверены, что пережить те страшные времена, помноженные на военное лихолетье, нашей семье помогла только вера в Бога. Бабушка строго соблюдала традиции и каноны старообрядчества ? ведь мы принадлежали к одному из основных его направлений ? поморскому беспоповскому согласию. С малых лет помню праздничные службы в храме на Преображенской заставе, чин и порядок в котором помогали поддерживать чудом избежавшие страшной участи многочисленных сталинских жертв наши близкие и дальние родственники. Какими светлыми и радостными красками встречало пасхальное утро выходящих на ступени церкви богомольцев, торжественно поздравляющих друг друга с Воскресением Христовым! Покоренный благолепием и красотой пасхальной службы ликами древних икон, я невольно задавал себе вопрос, почему так безжалостно разрушаются московские «сорок сороков»? Вид находившегося напротив нашего барака на высоком берегу Москвы-реки Новоспасского монастыря напоминал самые страшные кадры из популярных тогда военных фильмов... Мог ли я подумать, что пройдет не так уж много лет и судьба приведет меня работать в стены этой старой московской обители, где расположен сейчас Всесоюзный институт реставрации?..

Как благодарен я Провидению, помогшему мне, мальчишке из железнодорожных бараков на Павелецкой набережной, с малых лет промышлявшему на станции ведро угля для барачной печки, несколько картофелин, подобранных при разгрузке вагонов, или бутылку подсолнечного масла, выстоянную в длиннющей очереди, когда номер, написанный химическим карандашом на ладони, заходит далеко за тысячу ? благополучно закончить школу, несмотря на постоянные трения с дирекцией, не жаловавшей своевольные поступки и резкие высказывания ученика, в табеле которого при «хороших» и «отличных» оценках за учебу частенько проставлялся «неуд» за поведение и прилежание. Я выдержал вступительные экзамены на искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. Уже по окончании университета, будучи в командировке в Суздале, узнал от находившегося там в ссылке известного теперь ученого Николая Покровского, что группа преподавателей истфака, в которую и он входил, пытаясь облегчить поступление в храм науки подобным мне разночинцам, боролась против блатных абитуриентов ? детей высокопоставленных родителей. Благороден был порыв этих смельчаков, отсидевших потом положенные сроки в лагерях и на поселении, да только все равно среди своих однокашников увидели мы отпрысков Сусловых, Поскребышевых и многих других. На первых порах обучения я увлекся экзотикой, очарованный лекциями профессора Павлова по искусству Древнего Египта. Начал изучать иероглифы, многие часы проводил в восточных залах Эрмитажа и Музея изобразительных искусств, старательно готовил курсовую работу о фаюмских портретах.

А на первую летнюю практику во Владимир и Суздаль повез нас недавно выпущенный на свободу доцент МГУ Виктор Михайлович Василенко. Увлеченно и страстно он рассказывал о скульптурном убранстве Дмитровского и Успенского соборов, поклонился вместе с нами редчайшей древнерусской святыне ? храму Покрова на Нерли, провел по тихим улочкам и монастырям Суздаля. С той поры я собой не распоряжаюсь. Влюбившись раз и навсегда в творчество мастеров Древней Руси, стараюсь служить верой и правдой делу охраны, реставрации и изучения памятников отечественного искусства.

С обучением в университете мне повезло. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. На втором курсе я тяжело заболел, но как только стал передвигаться, получил освобождение от воинской повинности и сразу перевелся на вечернее отделение. Это прежде всего дало мне возможность не посещать кучу ненужных, но обязательных лекций по общественно-политическим наукам, с помощью шпаргалок сдавая необходимые экзамены и зачеты. Зато сколько драгоценного времени освободилось для чтения редких книг, слушания спецкурсов и семинаров, работы в экспозициях и запасниках музеев. А вскоре после моего ухода с дневного отделения читавший нам спецкурс по реставрации произведений искусства Виктор Васильевич Филатов предложил мне место ученика во Всероссийском реставрационном центре.

Я получил возможность непосредственного общения с русской иконой. Под наблюдением опытных учителей, среди которых особенно хочу выделить первоклассного художника-реставратора Евгению Михайловну Кристи, робко и неуверенно на первых порах, я начал осваивать процессы восстановления разрушенных от воздействия времени иконописных образов. Лучшего пути, чем работа реставратора, для проникновения в тайники богатейшего мира древнерусской живописи и представить нельзя. Временами мне казалось, что я совершаю фантастическое путешествие на машине времени, попадая в мастерские псковских и новгородских средневековых иконописцев, присутствую на Празднике окончания ферапонтовских росписей Дионисием с сыновьями, наблюдаю за монтировкой иконостаса Благовещенского собора в Московском Кремле и словно слышу, как старший по возрасту Феофан Грек делает замечания талантливому ученику Андрею Рублеву.

Двадцать счастливых лет провел я под сводами Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке, куда в 1941 году переехали Центральные реставрационные мастерские, расформированные в период предвоенных репрессий. Здесь все напоминало о духовном подвиге основательницы ? великой княгини Елизаветы, причисленной позднее к лику святых. Чудом сохранились почти все монастырские постройки и остатки богатого некогда церковного сада с фонтаном»; на стенках Покровского храма в первозданной чистоте сияли драгоценные краски нестеровских росписей, а помощник великого мастера Павел Корин, принимавший непосредственное участие в их создании, некоторое время был художественным руководителем нашиx мастерских. Нередко вместе с ним навещала бывший монастырь его супруга Прасковья Тихоновна, с детских лет принимавшая послушание в руководимой св. Елизаветой обители. Не хочется сейчас вспоминать о бесконечной веренице директоров, регулярно спускаемых к нам по воле руководства Министерства культуры. Поступки их могли бы описать лишь Гоголь и Салтыков-Щедрин.

Один из этих «глуповцев» умудрился отметить очередной юбилей Советской власти тем, что заставил слесаря спилить орнамент на дверных ручках Покровского храма, изготовленных известным мастером Ф. Мишуковым и через день после «славного» уничтожения появившихся в иллюстрациях одного из томов истории отечественного декоративно-прикладного искусства. Предав забвению двуглавых орлов на музейных реликвиях, горе-директор на этом не остановился и немного погодя уволил с работы Павла Дмитриевича Корина, поставив последнему в вину нерегулярные появления на службе.

Стараясь как можно реже попадаться на глаза не в меру ретивым директорам и их услужливым прихвостням, возглавлявшим партийные и общественные организации мастерских, я охотно уезжал из Москвы в служебные командировки, добрую половину из двадцати лет работы на Ордынке проведя далеко от столицы. Суздаль, Новгород, Псков, Рязань, Вологда, Ростов, Ярославль, Кижи, Кострома... Благодаря постоянным разъездам по России я получил реальное представление о своей родине, на себе узнал заботы и нужды, которыми живут люди в русской провинции. Занимаясь изучением многочисленных художественных школ Древней Руси, я отчетливо представил себе масштабы направленного истребления памятников архитектуры и искусства, имевших не только национальное, но и мировое значение. Составление реставрационной описи всех произведений древнерусской живописи XII ? XX веков из музеев РСФСР, предпринятое мною вместе с профессиональными помощниками из московских мастерских и сотрудниками провинциальных древлехранилищ, еще раз убедило меня в количественной ничтожности сохранившегося до наших дней богатейшего некогда наследия старых мастеров. Одновременно я смог воочию убедиться в мужестве, стойкости и бескорыстии тех, кто несмотря на систематические запреты и приказы со стороны начальства местного и вышестоящего, в прямом смысле слова спас от гибели то немногое, чем должны мы гордиться и что останется в наследие потомкам.

Русская провинция... Как много значит это понятие не для одной только России, но и для всего человечества. Не квасной патриотизм, а подкрепленная многочисленными историческими фактами, подлинными документами осведомленность и личный опыт позволяют мне быть уверенным в будущем русской провинции.

Конечно, и провинция российская сегодня далеко не похожа на тот мир, который посчастливилось мне лет тридцать назад застать в патриархальных Вологде, Суздале, Костроме, Ярославле и других городах, не до конца уничтоженных молохом революции очагах нашей государственности. Дискотеки, порновидео, атрибуты иностранного туризма сделали свое грязное дело. Отцы и деды ушли из жизни, унеся в могилу вековые заветы и традиции, а потомки не в силах устоять перед всепоглощающим шквалом «массовой культуры», навязанной смутным временем.

И несмотря на все эти удручающие обстоятельства, именно в провинции русской вижу я надежду и спасение Отечества. Провинциальным музеям, хранящим историко-культурное наследие и объединяющим вокруг себя современных художников, историков, археологов, могут позавидовать столичные собратья.

Об одном из заветных уголков России мне и хочется рассказать в этих заметках.

Именно в российской глубинке начинают возрождаться могучие традиции церковной истории и культуры.

Псковская земля богата древними памятниками. В вековой тишине непроходимых лесов, на ярких коврах заливных лугов, по берегам быстрых речек, над бескрайними озерными гладями или просто посреди широких полей разбросаны неповторимые архитектурные творения псковских зодчих. Драгоценные россыпи сокровищ древней псковской культуры привлекают современного путешественника высокими художественными качествами, органичным слиянием памятников архитектуры с окружающей природой, мастерством исполнения, строгостью форм, тонким вкусом. Общие принципы и незыблемая закономерность в строительстве не мешали псковичам создавать непохожие по своему многообразию монастырские постройки и жилые дома, княжеские дворцы и церкви, монументальные здания кафедральных соборов и неприступные оборонительные сооружения.

Знакомство с древнерусским городом начинается обычно в тот момент, когда подъезжаешь к нему издалека. Каждый старый город открывается своеобразным пейзажем-вступлением, отражающим в себе, как в зеркале, основные элементы архитектурного облика этого города. В таком пейзаже фокусируются художественные устремления зодчих, веками создававших живописную панораму города.

По дороге на Новгород путешественник невольно залюбуется лаконичными силуэтами церквей, разбросанных среди просторных окраин древнего города. Залюбуется и никогда не забудет эту типично новгородскую картину, нарисованную уверенными, сдержанными штрихами. Задолго до въезда в городские ворота можно видеть вологодскую Софию, господствующую над белоснежными храмами, которые словно застыли у самой кромки тихих вод реки Вологды. Суздальская панорама возникает неожиданно, после того как глаза устают от пристального высматривания контуров города среди вольготных просторов владимирского «ополья».

В Псков ведут разные дороги. Троицкий собор виден со всех сторон, задолго до въезда в город. Но своеобразная прелюдия к величественной музыке древнего Пскова наиболее открыто и торжественно звучит в Изборске, «псковском пригородке», расположенном в тридцати километрах к западу от города. Здесь начинается история Псковского княжества, здесь свершались легендарные дела и события общерусского значения. Город-крепость выдержал столько нападений, так много дней и ночей провел на осадном положении, что недаром зовется в письменных источниках «железным городом». У его стен в течении многих веков пробовали силы лучшие воинские отряды Европы, но все ловцы военной удачи испытали горечь поражения и возвратились в родные страны «со многим стыдом и срамом».

Ушли в прошлое годы тяжелых войн и постоянных набегов. Изборск потерял былую славу защитника западных рубежей Русского государства. Мирная жизнь с ее повседневными заботами окружила стены могучей крепости. В Старом Изборске цветут сады, на труднообрабатываемых землях голубеет лен, зреют хлеба. И все же именно в Изборске псковская история воспринимается необычайно остро, а крепостные стены живо напоминают о далеких событиях, волновавших средневековый мир.

Изборск принадлежит к числу тех исторических мест России, которые время словно обязалось сохранить в первозданном виде. В Изборске все заповедно: небо, земля, пейзаж и конечно же исторические памятники. Люди, живущие в изборских окрестностях, чтут древние легенды и соблюдают традиции, передаваемые от поколения к поколению. Хорошая слава живет долго, и местным крестьянам есть чем гордиться. История каждой крепостной стены, маленькой часовни или ажурной звонницы рассказывает о боевых подвигах изборян.

Мужественная красота присуща внешнему облику Старого Изборска. Она складывалась на протяжении столетий. Незримое могущество окутывает склоны Жеравьей горы. Здесь нет места сентиментальному, идиллическому настроению, ибо красота в Изборске скрыта в самых простых вещах, она совсем земная и присутствует в явлениях обычных, повседневных. Созданные руками людей крепостные стены, жилые дома, храмы и часовни Изборска не просто вписаны в окружающую их природу. Они принадлежат ей, они ? неотъемлемая часть изборского пейзажа. Поэтому Изборск не поражает диковинными формами и колоссальными размерами, на изборских холмах ничто не нарочито и не заставляет изумляться. К крепостям Изборска нужно привыкать постепенно, и тогда раскрывается их потаенный смысл. Чтобы понять красоту Изборска, необходимо пожить у его стен хотя бы недолго, просыпаться по утрам вместе с жителями сложенных из местного известняка домов, ходить пешком в Сенно, чтобы услышать колокольный звон действующей звонницы XVI века, посетить Мальский монастырь, часами говорить с рыбаками, так много знающими и так охотно рассказывающими об изборской истории. Древний Изборск радушно принимает всех, кому дорога и близка древняя культура народа.

Человек, однажды посетивший Псков, обязательно сюда вернется или будет мечтать о встрече с этим городом. Псков поражает обилием древних памятников. Церкви и жилые постройки прошлых веков появляются на улицах неожиданно, заставляя сначала удивляться, а потом становятся привычными и восхищают законченностью и лаконичностью архитектурных форм.

В Пскове время течет незаметно. Дни кажутся длинными, подчиненными спокойному, величавому настроению местной природы. И размеренность здешней жизни заставляет забыть о повседневной суете. В Пскове не хочется торопиться ? торопливость неуместна рядом с вечностью. Особенно величав город в солнечные летние дни. Белые стены соборов впитывают лучи солнца и становятся почти прозрачными на фоне голубеющего неба, никогда не бывающего ярким. Звуки, шумы центральных улиц растворяются в жарком мареве и не долетают до маленьких улочек, перечерченных неподвижными тенями высоких звонниц и куполов церквей.

Нередко я задаю себе вопрос, почему именно Псков влечет меня к себе с особой силой. Ведь другие древнерусские города тоже богаты чудесными памятниками, и талант их создателей не уступает умению псковских мастеров. И все-таки Псков привлекает к себе больше. Многолетнее знакомство с городом дало единственно правильный, как мне кажется, ответ: причина привлекательности Пскова для современного путешественника кроется в неповторимом укладе здешней жизни. Древние памятники Пскова органично вплетаются в канву повседневного бытия, без них нельзя представить современный город. В Пскове живется и дышится легко. Приехав сюда, перестаешь чувствовать себя туристом. Древности Пскова располагают к более интимному отношению. Псковская старина ? ненавязчивая, неброская, однако вселяющая душевное спокойствие и навсегда запоминающаяся. У путешественника постепенно появляются в городе любимые места, ансамбли и отдельные памятники. Наступает тот момент, когда город делает из созерцающего музейные редкости человека полноправного своего гражданина, которому близки и понятны малейшие нюансы городской жизни.

Древний Псков в том виде, как он предстает перед современным зрителем, отличается прежде всего эпической величавостью и монументальным строем внешних форм. Старые постройки связаны между собой чисто псковской спецификой архитектуры. Они дополняют друг друга. Каждой из них, подобно инструментам в большом оркестре, время отвело свою партию, всегда значительную, которую не выбросишь из партитуры.

Любое средневековое здание, будь то церковь, жилой дом, репостная башня или звонница, доведено до максимальной законченности, индивидуально решено древними зодчими. От стен псковских сооружений исходит могучая сила, и нет сомнений, что возводили здешние дома и храмы мастера, хорошо знакомые с основами архитектурного творчества.

Река, а вернее реки играли и продолжают играть важную роль в жизни Пскова-города, в становлении его внутреннего бытового уклада и внешнего облика. Они дополняют друг друга ? полноводная, широкая Великая и неглубокая, извилистая, быстрая на перекатах Пскова, впадающая в Великую у стен кремля.

Люди, согласуясь с природными условиями, использовали реки для различных целей. Берега Великой ? реки судоходной, соединяющей Псков с внешним миром, ? были застроены торговыми домами, крупными монастырями и пристанями. В центре города водную гладь пересекала паромная переправа, отчего стоящую рядом церковь называли Успеньем от Парома. На крутых, обрывистых спусках Псковы возводились приходские церкви, небольшие жилые постройки, ремесленные мастерские, и лишь громада Гремячей башни со стенами (необходимое оборонительное сооружение) нарушала уют и провинциальное спокойствие, царящие на берегах маленькой речушки, заросших густой травой.

С реками связаны многие события в жизни столицы Псковского княжества. Главные городские окраины в древности нарекли: Завеличье и Запсковье, и названия эти сохранились по сей день.

Историко-художественные музеи в старых русских городах являются своеобразными центрами по изучению культурного наследия прошлого. Сотрудники музеев тщательно собирают и хранят археологические предметы, исторические документы, произведения живописи и скульптуры. Богатая интересными и значительными событиями жизнь древнерусского города словно оживает и заново проходит перед глазами посетителей местного музея. В результате работы в фондах музеев-заповедников наши ученые сделали немало важных археологических и исторических открытий.

Уникальные памятники изобразительного искусства, выставленные в залах новгородского, суздальского, вологодского, ростовского, кирилловского и других крупных древлехранилищ, могут принести славу любому музею мирового значения.

Создание и устройство переферийных музеев ? это история охраны и восстановления памятников старины на местах. Неотъемлемой частью исторических судеб древних городов стали имена людей, участвовавших в основании лучших музеев России. Благодаря стараниям и умению ученых-энтузиастов неповторимые творения старых мастеров доступны теперь широкому кругу зрителей. Ошибки, неизбежные при такой ответственной работе, как устройство экспозиций и запасников, полностью искупаются окончательными результатами благородного труда талантливых специалистов. О создателях местного музея в каждом древнерусском городе говорят с уважением и испытывают к этим людям чувство глубокой благодарности.

Музей во Пскове создавался в первые послереволюционные годы. Губернский комитет, образованный сразу после освобождения Пскова от иностранных интервентов, выполняя декрет об охране памятников, начал брать на учет произведения живописи, скульптуры и прикладного искусства. В фонды будущего музея поступали первоклассные памятники из частных коллекций. Древние иконы, недоступные ранее для обозрения, исследовались специалистами и также ставились на музейный учет. В Псков приходили посылки из Государственного художественного фонда, музея Императорской Академии художеств и Третьяковской галереи. Многие из поступивших тогда в Псков произведений заняли впоследствии достойное место в экспозиции местного музея.

Псковский музей продолжает пополнять свои коллекции. Расширяются старые разделы, открываются новые экспозиции. Научные сотрудники музея изучают уникальные памятники, устраивают выставки, публикуют образцы псковского изобразительного искусства. Тематические выставки настолько полно и интересно освещают отдельные периоды художественной культуры древнего Пскова, что некоторые из них действуют постоянно, привлекая широкое внимание посетителей. Так, в последние годы открылись отделы древнерусской живописи, прикладного искусства, рукописной книги, народного творчества.

«...Недалеко время, когда псковская школа предстанет перед нами, быть может, с такими же легко определимыми оттенками, какие мы сейчас различаем в школе новгородской». Эти строки написаны академиком И. Э. Грабарем почти полвека назад. Послевоенная работа реставраторов показала, что предвидение ученого было вер- ным. Экспозиция древнерусской живописи в псковском музее почти на три четверти состоит из икон, прошедших реставрацию совсем недавно. Правда, лишь некоторые из них относятся к рангу первоклассных, но значение каждого выставленного произведения для псковской школы трудно переоценить.

Почти все памятники, отреставрированные уже после войны, вывозились оккупантами в Германию и были возвращены нашей стране по мирному договору. Такова судьба и великолепной иконы «Сошествие во ад», которая безусловно принадлежит к числу классических образцов древней живописи Пскова. Надо отметить, что она написана на излюбленный местными мастерами сюжет. Если сопоставить в количественном отношении известные нам псковские иконы, то памятники с изображением «Воскресения Христова» («Сошествие во ад») займут в такой таблице первое место. Здесь достаточно напомнить первоклассные иконы «Сошествие во ад», принадлежащие Третьяковской галерее и Русскому музею. Кроме чисто псковской системы построения ликов, сама композиция полностью соответствует иконографическому изводу, характерному только для изобразительного искусства Пскова. Чисто псковской особенностью является на вновь открытой иконе ряд фигур святых, представленных в верхнем ярусе композиции.

Псковичи любили вместе с основным изображением помещать фигуры церковных деятелей, соименных заказчику или связанных косвенно с какими-либо событиями в жизни города. Икона «Сошествие во ад» датирована первой половиной XV века. Характерные признаки сближают ее с известными памятниками и произведениями, созданными в последующие десятилетия.

Чем же так знамениты псковские иконы? Где кроется секрет неповторимости и оригинальности творчества псковских художников? Почему их произведения невозможно спутать или отождествить с образцами, написанными в других русских городах?

Ответить на такие вопросы просто и одновременно сложно. Просто ? потому, что внешние признаки псковской школы легко отличимы от характерных особенностей искусства мастеров, работавших в других областях Древней Руси. Любая деталь псковского почерка, даже если она заимствована и перенесена в произведение художника совершенно иного направления, сразу бросается в глаза. Псковичи же, окруженные памятниками искусства самого различного происхождения, умели использовать для работы приемы, оставаясь приверженцами только одного стиля ? стиля псковского, рожденного и взлелеянного на местной почве. Иногда даже поражаешься, изучая псковские иконы, той стойкости и прочности традиций, которым следовали здешние мастера.

Псков ? город, живший в средние века насыщенной, бурной жизнью. Псковичи никогда не замыкались в пределах своего княжества. Улицы здешних городов видели людей, приезжавших из разных уголков земли. Псков торговал, воевал, строился, разрушался и вновь строился, приглашая нередко в помощь иноземцев, которые помогали вершить дела политические, а также давали советы, как лучше строить храмы, дворцы, крепкие стены оборонительных сооружений. Но странное дело: если новгородские мастера, чей родной город имел не менее оживленные связи с другими областями средне- векового мира, охотно пользовались достижениями чужеземных собратьев по искусству, псковичи были непреклонными и последовательными в каком-то пуританском отношении к сохранению местных традиций. Получив основные уроки от византийских мастеров, художники древнего Пскова разрабатывали на протяжении многих десятилетий свою систему иконописи, учитывая и осмысливая малейшие нюансы трудного, высокого долга служения духовному искусству.

В псковской иконописи все отличается самостоятельностью, оригинальностью и неповторимостью. Начиная со способа обработки доски и кончая структурой построения ликов, псковский художник стремился не выйти за рамки принятой в псковском искусстве системы. Почти все псковские иконы XIV века ? классического периода в истории этой школы ? написаны на сосновых досках, сработанных и скрепленных между собой с помощью таких похожих столярных приемов, что кажется, один умелый ремесленник руководил их изготовлением. Левкасные грунты также абсолютно специфичны в псковских иконах. Они нанесены на деревянную основу плотными слоями, поверхность левкаса не зашлифована под стекло, как, например, в суздальских образцах, а отличается шероховатой, неровной фактурой. Левкашение икон в древнем Пскове напоминает принцип обмазки церковных построек города штукатуркой, положенной свободно и неравномерно, вылепленной руками строителей, не заботившихся о наведении особого глянца. Подобный способ обработки грунта придает внешнему виду псковских икон особую простоту и делает более живописными красочные плоскости. Благодаря вот такому «ручному» левкашению достигается впечатление свободной построенности иконы, настолько иллюзорно выглядит верхний слой грунта, будто сейчас положенной иконописцем.

Псковские художники ? недосягаемые мастера колорита. Кроме умения использовать лучшие достижения современной им живописи в искусстве цветовых построений, они и здесь оказались оригинальными творцами. В мастерских древнего Пскова пользовались охотно красками местного происхождения, и псковскую палитру с полным правом можно считать единственной в ее цветовой оригинальности.

Местные иконописцы, судя по сохранившимся памятникам, ограниченно и скупо применяли золото, особенно на раннем этапе становления псковской школы. Листочки золота заменяла желтая краска, добываемая тут же, во Пскове. Покрытые ею фоны древних икон кажутся более воздушными и легкими, чем плотные золотые поверхности византийских и новгородских образцов. Псковичи так же, как и в процессе левкашения, наносили желтую краску свободно, неравномерными плоскостями, так что нередко можно видеть следы движения кисти. Фоны псковских икон светятся изнутри. Пламенеющая краска становится особенно живой, когда рассматриваешь псковские памятники при горящих свечах, на свет которых и рассчитывали старые мастера при написании иконы. Не менее замечательна и зеленая краска местного происхождения, присутствующая чуть ли не во всех древних псковских иконах. Она обладает удивительной материальностью и насыщенностью. Псковичи применяют ее, умело варьируя плотность красочных слоев и силу звучания цвета.

Манера письма художников древнего Пскова поистине уникальна. Псковскую икону, созданную в XIV ? XV веках, сразу выделишь среди других произведений средневековой живописи. Никто из современников не мог написать такие лики, которые смотрят с икон древнего Пскова. Да, они, вероятно, казались мастерам остальных русских городов странными, далеко не соответствующими традиционным представлениям и канонам изображения святых. Необычайная экспрессия, переходящая в фанатизм духовный, обдуманный, а не внешний, исступленный, передавалась псковичами с помощью контрастного сопоставления цвета и света, осмысленной деформации линии рисунка и красочных плоскостей. Динамичные ходы имеют свое продолжение в конструктивном построении фигур на псковских иконах. Художники любят фиксировать моменты энергичного движения, продиктованного внутренними силами и руководимого какими-то незримыми центрами. В динамике псковских икон абсолютно исключен момент суетности, авторы никогда не дают бессмысленно раскручиваться основной пружине, все время сдерживая ее потенциальный порыв. Пробелы, отмечающие складки одежды на псковских живописных образцах, хотя и далеки от строгой геометрической системы византийских прототипов, отнюдь не выглядят небрежными и хаотическими, так как они подчинены воле художника, глубоко чувствующего предельные грани возможного и невозможного, допустимого и недопустимого каноном.

Продолжение следует.