ЖЕРНОВА - Экономика

Меню сайта

Категории раздела

Бизнес-новости [504]

Бизнес и финансы [952]

Экономика [5601]

Статистика

Форма входа

Старая форма входа

Главная » Статьи » Бизнес » Экономика

ЖЕРНОВА

От жуткого, пронизывающего холода, кажется, нет спасения. Мороз за сорок и резкий ветер пробирают насквозь, хотя и надел на себя все, что мог. Тех заключенных, кого еще не доконал голод, косит беспощадная полярная стужа. Его не пощадила тоже: обморозил ногу.

В свои почти восемь десятков лет Михаил Михайлович Галкин выглядит все еще браво: сухощав, подтянут, походка быстрая, речь скорая, память цепкая. Не отпускает от себя события далекой юности, которыми давно бы пора не бередить душу. Но не забываются… Судьба иногда сделает такой резкий зигзаг, который не спрямляется всю оставшуюся жизнь. Жестокое время не одному ему уготовило суровые испытания.

Галкин – коренной тверичанин. Родился на Пролетарке в 1926-м, когда Тверь еще не стала Калинином. Здесь ходил в школу, потом поступил в индустриальный техникум. Пережил два страшных месяца вражеской оккупации. После освобождения от фашистов обстановка в городе оставалась тревожной. Для поддержания порядка был сформирован истребительный батальон из местных жителей. Пятнадцатилетний студент техникума Михаил Галкин записался туда добровольцем. Службу нес, не прекращая занятий. Патрулировали улицы, охраняли важные объекты. Но все это не казалось делом опасным – паренек рвался на фронт. Призвали в сорок третьем. Просился на флот, куда подходил по всем статьям. Кроме одной – пребывание на оккупированной территории. Из-за этого в моряки не взяли, как будто он по своей воле на оставленной врагу территории оказался. Галкин стал танкистом. Вернее, стать им еще предстояло – направили в учебный полк, расквартированный в Сибири. Уже был виден конец войны, от скороспелой подготовки к тому времени отказались, учили курсантов основательно.

Галкина сначала готовили на механика-водителя танка. Потом начальство решило, что грамотный парень больше подойдет на радиста. Стал переучиваться. В учебном полку из-за этого задержался, на германский фронт уже не успел. А тут объявили войну с Японией. Здесь Галкин сражался от первого до последнего дня. И почти все время в наступлении: война ведь была скоротечной.

Тот бой запомнился особенно. По фронтовым условиям танкистов пересадили на самоходные артиллерийские установки. Башни у них нет, наводить пушку сложнее, чем в танке. И попадать в цель сложнее. А цель вот она – вражеский бронепоезд, поливающий огнем наши подразделения. Атака захлебывалась. Видя, что у товарища не все ладно с меткостью, снаряды ложатся не туда, Михаил сел к орудию сам. Еще в учебном полку в точности стрельбы ему, радисту, практически не было равных. И вот наука пригодилась. Навел пушку, выстрел – попал! Еще один – снова в цель. Галкин в том памятном бою один уничтожил целый бронепоезд.

За это явно полагалась награда. Но не получил. Не всем на той войне доставались ордена и медали. Галкина тоже обошли. Возможно, полагает Михаил Михайлович, он и был тогда представлен, и наградные документы вовремя оформили, но орден, как говорится, не нашел героя. Тот был уже далеко. Фронтовик оказался в заключении.

Война уже закончилась, прошло первое ликование одержанной победой. Был уже 46-й год, вчерашние фронтовики расслабились, чувствовали себя вольготнее, ждали отправки по домам. Дисциплина расшатывалась. Галкин, смолоду не отличавшийся робким характером, выступил на комсомольском собрании, покритиковал командиров. Знал, это не понравится, но что так для него обернется – предположить не мог. Галкина арестовали. Его осудили по страшной 58-й статье как врага народа. Уже после вынесения приговора переквалифицировали на другую статью – за подрыв дисциплины в армии. Тоже мало хорошего – дело все равно политическое. Срок не изменили: получил недавний фронтовик шесть лет лагерей.

Загремел на самый север Чукотки. Места дикие, для человеческого существования не приспособленные. Но нашли здесь геологи месторождение редких металлов, очень нужных стране. Добывать их предназначалось заключенным. На руднике люди больше шести месяцев не выдерживали, мерли сотнями. Замерзшие трупы кое-как упрятывали в скованную вечным холодом землю.

Галкину посчастливилось: на рудник не попал. Поставили на строительство дороги. Здесь было мало легче: труд адски тяжелый, а нескончаемое испытание морозом просто изматывало. Кормили скудно. Человек на глазах превращался в доходягу. Такой конец ждал и Галкина.

Михаил Михайлович считает, что еще легко отделался. Обморозил пальцы на ноге, попал в больницу. Там было получше с питанием, истощенный организм стал понемногу восстанавливаться. Добрые люди помогли перевестись на работу в пищеблок, где он по-настоящему отъелся. Взаимовыручка, вспоминает Галкин, многих спасала в той ужасной обстановке. К фронтовикам было особое отношение, даже со стороны отпетых уголовников. И лагерный персонал держался с участниками войны уважительно.

На Чукотке наш герой встретился с людьми, чья судьба дала еще более крутой зигзаг, чем его собственная. Один из зэков по фамилии Мухин воевал с фашистами, попал в окружение, был захвачен в плен и отправлен в лагерь на оккупированной французской территории. Бежал, сражался с общим врагом в рядах Сопротивления. После войны, поверив в россказни советских представителей, вернулся на родину. И сразу же угодил на 15 лет в лагерь.

В числе заключенных, отбывавших срок вместе с Галкиным, были такие, кто фашистские застенки сменил на наши. И они поневоле сравнивали то и другое. Конечно, по масштабам истребления людей гитлеровская карательная машина не знала себе равных. Но за условиями содержания узников фашисты следили, минимальные санитарные нормы все же блюли. Наверно, из-за природной немецкой педантичности. Здесь же, в лагере на берегу Чукотского моря, заключенные всю долгую полярную зиму не мылись – негде было. Забывали, что такое стрижка и бритье. Ночевали в палатках, где сутками топились самодельные печки из железных бочек, раскаленные докрасна. Спали на нарах, покрытых оленьими шкурами, не снимая верхней одежды. Портянки сушили, укладывая на ночь под себя. Скотское существование! Донимали вши, мучила цинга. Уцелеть можно было самым стойким характерами, крепким физически. И если повезет.

Фортуна вновь оказалась к нему благосклонна. Товарищи похлопотали о переводе Галкина в ремонтно-механическую мастерскую. Работа не на улице – уже огромное преимущество. Но главное везение было не в этом. Галкин с его знаниями, природной смекалкой, умелыми руками оказался на своем месте. Стал в полтора раза перевыполнять норму, получать усиленный паек. При таких показателях год заключения шел за три. Срок его сократился на четверть – из шести лет отбыл в лагере четыре с половиной. Целых четыре с половиной года за колючей проволокой по сути ни за что.

Бывший узник ГУЛАГа сегодня с тревогой отмечает изменение настроений в обществе, новые попытки обелить сталинский репрессивный режим, оправдать миллионные жертвы геноцида против собственного народа исторической необходимостью. Он находит подобные рассуждения кощунственными. Подобным образом могут думать те, кого не перемололи эти безжалостные жернова, кому незнакомо чувство сострадания к невинно пострадавшим от репрессий.

Он до сих пор не забыл настороженного, подозрительного к себе отношения со стороны официальных лиц после возвращения из лагеря. Простые люди оказались добрее. Многие приняли участие в устройстве его судьбы. Парню почти 25, а нет, как говорится, ни кола, ни двора. Удалось устроиться в лабораторию вагоностроительного завода, где стал классным металловедом. Это пригодилось в последующей работе на ТЭЦ-1 и особенно на предприятии тепловых сетей областной энергосистемы, которой отдано более 30 лет жизни. Развитие магистральных теплотрасс в Твери все эти годы шло при его деятельном участии. Подал и осуществил десятки рационализаторских предложений. А что заслужил за многолетнюю работу? При приватизации «Тверьэнерго» Галкина акциями обделили, как он считает, из-за принципиального характера. Это, впрочем, уже другая история, требующая отдельного подробного разговора, к которому мы, возможно, вернемся.

Лагерный срок многое отодвинул в его жизни. Поздно, в 33 года, завел в семью. Прежде надо было стать на ноги, приобрести профессию, закончить образование. Получив заочно диплом вагоностроительного техникума, попробовал поступить в институт, подчиненный секретному ведомству. Предложили заполнить анкету на четырех листах, в которой вновь всплыли лагерь, политическая статья. Документы не взяли. Пришлось довольствоваться общедоступным вузом.

Спустя много лет сын Сергей, закончив престижный институт электронной промышленности, задумал остаться здесь же в аспирантуре. Опять многостраничная анкета, в ответах на которую не утаил подробностей отцовской биографии. Они, предполагает Галкин, и помешали сыну стать ученым.

Как ни удивительно, Михаил Михайлович на судьбу не жалуется. Прожитым в общем доволен. Душой старался не кривить, всего добивался собственной головой и своими руками. Трудностей хватило, но перенести можно все. Кроме неправедного наказания. Реабилитации он дождался лишь спустя почти сорок лет, на самом закате горбачевской перестройки. Тогда жертвы политических репрессий переставали быть изгоями, государство признавало вину перед ними. Было ли это признание искренним и будет ли долгим, Михаил Михайлович уже не уверен.

Вплотную с нуждами товарищей по несчастью он столкнулся, пробыв два года председателем объединения жертв политических репрессий. В Твери их живых осталось чуть более ста. Двадцать человек повторили его путь - с фронта в лагеря. Люди в большинстве своем одинокие, небогатые. Лучше всего скрашивают их существование встречи, воспоминания о пережитом. На чай- сахар нужны деньги. И скромные подарочки к праздникам согревают сердца. Все два года на общественном посту Галкин пытался добыть денег, чтобы как-то порадовать настрадавшихся ветеранов. Благодаря напористости скромные средства доставал. Но неудачи преследовали чаще. Написал письма трем десяткам тверских предпринимателей с просьбой о финансовой поддержке. Ответ пришел всего один – с отказом, остальные посчитали лишним сделать и это. Обращался и в международные гуманитарные организации. Реакция примерно та же. Узнал, что в Фонде Сороса предусмотрены средства для помощи пожилым обездоленным людям. И здесь не вышло. Проявив настойчивость, выяснил, что деньги по этой статье выделены на … половое воспитание московских школьников.

Бывших репрессированных потихоньку вытесняют на обочину. С введением закона о монетизации льгот эти люди (в нашей области их всего полторы тысячи) попали в региональные списки, в федеральном для них места не нашлось.

Недавно Михаил Михайлович ездил в Москву, пробыл почти неделю в знаменитой федоровской клинике. Глаз ему прооперировали бесплатно как участнику войны. Жертвам политических репрессий такая привилегия не положена…

Евгений ШИМИН

«Тверьтепло»: успеть к холодам

«Горячая линия» по качеству капитальных ремонтов