Издания журналов

(=h2=)Хоть книга и кажется пассивным предметом, целиком зависящим от того, кто держит его в руках, неверно было бы совершенно отрицать у нее

собственную жизнь. Книги жили и живут своей жизнью, позади у большинства из них удивительная одиссея, порой они чудом избегали смерти, на них остались рубцы и шрамы. Но очень редко им выпадает счастье вернуться туда, где они были задуманы, созданы и выпущены в свет. Эта мысль посетила меня в букинистическом магазине в гостинице «Метрополь» — с той ее стороны, что выходит на улицу. Там были издания журналов «Весы» и «Гриф», поврежденные, но спасенные, потрепанные, но не брошенные в беде, и стояли они на стеллаже как раз в том здании, где до революции размещались редакции этих журналов. Но странствия во времени не кончаются. Откуда появляется ощущение, что тебе нужна именно эта книга? Мне кажется, дело не только в волнении, охватывающем нас при взгляде на руины, а, скорее, в надежде на то, что владение, прямое присвоение позволит нам вступить через посредство книжного материала в контакт с автором, материализовать и его облик; качество тут играет не главную роль — у репринта оно может быть выше. В конечном счете мы надеемся, что на нас или любого временного обладателя, который сделает приобретенную книгу частью своего ближайшего окружения, упадет нечто от блеска или духа того времени. Это также попытка остановить только что пробужденное время, с помощью иллюзии задержать его навсегда.

Изменение ситуации

Даже провал хождения в народ произошел на фоне волнений в деревне; даже у самого отчаянного террориста-цареубийцы за спиной были университет в качестве территории отступления и общественное мнение, медленно, но верно обращавшееся против самодержавия. Сегодня, как мне кажется, эта опора по многим причинам сократилась, и уже не существует прогрессивной «золотой середины», в которой с таким комфортом можно жить на Западе. Конечно, в Москве у меня не было дискуссий о словах Гегеля, но, по сути дела, дискуссии о книгах Александра Зиновьева вращались как раз вокруг этой дилеммы. Реакция у всех была поразительно схожей: это лучшая критика и в то же время лучшая апология советского общества. Но что означает диагноз, признание которого подразумевает признание статус-кво? Давно наступила новая эпоха «лишних людей», чью энергию истощает, сдерживает, подавляет чудовищная, хищническая эксплуатация таланта, мастерства, жажды действия, воодушевления.

«Репрезентативность» таких людей, как Герцен и Сахаров, на которых деспотизм демонстрирует свои косность и жестокость, не столь важна, главное, что они действительно есть. Уже одно наличие подобного поведения обещает в будущем изменение ситуации.